Королевский Совет присутствовал в полном составе, включая министров и государственных секретарей Летеллье, Кольбера, Бриенна, Лионна, Фуке... Дело в том, что последний без колебаний отправился вместе с двором в это путешествие, хотя друзья настойчиво советовали ему уклониться от поездки.
Увы! Фуке уже, сам того не понимая, совершил смертельную ошибку: он только что продал г-ну де Арле свою должность генерального прокурора парижского Парламента, должность, делавшую его почти неуязвимым. С этих пор он фактически стал приговоренным, разгуливающим пока на свободе. 30 августа он прибыл в Нант совершенно разбитый и вдобавок мучимый лихорадкой. Вместе со своим другом Гюгом де Лионном, государственным секретарем «по чужестранным делам», он остановился в доме Руже. На следующий день, невзирая на свое болезненное состояние, он заставил себя пойти во дворец поприветствовать Его Величество. Король принял его крайне вежливо, делая вид, что беспокоится о его здоровье. В этот день Фуке не обратил внимания на царившую при дворе атмосферу таинственности. В окружении Людовика XIV все перешептывались, поспешно читали какие-то записки и сразу же их прятали. Мушкетеры и гвардейцы прохаживались тут и там в кулуарах дворца, а двери королевского кабинета были закрыты для всех, кроме нескольких редких избранников, к которым пока что относился и Фуке.
Можно, конечно, удивиться тому, сколько предосторожностей было принято, чтобы арестовать одного человека. Разве король не был бесспорным хозяином королевства, первым дворянином Франции и единственным командующим армией? Что мог сделать против него богатый сеньор, ослепленный блеском собственного могущества? Следует, однако, представлять себе особенности атмосферы французского двора того времени.
Мы находимся в начале правления Людовика XIV. Король, пока еще довольно неловкий молодой человек, едва успел усвоить политические наставления кардинала Мазарини. Он еще весьма далек от того образа всеподавляющего солнечного владыки, который сделает его правление символом абсолютной монархии. Робкий, не смеющий никому доверять, он не забыл еще беспорядков Фронды и унижений времен своего детства, болезненных картин ночного бегства в Сен-Жермен, несчастий и бедности двора. Время анархии окончилось еще так недавно, что он не считал, будто все опасности уже устранены. Разве фрондистское дворянство не осталось столь же вспыльчивым, а его дух столь же воинственным? Королева-мать, Конде, Тюренн, герцог де Бофор – все эти основные действующие лица гражданской войны, кроме Мазарини и герцога Орлеанского, – разве все они еще не окружают его, питая в сердце тайную злобу?
В таких условиях арестовать самого могущественного в королевстве человека, способного мгновенно расстроить все планы противника, обвинить двор и поднять своих сторонников на борьбу, было нелегким делом. Предстояло совершить настоящий государственный переворот, исход которого отнюдь не был предрешен.
Суперинтендант в течение многих лет наращивал свое могущество. Он приобрел множество сторонников и почитателей в рядах бывших клиентов Мазарини. Он располагал укрепленным лагерем на Бель-Иль-ан-Мер и постоянно поддерживал его укрепления в боевой готовности; в его распоряжении были военно-морские силы Франции; он носил титул вице-короля Америки.
Наконец, объявление об его аресте могло спровоцировать серьезные волнения в провинциях, особенно в Бретани, всегда готовой подняться на защиту своих привилегий против централизованной королевской власти. Ко всем этим опасным брожениям могла добавиться еще паника в финансовых кругах, чреватая непредсказуемыми последствиями.
Все это объясняет, почему Кольбер, готовя арест, не хотел полагаться на волю судьбы. Он все ясно себе представил, спланировал и предусмотрел, вплоть до бульона, который Фуке должны были подать после его ареста.
