рыбаку руку.
Дядя Кустас большой и сильный. От просмолённых канатов и тяжёлых сетей его ладони покрылись мозолями. Юри кажется, когда он пожимает дяде руку, что он держится за крепкий корабельный трос.
— Ну, парень, как самочувствие после двенадцатибалльных ветров? Долгонько же они швыряли твою шлюпку!
— Всё в порядке.
Дядя сжимает плечо Юри, да так, что на глазах у мальчика выступили слёзы.
— Дельный ответ! — грохочет дядя на всю квартиру. — Так и должно быть. Кто в хороший шторм устоит, тот и сам становится вдвойне сильнее! Так-то.
Учитель Роозма рассказал, какая нелёгкая была задача найти дядю Кустаса. Его адрес удалось узнать лишь за день до того, как нашёлся Юри, — ведь Антон Роозма не знал фамилии дяди Кустаса!
А идею разыскать дядю Кустаса подала Вирве — из разговора с Юри она знала, что мальчику очень хотелось бы попасть на остров Сааремаа, к дяде.
— Дядя Кустас, как это вы так быстро сюда приехали?
— Ого! — опять гремит дядя. — Что я тебе за «вы»! Те, кто из одного котла уху хлебают, должны друг друга называть на «ты».
Юри улыбается.
— Да разве это быстро?! — продолжает дядя. — Скоро ракеты за два-три дня до Луны долетать смогут, а с нашего-то острова до Большой земли долго ли добраться! В особенности, если объявлено SOS. В этих случаях надо действовать не мешкая.
Лицо дяди омрачается, и он со вздохом добавляет:
— Я бы и раньше приехал… тогда… ну, когда мать у тебя… Но ведь эта стяжательница Эрна Казук не сообщила мне…
Супруга учителя Роозма приглашает всех к обеденному столу. Во время обеда разговор перекидывается с одного материка на другой — ведь дядя Кустас бывалый моряк. Только к берегу Австралии ему не пришлось пришвартовываться. Все остальные части света им пройдены и увидены.
— Сейчас у нас в колхозе набирают мужчин на судно, — говорит дядя Кустас. — План таков: отправиться к западному побережью Африки на ловлю сардин. У меня на сердце прямо кошки скребут. Так и ринулся бы вместе со всеми… Но куда там — ноги уже слабы. Хорошо ещё, что хоть на вёсельной лодке могу ходить, сети на угрей ставить.
— Ну что это за разговор! — восклицает учитель Роозма. — Если у вас ноги ослабли, то что же говорить нам, старикам?! Ведь вам наверняка нет ещё и пятидесяти пяти?
— Действительно, нет. Только через несколько дней будет! — Дядя усмехается. — Но если встанешь рядом с таким молодым человеком, как скажем, Юри, то почувствуешь, что ноги уже не те — одеревенели.
— А я тоже смогу выходить на лодке в море? — спрашивает Юри.
За время разговора не было произнесено ни одного слова о том, что Юри отправляется с дядей, но это вроде бы само собой разумелось — словно дело давно решённое. Поэтому никто не удивился вопросу мальчика.
— А то как же! — восклицает дядя Кустас. — У нас на побережье такие молодцы, как ты, частенько выходят в море ставить сети.
Компания поднимается из-за стола. Учитель Роозма и дядя Кустас начинают обсуждать, что ещё надо сделать и уладить до отъезда Юри на Сааремаа. Мальчик сидит около них и слушает. На душе у него спокойно. Все тревоги позади. Только одного жаль: здесь останутся друзья, учитель Роозма, Аарне, кладбище, где похоронена мать, Эрви. Юри понимает: с этим ничего не поделаешь. Но он непременно станет навещать друзей, часто-часто… И когда-нибудь подарит каждому из них выведенный им сорт яблок, под названием «Вирве». А матери? Матери… Лучший подарок для матери — всегда быть хорошим человеком.
До отхода поезда остаётся несколько минут. На платформе, вдоль которой расположились зелёные вагоны, снуют люди. Молодые и старые, уезжающие и провожающие. Широкие стёкла окон опущены. Оттуда выглядывают пассажиры; железный конь вот-вот тронется и помчит их к незнакомым местам. Уезжающие возбуждены, кричат что-то остающимся на перроне родным и знакомым. Некоторые пассажиры едут только до следующей остановки, но и они тоже волнуются в ожидании отхода поезда.
Перед одним из вагонов стоят друзья Юри — Вирве, Нээме и весь отряд. Здесь же и учитель Роозма, и Аарне. Все они окружили Юри. У мальчика от волнения горят щёки. Рядом стоит дядя Кустас и попыхивает трубочкой.
Вирве дотрагивается до рукава Аарне и шепчет:
— Ну теперь можно?
— Что? — Аарне не сразу её понимает.
— Ну, это…
— Ай!! Да, да!!
Вирве выбирается вперёд и поворачивается лицом к ребятам.
— Отряд, внимание! Смирно!
Разговор обрывается. Пионеры стоят по команде «смирно».
Вирве подходит к отъезжающему.
— Дорогой Юри! Будь всегда хорошим пионером. Этого желает тебе твой пионерский отряд! Троекратное «ура» нашему Юри!
И все звуки на перроне тонут в крике «ура!»
Юри всегда шёл в ногу со своим отрядом. Поэтому и он вместе со всеми кричит «ура!». В его голосе тоже слышится доброе пожелание друзьям.
Ребята ещё успевают быстро пожать товарищу руку. Раздаётся свисток.
Юри вскакивает на подножку вагона.
Белые блузы пионеров сливаются в большое светлое пятно на пёстром фоне перрона…
Поезд поворачивает налево, за живую изгородь высоких елей. И кажется, будто перед оставшимися на перроне опускается зелёный занавес.
Юри вспоминает, что он не успел сказать товарищам многих хороших слов, которые были у него приготовлены. В особенности — Вирве. И он страшно жалеет об этом. Но тут же утешает себя: добравшись до места, он непременно сразу же напишет своим друзьям письмо.
То же самое думают и пионеры, оставшиеся на вокзале.
И в этом нет ничего удивительного. Подобные чувства переживают все, кто куда-нибудь уезжает, все, кто провожает в путь друзей. Даже в тех случаях, если перед расставанием было произнесено невесть сколько прекрасных слов.
Но разве так уж нужны слова?
Не говорят ли дела в тысячу раз более понятным и правдивым языком!
Примечания
1
Здесь и далее имеется в виду достоинство рубля до денежной реформы 1961 года.
