Но Митя сам после обеда явился к матери.
— Мама, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз, — хмуро произнес он свою любимую фразу.
— Сейчас у меня прием, потом визиты. В семь, Митя, хорошо?
Митя предстал перед матерью ровно в семь, с последним ударом часов, суровый, как судья. Он сел на стул возле письменного стола, где иногда сиживали пациенты Еленки во время предварительного опроса, и уставился на нее серьезными темными глазами.
— Мама, — начал он без обиняков по привычке детей Гамзы, — что вы сделали с папой?
«Ага», — подумала Еленка. Она знала, что этот вопрос когда-нибудь возникнет.
— Ничего, Митя, — ответила она спокойно. — Решительно ничего.
— А почему он уехал в Америку?
— Мы думали, что так будет лучше.
Именно такой ответ и был Мите не по душе. Это были ничего не объясняющие слова, которые обожают взрослые.
— Ты знаешь, что сказали мне ребята в школе? — Он посмотрел на мать горящими глазами, как будто хотел спалить ее душу. — Что вы разошлись! — бросил он, точно швырнул гранату в комнату.
Но мать не испугалась.
— Я удивляюсь мальчикам, которым, точно каким-то сплетницам, нечего больше делать, и они интересуются чужой жизнью. Но раз уж они заговорили, так это правда. Да, мы разошлись.
Митю всего передернуло, будто он обжегся.
— Почему же вы даже не спросили меня? — завопил он. — Тебе это все равно? Неужели ты ни капельки не любила папу и так спокойно говоришь об этом?
— Было кое-что похуже, Митя. Когда нацисты пришли в Прагу и когда нам изменили Франция и Англия, а главное, наше собственное правительство…
— А это не измена? И какая! — вскочил Митя. — Вон Стейнеры и Ружички уехали с детьми. Почему он бросил нас здесь? Он поступил с нами просто по-свински.
Еленка рассердилась.
— Ну, хватит, — сказала она и встала. — Или ты будешь говорить о своем отце с уважением, или я перестану с тобой разговаривать. Папа не сбежал, а уехал потому, что он американский подданный. У него был оформленный по всем правилам паспорт. Заруби это себе на носу и не болтай больше глупостей.
— Ты всегда его защищаешь! — воскликнул Митя. — Я знаю, что он чем-то тебя обидел, а ты такой
— Что же он мог мне сделать? — спросила удивленная Еленка.
— Ну, я вовсе не такой маленький, как ты считаешь. Я знаю, почему люди разводятся. Я скажу тебе, мама, жизнь у меня испорчена. Я уже никому не верю.
Печально слышать такое признание из детских уст. Еленка ничего не ответила и задумчиво посмотрела на сына. Казалось, она что-то взвешивает. Что важнее — вернуть ребенку чистоту представлений о родителях и радость первых шагов по жизни или же соблюсти чрезмерную осторожность и оставить его во власти испорченного воображения? «В конце концов Митя уже большой мальчик, и если что-либо случится со мной…»
Она пересела на диван и притянула к себе сына.
— Митя, — сказала она другим, задушевным голосом, — ты хочешь, чтобы опять была республика?
Митя окинул мать взглядом, прижался к ней и вспыхнул.
— Ты еще спрашиваешь! Еще бы нет. Она будет, да?
— Будет, и даже лучше, чем была. И ее-то уж мы не позволим уничтожить. Но республика не свалится с неба. Для этого нужно кое-что сделать…
Митя многозначительно подмигнул.
— Слушать
Мать улыбнулась.
— Этого мало. Словом, папа должен был уехать, чтобы иметь возможность работать. Чем меньше ты станешь о нем спрашивать, тем лучше сделаешь. И не думай о папе ничего дурного. Тебя это зря тяготило бы, а его бы ты очень обидел.
Митя вздохнул, точно у него гора с плеч свалилась.
Он заерзал и подсел поближе к матери.
— Мама, знаешь что?
Мать повернула к нему голову. Он увидел над собой ее глаза: радужная оболочка разбегалась маленькими золотисто-коричневыми веерами вокруг крохотных, как точка, зрачков.
— Что, мой дорогой? — И она погладила его по голове, по темным, густым, сухим, наэлектризованным волосам. «Как хорошо, что у меня такой мальчуган», — подумала она с нежностью.
— Знаешь, что со мной на днях случилось? — продолжал Митя таинственно. — Мы с ребятами возвращались с футбола, а перед нами шел человек — ну точь-в-точь мой папа. Так же держит плечи, та же походка, ну все…
Рука, игравшая с Митиными волосами, замерла. Светло-коричневые веера в маминых глазах вдруг пропали, их проглотили расширившиеся зрачки. У мамы стали совсем черные глаза. Она спокойно улыбнулась.
— Ну, — сказала она снисходительно, — ты обогнал его, и это оказался какой-то совсем незнакомый человек. Откуда же здесь взяться папе?
— Я вовсе его не обгонял, — возразил сконфуженный, по-детски точный Митя. — Он вошел в дом, я так и не видал его в лицо.
— И в следующий раз не делай этого.
— Мама, я не смогу вытерпеть. Я знаю, что папа в Америке, — ведь он писал мне из Чикаго. Но если я увижу человека, похожего на папу, я должен пойти за ним, это ты напрасно так говоришь.
Мать рассердилась.
— Неправда, не должен. На то ты и человек, чтобы держать себя в руках. Пойми, что дедушка Гамза — известный коммунист, что за нами следят.
— Хорошо, — строптиво согласился Митя. — Но что же тут такого, если я пойду за кем-нибудь, раз папа в Америке?
«Ах, боже», — подумала Еленка. Она пытливо посмотрела на своего маленького, логично рассуждающего сына. В то же время этим взглядом она как бы что-то взвешивала.
— Послушай, Митя, мы ведем войну против фашистов, тайную войну. А на войне каждый солдат должен соблюдать строгую дисциплину. И ты — тоже!
Мите эти слова понравились. А то, что мама поставила его на одну доску с собой, просто привело его в восторг.
— Теперь дай мне слово, что ты ни за кем чужим бегать не будешь, чтобы понапрасну не привлекать внимания. Это военный приказ. В воскресенье мы, может быть, вместе поедем на прогулку и поговорим об этом еще. Идет?
— Идет.
— О том, что мы сегодня здесь с тобой говорили, — добавила Еленка, — ни гугу, ни единой душе.
— И даже бабушке? — мигом спросил Митя.
— Да. Бабушка и так уже много испытала, и мы должны ее беречь. Это только понапрасну ее взволнует.
— И Стане не говорить тоже, — горячо добавил Митя, — и Барборке.
— Главное, не надо говорить мальчикам в школе! Ну, просто никому, никому на свете. Я посмотрю, умеешь ли ты молчать.
— У меня вовсе не такой длинный язык, — сказал мальчик и преданно посмотрел матери в глаза. — Честное слово. Вот моя рука.
