Казалось, ещё чуть-чуть, и у мага начертательных заклинаний случится разрыв сердца вместе с апоплексическим ударом.
– Может, через чёрный ход уйдём? – деловито предложил Крис. – А дальше улочками-переулочками и прочь из города. Если повезёт.
– Предлагаю более радикальный вариант, – сказал Харитон, указывая на дверь с четырьмя ручками. – Контрабандистская лазейка, ну-ка! Мы через неё без всяких переулков чёрти куда убраться сможем. Единственно, хотелось бы поближе к Безумным Землям, но выбирать не приходится… Эдвоберт, открывай! – Маг, просветлев лицом, рысью кинулся к волшебной двери.
– Ты нам для начала все варианты покажи, – потребовал бёглер. – Если уж удирать, то в приличное место! И уж точно не в тропическую грозу, – поспешно добавил он, когда Эдвоберт распахнул дверь слева направо. Потому что за дверным проёмом лило как из ведра, сплошная дождевая завеса: разглядеть что находится дальше проёма было практически невозможно.
– Момент, – Эдвоберт, шлёпая туфлями по натёкшим лужам, закрыл дверь и тут же вновь её открыл, теперь справа налево. За дверью оказался ночной лес: над чёрными деревьями висела полная луна, а по близко расположенной, усыпанной листьями дороге скакал какой-то поздний всадник. Неизвестно что он решил, увидев вдруг открывшийся сбоку от него яркий квадрат прохода, но, выдернув из-под плаща арбалет, всадник тут же выстрелил в мага. Харитон, по привычке державший события под контролем, успел оттолкнуть Эдвоберта в сторону: железный болт пролетел сквозь комнату, коридор, и с громким стуком воткнулся в дверь напротив.
– Хам! – вне себя проорал маг, высунувшись из двери и потрясая кулаком вслед ускакавшему стрелку. – Мерзавец! – И со злостью захлопнул дверь.
– Попытка номер три, – напомнил бёглер: чародей, всё ещё кипя от негодования, рванул дверь наподобие дверцы газовой духовки – сверху вниз. И чуть не уронил её на себя.
Здесь было раннее утро, и здесь было море. Над гладкой водной поверхностью, далеко-далеко, разгоралась утренняя заря. По песчаному берегу, сырому после ночной непогоды, сновали мелкие крабы; там и сям темнели кучки водорослей, меж которыми поблескивали влажные пятна выброшенных на берег медуз.
Из дверного проёма повеяло особым, ни с чем не сравнимым запахом летнего моря: Денису враз захотелось скинуть одежду и немедленно окунуться в холодную солёную воду. Или хотя бы ноги в ней ополоснуть, и то дело.
– Неплохой вариант, – отметил Харитон. – Ну, последняя попытка, лады? – Маг, поднатужившись, вернул дверь на место. Передохнул немного и, поманив к себе пальцем бёглера, вместе с ним открыл дверь – подняв её нижнюю часть вверх, почти к потолку.
В новом месте был день – жаркий, сухой. Через бескрайнее поле с высокой, ещё незрелой кукурузой от горизонта к горизонту пролегла широкая грунтовая дорога.
Высоко в небе, затянутом облачной дымкой, летел воздушный шар: под корзиной пилота трепыхался на ветру длинный белый вымпел с плохо различимой из-за расстояния надписью. Скорей всего, рекламной.
Воздух пах нагретой пылью, сочной зеленью и сырой землёй.
А ещё здесь было удивительно тихо, словно кукурузное поле глушило все посторонние звуки. Только откуда-то издалека, на грани слышимости, доносилось протяжное коровье мычание.
– За полем, в миле отсюда, поселение, – принюхавшись, сказал Дастин. – Корова, с полдюжины куриц и колодец. Один человек, наверное хозяин.
– Ого, – уважительно произнёс Денис, – ты что, ясновидящий?
– Яснонюхающий он, – раздражённо прокряхтел маг. – Давайте решайте, куда идти! А то дверь держать тяжело.
– Нам бы какую подсказку, – с досадой молвил Харитон, приподнимая дверь повыше, чтобы на колдуна не давила, – явление какое-нибудь. Типа, знамение.