Однако для того, чтобы совершить этот акт высокой политики, нужен был доверенный человек, в характере которого строгость и энергичность сочетались бы с достаточной решительностью. Согласно традиции, поручения подобного рода исполнял капитан лейб-гвардии. В трагические для монархии времена именно ему приходилось брать под стражу таких мятежных фрондеров, как Бофор, Конде, Лонгвиль, кардинал де Рец... Именно своему капитану гвардии и доверенному лицу Витри король Людовик XIII в годы своей юности поручил арестовать, а может быть и убить, Кончини. Но где найти такого Витри? Должность капитана гвардии в описываемое время занимал дворянин, несомненно, честный, но, по видимости, отнюдь не обладавший требуемой решительностью. Это был герцог де Гевр. Кроме того, герцог был если не сторонником Фуке, то, по крайней мере, одним из его друзей. Так или иначе, король ему не доверял. Он видел подле себя только одного «полностью преданного ему»21 человека – младшего лейтенанта мушкетеров.
В четверг 1 сентября Людовик XIV, расположившись в своем кабинете, звонком вызвал к себе Роза, бывшего секретаря Мазарини, которого он взял к себе на службу.
– Позовите господина д'Артаньяна.
Бросились искать д'Артаньяна: тот был не на посту во дворце, а у себя дома в постели, страдая от приступа тяжелой лихорадки. Король не поверил. Не прячется ли его верный д'Артаньян за некой дипломатической болезнью?
– Все равно пусть придет.
Мушкетера сильно удивила и несколько раздражила такая настойчивость. Он попросил друзей отнести его в кабинет короля, чтобы тот убедился, что его не обманывают: страдающий лихорадкой больной действительно отвратно себя чувствует и едва может стоять на ногах.
– Господин д'Артаньян, – сказал король, – я полностью доверяю вашей преданности и выбрал вас для выполнения определенного поручения. Если бы вы были в лучшем со стоянии, я уже сегодня сообщил бы вам все его подробности. Вернитесь пока домой и позаботьтесь о своем здоровье, которое мне дорого. Дело, которое меня занимает, может быть отложено на два-три дня, когда вы уже опять будете на ногах.
Д'Артаньян не заставил себя упрашивать, он быстро вернулся к себе. В пятницу и субботу под различными предлогами к нему приходили от короля дворяне, чтобы убедиться, стихает ли лихорадка.
Все это время Людовик XIV, сидя в своем дворце, не занимался ничем, что было бы связано с официальной целью его приезда: он всего лишь раз пришел на заседание Бретонских Штатов. Задачу вытянуть из них добровольный дар в три миллиона ливров он поручил Фуке. Вплоть до последнего момента король без колебаний пользовался талантами этого человека.
В воскресенье 4 сентября, почувствовав себя лучше, д'Артаньян отправился во дворец. Король находился в одной из галерей в окружении придворных, когда увидел мушкетера, о приходе которого только что доложили.
– А! Господин д'Артаньян, – сказал он, прерывая беседу. – Я очень рад, что вы поправились. Расскажите, что нового в моей роте.
– Государь, у меня с собой отчет.
Король берет документ и начинает его просматривать, направляясь к окну и оставляя посреди зала полдюжины придворных, с которыми только что беседовал. Он делает д'Артаньяну знак следовать за собой. Они проходят вдвоем в кабинет, и король собственноручно запирает за собой дверь. После этого он осведомляется о здоровье своего преданного офицера, опять говорит о своем доверии к нему и объявляет, что, «будучи недоволен поведением господина Фуке», принял решение его арестовать.
– Я предпочитаю вас господину де Гевру, которому мне следовало бы по правилам поручить это дело. Однако будь те настороже! Я не хочу от вас никакой неосторожности.
Фуке слишком могуществен и слишком умен, чтобы не вос пользоваться вашим малейшим неверным шагом. Чтобы не обижать господина де Гевра, суперинтенданта следует арестовать после того, как он, выйдя из Совета, минует первый пост дворцовой охраны.
Д'Артаньяна ошеломило возложенное на него поручение: арестовать самого могущественного королевского подданного, человека, перед которым трепещет сам король! Сможет ли он достойно исполнить то, чего от него ждут? Оправдает ли он доверие государя? В первую очередь он хочет заручиться письменным подтверждением своих полномочий.
– Ваше Величество, – отваживается он вымолвить, – не могли бы вы дать мне письменный приказ, отражающий ва шу волю, чтобы я мог предъявить его господину Фуке?
– Все готово, – отвечает Людовик XIV. – Пойдите к господину Летеллье, он в курсе наших намерений. Он
