Татьяна Веденская
Утро после «Happy End»
Часть первая
Лекарство от скуки
Глава 1
О моих мечтах
Все люди живут ради каких-нибудь целей. Мало найдется на свете тех, кто живет просто так, не думая о том, чего он хочет достичь. Может, какие-нибудь святые или бездомные бродяги, греющиеся на вокзалах. Кстати, очень может быть, что те и эти – близкие родственники. И те и эти следуют своему пути. Мужчины, заткните уши. Насколько я знаю, у вас сводит от скуки лицо, стоит вам только услышать слова «карма», «внутреннее «я» или «путь к себе». А зря. Последнее, кстати, – очень неплохой магазинчик, в котором можно найти сувениры на все случаи жизни. Но возвращаюсь к целям. Нельзя же считать, что святые живут бесцельно. Просто их цель лежит за гранью нашего грешного понимания, вот и все. Мы же живем гораздо более приземленно и мечтаем: а) накопить на машину, б) прогулять работу (чтобы ничего за это не было) или с) как-то умудриться купить себе ботинки в «Саламандре», чтобы муж об этом ничего не узнал. В принципе даже сообразить на троих, тоже своего рода цель, не правда ли? У меня в жизни есть несколько глобальных целей и много-много второстепенных. Главной целью для меня, как для любой умной, современной и политически грамотной женщины, является познание себя и мира. Но эта глобальная цель пока что исполняется только путем аналитических выпивонов с подругами и прохождения всяких психологических тестов из умных журналов и сайтов Интернета. Так что можно сказать, что на пути познания себя и мира я пока продвинулась не очень. Второй глобальной целью для меня было обретение счастья в любви, что естественно, как мне кажется, для любой женщины. С этой целью у меня был полный порядок, так как я была замужем вот уже четыре года. И все четыре – успешно и счастливо. До такой степени счастливо и успешно, что местами мне становилось даже немного скучно.
– Дура ты, Полинка. Счастья своего не понимаешь, – говорила мне моя самая близкая подруга Динка, у которой тоже имелись сходные с моими глобальные и не глобальные цели. Именно у нее дома в основном я познавала себя и мир.
– Все я понимаю, – отмахивалась я.
Я и правда все понимала. Но, как собака, не могла выразить словами, до какой степени мужчины в целом и мой конкретный определенный муж, в частности, не отвечают всей глубине моих духовных потребностей. Правда, четыре года назад Костя (это мой муж) показался мне ответом на все мои молитвы сразу и на каждую в отдельности. Серьезный, немногословный, ответственный, с хорошей работой и с красивыми тонкими чертами умного лица. Он обстоятельно ухаживал за мной, одаривая соответствующим количеством цветов и билетов в театр, и вовремя произносил нужные слова типа «а не пожениться ли нам, дорогая». Остальное я благополучно придумала сама. Я смогла вообразить, что у нас с Костей невероятно близкие и душевные отношения. Ну как же, ведь мы с ним как-то раз обсуждали морфологию и фонетику русской матерной речи! Почти целую ночь, между прочим.
– Этого мало, – предупреждала меня Динка Дудикова, страшная пессимистка во всем, что не касается лично ее.
– Нет, он чуткий! Внимательный! Щедрый! – убеждала я подругу (а заодно и себя).
Мне это удалось, однако жизнь все расставила по своим местам. Оказалось, что букеты, конфеты и билеты в театр Костя держал только в качестве арсенала для завоевания женщины его мечты (меня).
– Дорогая, зачем идти в театр? Сегодня по Первому каналу Познер! – огорошил он меня практически сразу после прекрасного медового месяца на берегу Красного моря. Это путешествие, если можно так выразиться, триумфально завершило все то прекрасное, что было в наших отношениях. Дальше начались суровые будни. Оказалось, что премьера в «Современнике» интересует моего мужа куда меньше, чем Кубок кубков, и что Константин Яковлевич достаточно замкнут и не склонен к долгим задушевным разговорам по ночам. Более того, он даже плохо переносит долгие разговоры по ночам не с ним. Телефонные разговоры его бесили не меньше.