– Жди, – язвительно ответил Эдвоберт, – прямо сей момент, да-с. Чудеса, знаете ли, сами по себе редко случаются… – тут маг осёкся. Потому что именно в этот момент ожил медальон-брелок, висевший на груди Дениса.
Медальон издал короткую трель, словно включившийся сотовый телефон: чёрная поверхность засветилась переливающимся матовым светом – неярким, но заметным в комнате с искусственным освещением.
– Это ещё что? – изумился Харитон, невольно отпуская дверь. Эдвоберт, не удержав вес, с коротким воплем отскочил в сторону – дверь с грохотом захлопнулась. И в тот же миг брелок погас.
– Проход! – воскликнул Денис, держа чёрный кругляш на ладони. – Медальон срабатывает только когда он открыт. Ты, Харитон, хотел знамение? Вот оно!
– Сейчас проверим, – пообещал бёглер, ухватился за нижнюю ручку и вновь поднял дверь повыше. – Ну как?
– Действует! – возбуждённо крикнул Денис. – Светится! Погоди-ка… – Он присмотрелся к брелоку. – Опаньки… А теперь свечение сжалось в тонкую полоску, которая идёт от центра к ободку… В указующую стрелку превратилось! Это что, какой-то волшебный компас, да? – Парень направил ладонь вверх, вниз: полоска тут же расплылась, стала нечёткой и потускнела. А когда Денис уронил медальон и тот вновь повис на цепочке – исчезла вовсе, растёкшись прежним переливчатым сиянием.
– После разбираться будете, – с опаской поглядывая в сторону торгового зала, заторопился маг. – Проход есть, необходимое знамение произошло, чего ж вам более? Давайте-давайте!
– Уговорил, – сказал Харитон, поднимая дверь. – Вперёд, орлы! – Дастин, а за ним Денис торопливо вышли из комнаты на дорогу, где остановились, жмурясь и привыкая к солнечному свету.
– Знаете, – внезапно сказал Крис, – я с вами пойду. Тоже стану Безумные Земли искать, очень уж хочется тайну ключа узнать. Да и документов у меня нету, однозначно в каталажку отправят… а там и до следователей ордена Святого Мерлина рукой подать. Решено, – он шагнул за порог колдовской двери.
– Бывай, гражданин чародей! Спасибо за консультацию, – бёглер подмигнул магу и аккуратно опустил за собой четверную дверь.
– Уф, наконец-то убрались, – облегчённо вздохнул Эдвоберт. – Прям гора с плеч, да-с. – Он вышел из комнаты, запечатал колдовской замок, прислушался: во входную дверь уже не стучали, а колотили, вот-вот вынесут.
– Иду-иду, – заторопился маг, подхватил полы халата и рысцой отправился впускать полицейских. Теперь уже было можно.
Не опасно.
В просторном кабинете Канцлера было по-утреннему прохладно и свежо.
Раскрытые настежь окна впускали ранний солнечный свет и бодрящий, ещё не нагретый июньской жарой ветерок. Далеко раздвинутые шторы из редкого заморского шёлка вяло колыхались на сквозняке, подметая и без того чистый пол.
Жёлтый паркет, усердно натёртый ночным полотёром, источал запах воска; над полом, то и дело ныряя в квадраты оконного света, кружила обманутая запахом пчела.
Канцлер, одетый по нежаркой утренней поре в лёгкий белый костюм, сидел в кресле за письменным столом – громадном, с позолоченными фигурными ножками, до блеска полированной столешницей – и, морщась словно от зубной боли, писал заготовку некролога. На столе кроме мелованного листа бумаги находились лишь чернильница, бронзовый звонок да песочница для просушки написанного, ничего более. Канцлер не любил, когда здесь лежало что-то лишнее, не срочное, будь это даже папка с августейшими указами, документы на подпись или стопка свежих газет.
Ещё Канцлер не любил новомодные заправляемые авторучки и потому всегда писал тексты самой простой – деревянной, со стальным пёрышком.
Позади Канцлера, на стене, висел выполненный в полный рост портрет Его Королевского Величества Себастьяна Мудрого – в белом парадном мундире, чёрной треуголке с перьями розовой цапли, при шпаге с драгоценными каменьями в эфесе, чёрных же высоких сапогах со шпорами, и с надменно-брюзгливым выражением лица. Портрет был работы кисти главного придворного художника Люстера Бархатного-
