наносит удар. Вот почему без них Гудалл бил в мягкие части тела.
Джеми учился, как обреченный бык на арене. И точно так же, как бык, он научился слишком поздно.
Он использовал прием современного бокса, которым никогда не пользовались викторианцы, — клинч. Гудалл ожидал именно этого. Преодолевая боль, он остался в клинче, обхватив левой рукой шею Джеми, и впечатал правую ему в живот. Когда Джеми опустился на землю, Гудалл схватил его за рыжие волосы, запрокинул ему голову, ударил промеж глаз и по щеке и позволил ему упасть. Потом он наступил ему на яйца. На ногах у Гудалла были тяжелые ботинки.
Глеу должен был бы повернуть круг против него, но тот уже рассыпался. «Так или иначе, — сказал он себе, — Джеми первым нарушил правила».
Гудалл, потирая костяшки, протолкался через толпу и пошел на кухню.
— Так где чай, Смит? Джек, я хочу поговорить с тобой до отбоя.
Ночью лес был другим, столь же оживленным, как и днем, но совершенно иначе, и для Билла Айнгера очарование его было тоже другим — теперь это было злое, пугающее очарование. Он ненавидел его и был испуган. Снова он двигался через тьму в составе патруля из четырех человек, но теперь он был замыкающим. Глеу был прямо впереди, примерно в сотне метров от него. В двадцати метрах за ним и в сорока сбоку шел Крик, и на таком же расстоянии — гуркх Бен. Их левые руки сжимали SLR. В правых руках у них были фонарики, света которых хватало, чтобы показать им, что у них под ногами, и которые они использовали, чтобы подавать друг другу сигналы. Но на таком расстоянии Билл едва мог отличить их от случайного лунного блика, светящихся мух или даже светляков. Тропические светляки с десяти метров выглядят так же ярко, как фонарик с сотни.
И звуки. В то время как большинство верхних обитателей — и птиц, и млекопитающих — были дневными, живущие на земле предпочитали ночной образ жизни. Грызуны размером с небольшую собаку торопливо бегали по лесной подстилке; еноты и белки искали упавшие орехи, лиса, серая и во всем, кроме больших ушей, схожая с волком, замерла на миг, ее глаза блеснули красным в луче его фонарика. А в воздухе множество питающихся фруктами летучих мышей, во много раз больших по размерам, чем британские, носились с писком у него над головой. Он вспомнил, что есть кровососущие летучие мыши, вампиры, некоторые водятся в Латинской Америке, но где точно — вспомнить не мог.
Он услышал сзади крадущиеся шаги, чье-то дыхание, и ужас перед джунглями овладел им. Мысли о ягуарах, даже о тиграх пронеслись в его голове, так что он почувствовал облегчение, когда обернулся, посветил фонариком и увидел двух человек, всего в десяти метрах от него, направлявшихся к нему. Они были одеты в темное, их лица были покрыты ваксой, и в руках у них были короткие железные прутья.
Когда они были уже метрах в пяти, Айнгер понял, что они собираются напасть на него. Он знал, что от двоих он защитит себя, но вот как? Он все еще пытался сдернуть с плеча винтовку, когда его ударили по коленям. Боль сотрясла его, и он закричал, падая на землю, но остальные были слишком далеко. К тому времени, как они нашли его, нападавшие скрылись, оставив его корчиться от боли, какой ему никогда не приходилось испытывать, с разбитыми коленными чашечками.
Они так и не выяснили, ни кто это был, ни зачем они это сделали, но Паркер и Гудалл знали, что это могла быть месть тех двоих, которых они избили в первый день. Они были правы, но только отчасти. Это на самом деле были те самые двое, но их послал их хозяин, Томас Форд. А Форд сам получил инструкции, которые были краткими и простыми: сделать так, чтобы один человек наверняка был выключен из игры, оставив вакансию, которую придется заполнять.
В эту ночь Гудалл и Джек дождались, пока все затихнет. Потом, сидя за кухонным столом, Гудалл развернул украшения, которые он купил в Сан-Хосе, и открытку. Сначала серьги и брошь.