– Дорогая, мне рано вставать. Не могла бы ты завтра обсудить с Диной этого мерзавца – ее начальника.
– Ты не понимаешь! – возмущалась я. – Динкин начальник просто негодяй.
– Ага. Это же так подло хотеть, чтобы твои сотрудники работали, – смеялся муж.
В такие моменты я понимала, почему многие мои замужние подруги в день свадьбы смотрели на меня одновременно с сочувствием и злорадством.
– Если бы у тебя был ПМС, ты бы так не говорил, – использовала я последний аргумент.
Но мой муж не считал женские проблемы заслуживающими внимания. И прошло довольно много времени, прежде чем я это поняла. И приняла.
– Ты – шовинист! – кричала я, горя желанием грохнуть об пол тарелку.
– Может, дать тебе пластиковых? – спокойно интересовался он. – А то потом сама плакать будешь.
– Ну и пусть, – обиженно отвечала я.
– Вот в этом ты вся. Сначала наворотишь дел, не думая о последствиях, а потом рыдаешь, перебирая осколки! – довольно восклицал Костя и отбывал к телевизору смотреть свои бесконечные новости. Тут уже я принималась зевать и тихонько отползать с трубкой радиотелефона в туалет.
Кесарю – кесарево, а мне – мое. Динка меня поддерживала как могла. Она говорила, что семейное счастье крепнет с годами. Что надо принимать человека таким, какой он есть, и что это вовсе не преступление – не делиться с женой самым сокровенным, даже если она (жена) готова выслушивать его хоть каждый день.
– Ну необщительный он у тебя, ну и что?
– Ладно, – кивала я.
В конце концов, раз ночью я испытываю странный необъяснимый трепет, когда смотрю на спящего Костю, значит, во всем этом есть какой-то смысл. И, кроме того, он умный, надежный, неплохо зарабатывает и по большому счету хочет того же, о чем мечтаю я. А мечта моя носила совершенно определенный характер. Я мечтала о квартире в Москве! Цель понятная для всех, кто приехал в свое время покорять столицу в поисках лучшей жизни. Со мной это случилось десять лет назад. Я покинула родную квартирку в легендарном городке Петушки, что во Владимирской области, и прибыла на Курский вокзал.
– И что, получилась у тебя твоя лучшая жизнь? – интересовалась мама в короткие визиты нашего семейства на мою историческую родину. До нашей свадьбы с Костей я бывала дома чаще, но мой супруг, будучи эстетом, циником и пессимистом в одном флаконе, еще в электричке делал такое лицо, что выдержать родной колорит в его присутствии дольше двух дней у меня ни разу не хватало сил.
– Ну, конечно, мам. Я очень счастлива. Нам бы вот только квартирку, – вздыхала я.
Между прочим, я не кривила душой. И всякий, кто пытался укрепиться в Москве, в чуждом состраданиям городе, поймет, о чем я говорю. Квартира – это стабильность, надежность, уверенность в завтрашнем дне. А у меня внутри в качестве балласта жили воспоминания о десятке переездов, каждый из которых давался мне все тяжелее и тяжелее, о безликих некрасивых квартирах под найм, которые видели столько всего, что хранили отпечатки каждого, кто переступал их порог. Итак, моей главной и самой сложной целью (я уверена, что это даже сложнее, чем познать себя) была покупка квартиры. Однако у мамы на этот счет имелось иное мнение.
– Вам бы деток. Сыночка, – мечтала она. – А остальное приложится.
– Что ты! Куда нам сейчас, – пугалась я.
Мне хоть и должно было стукнуть в этом году тридцать лет, но биологические часы легко умолкали под грузом всех трудовых, переездных и личностных проблем.
– Ну, как знаешь, – вздыхала мама.
После этого мы традиционно шли всей толпой на кладбище почтить память покойной прабабушки, которая всю жизнь прожила неподалеку от мамы в деревне Леоново. Бабушка хоть и любила жаловаться на здоровье, дожила до девяноста трех лет и скончалась от угара. Забыла по старости и склерозу открыть заслонку, да и уснула навсегда.
– Покойся с миром, – пускала слезу мама.