было, я сильно кашляла, и доктор стал меня слушать. Он сразу распустил руки и принялся меня ласкать, я убежала в ванную, красная от стыда, снова надела кофту и сказала ему, что сама виновата, и пусть он меня простит за то, что я хотела сэкономить на визите к другому врачу. Вот ведь глупая. Этим и ограничилось, но он мне снился всю ночь, так я боялась, что он опять ко мне пристанет.
Однажды нам пришлось ехать в машине на переливание крови на одну ферму, срочно. У женщины было кровотечение после родов, ее удалось спасти, хотя нам пришлось попотеть. На прощание нас угостили вином, все были довольны, и я выпила. Посреди пути Аскеро сказал, чтобы я откинулась к окошку, закрыла глаза и отдохнула в дороге полчаса. Я во всем его слушалась, и, когда закрыла глаза, он нежно меня поцеловал. Я ничего не сказала, и он остановил машину. Подумать только: я извожу чернила, рассказывая об этой мерзости, дорого же мне обошлась минутная глупость!
После этого мы стали встречаться всюду, где могли, и в самой консультации, через стену от комнаты, где была жена, потом она все поняла, и мне пришлось пойти упаковщицей в магазин. Он меня больше не искал.
А все для чего? Знаете, я умру от такой жизни, только и делаю, что тружусь по дому да бьюсь с мальчиками. По утрам, каждое божье утро начинается перебранкой, чтобы поднять их с постели, со старшим хуже, ему восемь лет и учится он во втором классе, младший в этом году, к счастью, уже пошел в детский сад, напоить их молоком, одеть и отвести в школу, только оплеухи и понимают, до чего же выматывают эти мальчишки, не один, так другой обязательно шкодит. На обратном пути делаю покупки, все на рынке, это гораздо дешевле, но устаешь куда больше, ведь приходится ходить от лотка к лотку и стоять в очереди. К этому времени служанка уже занимается уборкой в доме, она мне и белье стирает, а я готовлю и, если успеваю, с утюжкой тоже управляюсь до обеда, а в сиесту никак не могу уложить спать этих индейцев, то ли дело когда они маленькие, такие лапочки, зацеловать хочется, до чего славные малютки, я, как увижу малыша на улице или на фотографии, прямо с ума схожу, но они быстро вырастают и становятся сущими дикарями. Мои галдят всю сиесту, в половине первого они уже дома, их служанка забирает обратно. По пути есть очень опасные перекрестки.
В Вальехосе все было иначе! Под вечер приходила какая-нибудь подруга, мы разговаривали, слушали радиопостановку, это когда я не работала в магазине, а здесь – чего я добилась, приехав в Буэнос-Айрес? Тут я никого не знаю, соседи у нас – итальянцы, они недавно приехали, тупые дальше некуда, и одна блондинка, скорее всего содержанка, муж в этом уверен. Не знаю, с кем бы я могла здесь поговорить, да ни с кем, а под вечер я стараюсь немного шить и проверяю уроки у этих паршивцев. Представляете: двое мальчишек, взаперти в квартире, играют в машинки, бегают наперегонки среди мебели. Спасибо хоть у меня нет пока хорошей мебели, поэтому я и не хочу звать в гости никого из Вальехоса, потом ведь пойдут охаивать, мол, дом у меня обставлен совсем не роскошно, так уже было, не буду говорить с кем, какой в этом толк…
Вот сейчас шесть вечера, а у меня уже голова раскалывается, и так каждый день, а когда приходит муж, того хуже, подавай ему ужин сразу, это если еда не готова, а если готова, то ему сперва охота принять ванну, понимаете, муж у меня неплохой, но стоит ему переступить порог дома, как я все готова переколошматить, так меня бесит его приход, но чем он виноват, что приходит, ведь это его дом, и Вы спросите, зачем я вышла замуж, но сразу после свадьбы терпения мне было не занимать. Не выношу больше этой жизни, каждый день одно и то же.
Сегодня утром я снова поехала в зоопарк, это недалеко, десять минут автобусом, на днях один мальчик сказал моим детям, что там новорожденный львенок, и вчера, в воскресенье, мы пошли его смотреть, – такой чудный! если хватит денег, в начале месяца куплю себе породистого щенка или котенка. Какой славный львенок, льнет к старой львице, а как они ластятся друг к другу. Сегодня утром на меня вдруг нашло, и я одна снова пошла смотреть его, народу никого не было. Львеночек опрокидывается на спину, кувыркается, а потом прячется под мамой. Совсем как грудной младенец. Мне бы каждый день гулять, я даже кому-то сказала, что по горло сыта домом и детьми, а, вспомнила, лоточница с рынка, торговка фруктами, старенькая, заметила мне как-то, что я вечно нервничаю и не могу ждать, пока меня обслужат, тогда я ей сказала, мол, что тут поделаешь, а она ответила, что с годами успокаиваешься. Значит, я так и буду психовать, пока молодая? а потом, к старости, уже все прохлопаешь, и до свидания, знаете, я этого типа пошлю к черту, чуть он зазевается… Вы думаете, я смогу найти парня, который подарит мне иную жизнь?