— Джек, пригляди за этим для меня. А если что случится, проследи, чтобы Мэри получила их. Нет. Спрячь это. Не возражай. Я сам не свой эти дни, и я могу наделать ошибок.
Он перевернул открытку. На ней был изображен черный «фольксваген» — «жук», 1954 года, но с двойным карбюратором и хромированный.
— Такой можно купить за две тысячи. Возьми мои деньги и купи один для старины Джека. Хорошо?
Было десять часов первой ночи в засаде, а Ник Паркер и Дита чувствовали себя друг с другом по-прежнему неловко. Ей была отвратительна та еда, которую он принес: готовый рис и кэрри в вакуумной упаковке, которые надо было есть из пластиковых пакетов пластиковыми ложками и запивать только тепловатой водой. В укрытии было по-прежнему очень жарко, даже после наступления ночи, и было неизбежно то, что в темноте он начал ее лапать.
Она могла сказать ему, чтобы отвалил, а если не подействует — она считала, что знает прием-другой борьбы без оружия, которые могут удивить даже парня, прошедшего школу САС. Но в таком случае кто-то из них или даже оба могли получить серьезную травму. Она могла уступить и позволить трахнуть себя. Она могла удовлетворить его руками и надеялась, что так и будет. Она выбрала последнее. Он неправильно истолковал ее усилия расстегнуть его штаны как симптомы несдерживаемого желания, снял их, снял штаны с нее и улегся сверху, неловко пытаясь проникнуть в нее. Когда она поняла, что сделала ошибку, она сначала предложила ему надеть презерватив — она всегда носила их с собой, — потом попыталась расслабиться и получить удовольствие. Но ее ожидания не оправдались. У нее были любовники латинос и африканцы, чья мужественность бывала глубоко оскорблена, если они позволяли себе кончить прежде, чем она хотя бы изобразит оргазм. Однако Паркер, кажется, был уверен, что его оргазма будет достаточно, чтобы довести и ее до того же состояния, чем скорее он его достигнет, тем лучше для нее.
Это произошло очень скоро.
Надевая белье и отодвигаясь как можно дальше от него, она размышляла о том, что слышала рассказы о любовниках-англосаксах, но никогда не верила, что те могут быть столь плохи.
И теперь, в десять часов утра, они снова слушали скрип телег.
Телеги выезжали из ворот. Паркер навел бинокль.
— Черт, — сказал он.
— В чем дело?
— Они вывозят оборудование, которое мы собрались уничтожить. Они знают, что мы придем. Мы можем отправляться по домам.
— Дай посмотреть.
Он отдал ей бинокль.
— Да-а. Ты прав. Но не волнуйся.
— То есть?
— Значение имеют только посевы.
— Ты уверена?
— Да.
— Почему?
— Просто поверь мне. Я знаю, о чем говорю. А они не могут забрать их с собой.
Они наблюдали, в то время как утренняя жара усиливалась, видели смену караула на вышках в половине десятого, а после одиннадцати стали свидетелями другого исхода. В девять часов техники и полевые рабочие, всего двенадцать человек, пришли пешком из деревни. Теперь они уходили снова, и техники, которых можно было отличить по виду от рабочих, которые были в хлопковой одежде и сомбреро, несли толстые портфели с документами.
— Мне это не нравится, — сказал Паркер.
— Почему?
— Ясно, что они знают о том, что готовится нападение.
— Но разве не будет намного проще, если все, что вы должны сделать, так это пожечь кукурузу? Разве вы не можете сделать это снаружи?
— Сомневаюсь. Она зеленая и очень влажная. Нам придется занять все поле целиком. Это может занять по меньшей мере час.
Они оставались там еще сутки, и к тому времени, как им надо было возвращаться, сильно устали от общества друг друга. Когда наступила вторая ночь, Дита была непреклонна — больше никакого секса.
Паркер не был удивлен. Он добился своего. Только это имело значение.
Она отказалась от попыток скрыть от него, какова была настоящая цель ее пребывания там. Перед тем,
