Моряки с чемоданчиками идут на свои суда. Все писатели уже в военной форме. Похороны «Петра» Рaст<<релли>> и статуй в Летнем <<Саду>>. Первый пожар. Я – по радио из квартиры М.М. З<<ощенко>>.
Тревога каждый час. Город «зашивают» – страшные звуки.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолете в Москву.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»КЛЯТВАИ та, что сегодня прощается с милым, — Пусть боль свою в силу она переплавит.Мы детям клянемся, клянемся могилам,Что нас покориться никто не заставит.Июль 1941Ленинград* * *До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»* * *И в памяти, словно в узорной укладке:Седая улыбка всезнающих уст,Могильной чалмы благородные складки.И царственный карлик – гранатовый куст.16 марта 1944В ТИФУГде-то ночка молодая,Звездная, морозная…Ой, худая, ой, худаяГолова тифозная.Про себя воображает,На подушке мечется,Знать не знает, знать не знает,Что во всем ответчица,Что за речкой, что за садомКляча с гробом тащится.Меня под землю не надо,Я одна – рассказчица.1942Ташкент (В тифозном бреду) * * *А я уже стою на подступах к чему- то,Что достается всем, но разною ценой…На этом корабле есть для меня каютаИ ветер в парусах – и страшная минутаПрощания с моей родной страной.1942* * *Если ты смерть – отчего же ты плачешь сама,Если ты радость – то радость такой не бывает.Ноябрь 1942Ташми* * *И комната, в которой я болею,В последний раз болею на земле,Как будто упирается в аллеюВысоких белоствольных тополей.А этот первый – этот самый главный,В величии своем самодержавный.Как он заплещет, возликует он,Когда, минуя тусклое оконце,Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,И смертный уничтожит сон.Январь 1944* * *В.Г.[43]
Глаз не свожу с горизонта,Где метели пляшут чардаш…Между нами, друг мой, три фронта:Наш и вражий и снова наш.Я боялась такой разлукиБольше смерти, позора, тюрьмы.Я молилась, чтоб смертной мукиУдостоились вместе мы.1942Ташкент* * *Лучше б я по самые плечиВбила в землю проклятое тело,Если б знала, чему навстречуОбгоняя солнце, летела.Июнь 1944Ленинград* * *Когда-то Ахматова сказала о себе: «Одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет». От безнадежной истории с Владимиром Гаршиным, кроме тех, что приведены выше, остались еще две прекрасные «песни».
* * *Соседка из жалости – два квартала,Старухи, как водится, – до ворот,А тот, чью руку я держала,До самой ямы со мной пойдет.И станет над ней один на свете,Над рыхлой, черной, родной землейИ позовет, но уже не ответитЕму, как прежде, голос мой.1940* * *…А человек, который для меняТеперь никто, а был моей заботойИ утешеньем столько горьких лет,Уже бредет как призрак по окрайнам,По закоулкам и задворкам жизни,Тяжелый, одурманенный безумьем,С оскалом волчьим…Боже, Боже, Боже!Как пред тобой я тяжко согрешила!Оставь мне жалость хоть…1945* * *…И еще один облик Ахматовой – совершенно непохожий на все остальные. Она – в окаянных стенах коммунальной квартиры, где из-за дверей бесцеремонных соседей не умолкая орет патефон, часами нянчит соседских детей, угощает их лакомствами, читает им разные книжки – старшему Вальтера Скотта, младшему «Сказку о золотом петушке». У них был сердитый отец, нередко избивавший их под пьяную руку. Услышав их отчаянные крики, Анна Андреевна спешила защитить малышей, и это удавалось ей далеко не всегда.
Уже во время войны до нее дошел слух, что один из ее питомцев погиб в ленинградской блокаде. Она посвятила ему эпитафию, которая начинается такими словами:
Постучись кулачком – я открою.Я тебе открывала всегда.Для него, для этого ребенка, ее дверь была всегда открыта.Корней Чуковский.Из «Воспоминаний об Анне Ахматовой»* * *Памяти Вали
Постучись кулачком – я открою.Я тебе открывала всегда.Я теперь за высокой горою,За пустыней, за ветром, за зноем,Но тебя не предам никогда… Твоего я не слышала стона,Хлеба ты у меня не просил,Принеси же мне веточку кленаИли просто травинок зеленых,Как ты прошлой весной приносил.Принеси же мне горсточку чистой,Нашей невской студеной воды,И с головки твоей золотистойЯ кровавые смою следы.23 апреля 1942ТашкентС САМОЛЕТА 1На сотни верст, на сотни миль,На сотни километровЛежала соль, шумел ковыль,Чернели рощи кедров.Как в первый раз я на нее,На Родину, глядела.Я знала: это все мое —Душа моя и тело.2Белым камнем тот день отмечу,Когда я о победе пела,Когда я, победе навстречу,Обгоняя солнце, летела.3И весеннего аэродромаШелестит под ногой трава.Дома, дома – ужели дома!И такая в сердце истома,Сладко кружится голова…В свежем грохоте майского грома — Победительница Москва!Май 1944* * *…В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.
Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» – последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи – я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом.
Анна Ахматова. «Коротко о себе»* * *Еще на всем печать лежалаВеликих бед, недавних гроз,И я свой город увидалаСквозь радугу последних слез.1946* * *В каждом древе распятый Господь,В каждом колосе тело Христово,И молитвы пречистое словоИсцеляет болящую плоть.1946НАДПИСЬ НА ПОРТРЕТЕ Т. В-ОЙ[44]Дымное исчадье полнолунья,Белый мрамор в сумраке аллей,Роковая девочка, плясунья,Лучшая из всех камей.От таких и погибали люди,За такой Чингиз послал посла,И такая на 
