моих выдающихся учителей в Берлине. Новое знание приобретается не только в аудиториях знаменитого университета. Оно часто приобретается в самых простых мастерских, где работают простые люди, которые, сами не сознавая того, являются хранителями драгоценных сокровищ. Мюллер был одним из таких скромных хранителей.
Значение исследований Гольдштейна главным образом заключается в том, что они привлекли к этой работе трех других выдающихся немецких физиков. И первым был Герц. Несколько лет спустя после того, как он сделал свое блестящее экспериментальное подтверждение электромагнитной теории Фарадея- Максвелла, он показал, что катодные лучи легко проникают через тонкую металлическую пленку, как например, золотую или алюминиевую фольгу, несмотря на то, что эти пленки совершенно непроницаемы для обыкновенного света. Это было новым и очень важным вкладом в наши знания о катодных лучах, и оно, несомненно, дополнилось бы новыми вкладами, если бы Герц не умер 1 января 1894 года в возрасте тридцати шести лет. А несколькими месяцами позже умер и Гельмгольц. Наука никогда еще не переживала более тяжелой потери за такой короткий промежуток времени. С Гельмгольцем произошел несчастный случай на пароходе во время его возвращения из Америки в 1893 году. Он никогда полностью не оправился от него, хотя и продолжал свои лекции в Берлинском университете до последних дней перед внезапной кончиной летом 1894 года. Вскрытие показало, что одна сторона его мозга была в патологическом состоянии продолжительное время, но никто не замечал, что его умственная сила показывала признаки увядания. Жаль, что он не прожил еще два года. Он увидел бы то, что, как он говорил мне во время своего приезда в Америку, ему так хотелось увидеть: наэлектризованное тело, движущееся с большой скоростью и внезапно изменяющее свое движение в противоположном направлении. Это, считал он, могло бы послужить прямым экспериментальным критерием движения эфира. Открытие, речь о котором идет ниже, имеет такой характер.
Работа Герца была продолжена и значительно расширена профессором Ленардом в Кильском университете. Он, несомненно, достиг бы окончательной цели, если бы Рентген не объявил в декабре 1898 года, что он, производя эксперименты с вакуумными лампами Ленарда, открыл никому еще неизвестные лучи. Открытие это было последним шагом в исследованиях, которые проводил, по инициативе Гельмгольца, Гольдштейн пятнадцать лет до того, как Рентген занялся электрическими разрядами в высоком вакууме. Это было великим триумфом немецкой науки. Наука об электрических разрядах в разреженных газах зародилась в Германии и менее чем через сорок лет достигла там своей кульминационной точки. Это – наука, которая справедливо может носить клеймо: «made in Germany», так же как и учение о радиации. Она создала новую и самую блестящую эру в естественных науках, расширив значение электромагнитной теории Фарадея-Максвелла.
Никакое другое открытие в течение моей жизни не вызывало в мире такого огромного интереса, как открытие Рентгеновских лучей. Все физики мира забросили свои научные проблемы и ушли с головой в исследования Рентгеновских лучей. Физики Соединенных Штатов мало интересовались разрядами в вакуумных лампах. Насколько мне известно, я был в то время в Америке единственным физиком, имевшим лабораторный опыт в исследованиях с вакуумными лампами, и я получил его во время сверхурочной работы в электротехнической лаборатории Колумбийского колледжа. Я прельстился этой работой благодаря знакомству с берлинским стеклодувом Мюллером, и главным образом потому, что с оборудованием моей лаборатории я не мог делать что-нибудь другое. Я решил, как было сказано выше, оставить эту область профессору Д.Д.Томсону в Кэмбридже и лишь издали следить за его работой. Поэтому когда было объявлено об открытии Рентгена, я был в Америке, кажется, лучше других подготовлен повторить его эксперименты и первый, на этой стороне Атлантического океана, получил рентгеновский снимок 2-го января 1896 года, две недели спустя после того как в Германии стало известно об открытии Рентгена.