Мне бы парня из тех, какие были раньше, нынешние все смахивают на индюков. Не все, конечно, я в этом убеждена, а на днях я видела таких красивых парней, даже не ожидала, давно не видела по- настоящему красивого парня, а тут пошла записывать мальчиков в клуб, и там были парни, как в нашем клубе в Вальехосе. Они, правда, все были моложе двадцати пяти лет, а мне уже скоро тридцать. И представляете, какие мерзавцы в этом клубе, требуют, чтобы за нас поручился кто-то из членов, а мы почти никого здесь, в Буэнос-Айресе, не знаем. Я сказала мужу, а он даже не ответил, вроде как сама решай, ах, милая сеньора, подумать только – скоро опять увижу его физиономию. А не будь его, могу я быть кому-то интересна? Хотя со мной-то все ясно, когда наступит всемирный потоп и Страшный суд, я хочу оказаться с Хуаном Карлосом, какая это для нас отрада, сеньора, воскресение души и тела, поэтому я была в отчаянии: а вдруг его кремировали… До чего красивый был Хуан Карлос, какой сын у Вас был, сеньора, а дочь Ваша сучка, попадись она мне, я бы ее придушила. Мне она гадила из зависти, я все про нее знаю, еще в шестнадцать лет ее лапал один из этих Альваресов, затем она пошла по рукам, а в двадцать на танцах ее уже никто не приглашал, такую прилипалу, потом она спуталась с коммивояжерами, и там уж всегда находился кто-то, готовый проводить ее до дому после танцев.
Затаила злобу, что я встречаюсь с ее братом, вот она Вам и сказала, что ко мне приставал Аскеро. Но ко мне только он один, да и то потому, что я была молоденькая, а ей марали имя до изнеможения. Так она и не вышла замуж, а теперь злобствует: замуж не вышла! Идиотка – не знает даже, что замужем хуже всего, от мужа не отделаешься до самой смерти. Как бы я хотела быть незамужней, ей и невдомек, что в итоге она оказалась в выигрыше, сама себе хозяйка, иди куда хочешь, а я тут обречена на пожизненное заключение!
Она с силой швыряет ручку о раковину, хватает исписанные листы и рвет в клочья. Мальчик подбирает с пола ручку, рассматривает ее и сообщает матери, что она сломана.
Буэнос-Айрес, 12 августа 1947 года
Дорогая донья Леонор!
Надеюсь, эти строки застанут Вас в добром здравии и в обществе близких. После немалых сомнений пишу Вам, но прежде должна сделать одно пояснение: у меня, слава Богу, есть семья, о какой многие могут только мечтать, мой муж безупречный человек, высоко ценимый в своей сфере, с ним я ни в чем не испытываю недостатка, а два моих сына растут замечательные, хотя матери и не пристало так говорить, но раз уж я разоткровенничалась, говорю как есть. Так что мне грех жаловаться, но по моим письмам у Вас могло сложиться странное впечатление, ведь я несколько разнюнилась. Я думала, как ужасно должна страдать мать в Вашем случае, и надеялась утешить Вас тем, что разделяю Ваше горе. Горе я разделила, но поскольку теперь Вы не желаете, чтобы я его разделяла, скажу Вам правду: я никому не позволю вытирать о себя ноги.
Не понимаю причины Вашего молчания, но на всякий случай, если кто-то отравил Ваш слух гнусной ложью, выслушайте всю правду из моих уст, потом Вы сможете меня судить. Только прошу, если Вы решили больше не писать мне, хоть это письмо пришлите обратно, в распечатанном виде, разумеется, в знак того, что Вы его прочитали. Или я много прошу?
Ну ладно, мне не следовало бы говорить так, будто здесь есть Ваша вина, виновата та, что донимает Вас россказнями. И раз уж от Вас пытаются утаить правду, открою Вам ее я. Такова моя доля…
Отец не мог дать мне образования, отправить в Линкольн учиться на педагога стоило дорого, он был всего лишь садовником, но зато каким! Мама гладила на заказ, и все заработанное откладывалось на сберкнижку, на тот день, когда я выйду замуж и заведу дом, как полагается. Дом у меня есть, а у бедной мамы нет, она всем жертвовала, все потратила на врача и лекарства, когда это случилось с отцом, ныне покойным. Ну вот. А Селина выучилась. Тогда ей повезло больше моего.
Ну вот, вскоре после нашего разговора с Хуаном Карлосом у него начался тот катар, что никак не проходил. Кстати, для сведения Селины: чем больше я занимала его вечером разговорами у калитки… тем дольше он не шел к этой вдове Ди Карло. Мне все говорили, что Хуан Карлос перелезал через проволочную
