– Прошу прощения, ваша светлость, – запротестовал Маккинни. – Все мои верования связаны с нашей цивилизацией, и ничего иного я в мыслях не имею.
Он поклонился еще раз, получив за свою почтительность очередное благословение.
– Что ж, прекрасно. Раньше, мы вас в Батаве не видели, торговец, а ваш капитан приходил сюда в последний раз на собственном корабле. Отчего такие перемены?
– Пираты, ваше высочество. Во всем Джикаре осталась жалкая горстка торговых кораблей, а торговцев, способных нанять их, и того меньше, а все потому, что армия Джикара, отправляясь в большой поход, забрала с собой все товары. Жители Джикара вознамерились сначала разгромить варваров, а потом выслать флот и покончить с гнездом пиратов.
Офицер, который заговорил с Маккинни первым, быстро взглянул на него, потом о чем-то негромко переговорил с другим священником в рясе и наконец бесстрастно заявил:
– Джикар слишком мал, чтобы снарядить большую армию или большой флот.
– Это правда, сэр, – кивнул Маккинни. – Но Гильдии удалось заключить союз с другими городами, а кроме того, много жителей равнин и гор бежали в Джикар, ища защиты. Джикару посчастливилось захватить несколько пиратских судов, напав неожиданно, когда те отважились заплыть в гавань и были застигнуты там отливом. После великого сражения на песке вода в гавани стояла красная в течение двух приливов, а в руках у Гильдии оказалось несколько кораблей, но людей, чтобы снарядить их, не было. Когда война на суше закончится, Гильдия обучит молодых солдат обращаться с парусами и сделает из них моряков, после чего, по слухам, флот отправится на север, а может, на восток – снарядят большой конвой из торговых кораблей под охраной пятидесяти боевых галер. Хотя, по мне, нет смысла отправляться такой большой флотилией? При переизбытке товаров цены упадут. Теперь же, когда кораблей из Джикара здесь нет, отправившись в Батав, или на восток, или на север, я заработаю гораздо больше, к тому же мои друзья вспомнят меня, когда там появится большой конвой из Джикара… Вот на что я рассчитывал. Кроме того, мне сказали, что и сам великий Храм, вместилище мудрости, нуждается. Вот я и привез сюда груз, весь свой провиант; я все продам Храму, оставив только ту малость, какая нужна, чтобы кормить людей на обратном пути, и попрошу крайне скромное вознаграждение сверх того, чего мне стоило снарядить корабль и доплыть сюда.
Храмовники в серых сутанах пошептались, и говоривший от лица остальных снова взял слово:
– Почтительность вам зачтется. Что есть у вас на борту для Храма?
Хотя Маккинни искренне хотел проявить щедрость, о цене договаривались битый час. Дьяконы настолько привыкли торговаться с купцами, что даже когда нужды в этом не было, экономили каждый грош. Тем временем офицеры осматривали трюм и заглядывали в палубные ящики.
Священники отметили большое количество провизии на борту корабля и с большим интересом спросили Маккинни, вся ли эта провизия ему понадобится для собственных нужд «Субао». Священники настаивали на том, чтобы увеличить долю Храма. Исходя из того, как рьяно его уговаривали, Маккинни сделал вывод, что положение осажденного города гораздо серьезнее, чем готовы признать храмовники.
– Они наверняка уже в отчаянии, – шепнул ему Лонгвей. – Я разговаривал с одним из солдат. Они забирают все съестное со всех кораблей, которые заходят в гавань – поэтому с каждым месяцем кораблей становиться все меньше.
Наконец сделка совершилась, и на борт взошел целый отряд рабов, чтобы унести то, что купил Храм. Солдаты тщательно следили за ними и обыскивали всех в поисках украденной еды или оружия. Дьяконы наблюдали за солдатами и отмечали на свитках, прикрепленных к дощечке, что уже унесено, а что еще осталось на борту; сколько рабов поднялось на борт, а сколько уже сошло с грузом; и сколько в результате причитается Маккинни.
После того как все купленное сгрузили на берег, Синдабайя поднялся на ют, чтобы поговорить с Маккинни и его помощниками.