Много занимательных эпизодов было рассказано о штурме Запада Америки в период золотой лихорадки. Штурм Рентгеновских лучей был очень похож на золотую лихорадку, и я тоже сильно заболел ею. Об этом узнали газетные репортеры и врачи, и я должен был запереться на замок в своей лаборатории, находившейся в подвале официальной резиденции президента Колумбийского колледжа Лоу, чтобы защитить себя от беспрерывных визитов, отвлекавших меня от работы. Врачи привозили с собой всевозможных калек, чтобы сфотографировать или просветить их кости с помощью флуоресцентного экрана. Знаменитый нью-йоркский хирург, ныне покойный доктор Булл, направил ко мне пациента с почти сотней осколков ружейного заряда в левой руке. Это был Прескот Холл Батлер, хорошо известный нью- йоркский адвокат, который случайно попал в перестрелку и получил полный заряд дроби в руку. Он был в агонии. Мы имели общих друзей, которые просили меня сделать рентгеновский снимок его руки и помочь таким образом доктору Буллу обнаружить дробинки заряда и извлечь их. Первые попытки были безуспешны, так как пациент был слишком слабым и нервным, чтобы выдержать фотографическую экспозицию в течение почти целого часа. Мой хороший друг Томас Эдисон прислал мне несколько превосходных флуоресцентных пластинок и с помощью их я с моим пациентом мог видеть многочисленные мелкие дробинки. Комбинация экрана и глаз была более наглядной, чем фотографическая пластинка. Я решил испробовать комбинацию эдисоновского флуоресцентного экрана и фотографической пластинки. Экран был положен иа фотографическую пластинку, а рука пациента была положена на экран. Рентгеновские лучи действовали сперва на экран, а экран благодаря его флуоресцентному свету действовал на пластинку. Комбинация удалась лучше, чем я ожидал. Был получен прекрасный снимок с экспозицией в несколько секунд. Фотографическая пластинка показывала многочисленные осколки заряда, словно они были нарисованы пишущим пером. Доктор Булл произвел операцию и извлек осколки все до одного и, в течение короткого времени, Прескот Холл Батлер снова стал здоровым. Это был первый рентгеновский снимок, полученный таким процессом в феврале 1896 года, и это была первая хирургическая операция, произведенная в Америке с помощью рентгеновского снимка. Процесс сокращения времени фотографической экспозициии используется теперь повсеместно, но никто не хочет признать за мной этого изобретения, хотя я и описал его в журнале «Electricity» («Электричество») 12 февраля 1896 года, прежде чем кто-либо думал над этим. Батлер был более признателен и фактически предложил, после того как другие предложения вознаградить меня за мои труды были отклонены, установить для меня в Сенчери Клаб пенсию, дававшую мне право на два стакана грога ежедневно до конца моей жизни. Это предложение тоже было отклонено.
2-го марта 1896 года профессор Артур Гордон Вебстер из Кларкского университета, в штате Массачузетс, поместил в «Worcester Gazette» письмо, из которого я привожу здесь выдержку:
«В воскресенье утром я отправился с профессором Пупиным в его лабораторию с тем, чтобы испробовать эффект флуоресцентного экрана впереди пластинки. Я положил свою руку под лампу и через пять минут ток был прекращен... Результатом была лучшая пластинка, какую я когда-либо видел... Тот, кто испробовал этот опыт и видел сколько времени требуется для того, чтобы получить хороший результат, может судить об улучшении. Я думаю за доктором Пупиным должна быть признана заслуга сокращения времени экспозиции в десять и двадцать раз».
Описание улучшения, которое я опубликовал в законченной форме в журнале «Electricity» 15 апреля 1896 года, кончается следующей фразой:
«Моей единственной целью в работе над усовершенствованием рентгеновской фотографии было расширение горизонтов ее применения в хирургическом диагнозе. Мне думается, я полностью справился с моей задачей и хочу, чтобы эта работа была признана за мной».
Мои друзья посоветовали мне обратиться за получением патента на изобретение, но я уже имел один дорогой урок в патентном бюро с моими электрическими резонаторами и не хотел повторять его.
Вопрос отражения и преломления Рентгеновских лучей в то время еще не был разрешен. Мои исследования в этой области облегченные превосходным флуоресцентным экраном Эдисона, завершились открытием, которое я в сообщении Нью-Йоркской Академии Наук б апреля 1896 года формулировал следующим образом: «Каждая субстанция, подвергнутая действию Рентгеновских лучей, становится радиатором этих лучей». Сообщение это было опубликовано в нескольких научных журналах, как «Science» («Наука») и «Electricity». Но об этом я буду говорить позже. Просматривая некоторые материалы, я недавно нашел, что я закончил составление сообщений, касающихся моего исследования Рентгеновских лучей, 14