– Мы тут защищаем не только истинную веру, – сказал священник. – Он махнул рукой в сторону города и гавани. – Согласно нашим летописям, Храм издревле был оплотом мудрости и надежды для людей этого мира. Если другие города падут, у нас останется способность и средства отстроить эти города заново. С падением Храма последний источник знания исчезнет. Когда Бог перенес людей со звезд на этот мир, он выстроил тут Храм, чтобы Храм следил за людьми и нес им истину. Вот наше бремя, и нам нельзя пасть.
Глядя, как солдаты сгоняют рабов в строй, Маккинни промолчал. Синдабайя заметил выражение лица Натана и поморщился.
– Этот мир изменился. Было время, когда эти люди пели, исполняя свой долг. Корабли доставляли дары, которые складывали к подножию Божьего Храма. Теперь корабли редкость, у стен города стоят варвары, и мои офицеры бьют рабов у меня на глазах. Но ничего другого у нас нет. Рабы согласны работать только из- под палки, а работы много. Храм должен быть спасен!
Синдабайя повернулся к Маккинни, сотворил знак благословения, пристально посмотрел на полковника, повернулся и сошел с корабля.
Когда Маккинни смотрел вслед процессии айков и рабов, которые изнемогая под тяжким грузом, продвигались по мощеным улицам в сторону складов, на ют осторожно выбрался Делука.
– Они осмотрели ваш корабль, и теперь по закону вы можете спуститься в город, – сказал он Маккинни. – Вы намерены нанести визит лорду архиепископу?
Маккинни кивнул и приказал Тодду, Лонгвею и Клейнсту отправиться вместе с ним. Делука заверил их, что его собственной наемной охраны будет достаточно и после встречи наемники проводят их на корабль.
– Мы обязательно пошлем с вами охрану, – сказал Делука. – Ходить по этим улицам без нее теперь опасно. Воров развелось видимо-невидимо, они сбиваются в банды и нападают даже на вооруженных прохожих. Нашим наемникам и то можно доверять только когда они вместе, когда нечего украсть и нечего купить за золото, которое можно отыскать. У этого города нет будущего. Только у Храма осталась воля к борьбе. Было время, когда люди этого города правили всей планетой. Теперь ими правит Храм.
Они двинулись вдоль набережной. Маккинни отметил пустые пристани и доки, пустые склады с распахнутыми дверями, всюду толпы нищих и угрюмых людей, которые когда-то были портовыми рабочими, моряками или владельцами небольших хозяйств вблизи городских стен. В стороне от набережной, было немногим лучше. Они продвигались по узким, извилистым улицам, стиснутым домами, на первых этажах которых разместились торговые лавки, за редким исключением закрытые. На мостовой, иногда прямо посередине, загораживая проход, лежали люди на циновках.
Наконец они выбрались из лабиринта переулков на более широкие улицы, у которых по центру проходили выложенные камнем канавы, частично заполненные отбросами. Их было на удивление мало для столь примитивного хозяйства.
– Храм платит за своевременный вывоз мусора, – объяснил Делука. – В несколько засушливых недель года канавы поливают из бочек водой, чтобы смывать остатки. В этих краях нередки очень сильные, хоть и короткие ливни. Это самый чистый город на Макассаре.
Маккинни вспомнил Джикар, где улицы ежедневно мели нанятые гильдиями люди, и ничего не сказал. Батав был чище, чем того можно было ожидать от подобного города, и уж само собой, чище заваленных отбросами задыхающихся от перенаселения городов Южного материка на Самуиле.
На улицах попадались люди. Некоторые рассматривали витрины лавочек в первых этажах, хотя покупать там было почти нечего. На дверях каждой лавочки висели большое распятие и эолова арфа – колокольчик в форме грубого подобия Храма, с которого свешивались изготовленные из раковин амулеты и разные безделушки. Жители по большей части были смуглыми и низкорослыми, хотя встречались и люди большого роста и светловолосые, похожие на Ванъянка. Но даже самые высокие были ниже Маккинни и пары имперских священников, и время от времени прохожие оборачивались и смотрели им вслед, прежде чем отправиться дальше.
Несколько раз Маккинни замечал, как под охраной одетых в мундиры стражников Храма куда-то спешили чиновники в ярко-желтых хламидах. Он спросил Делуку, куда идут эти чиновники, и тот ответил:
– Это сборщики налогов. Некоторые из них имеют, помимо своего дьяконского служения, и иные поручения. Они нужны для того, чтобы Храм напрямую не занимался выжиманием средств из населения, и многие дьяконы прежде чем окончательно принять сан копят средства своей мирской деятельностью.
