окруженной части марис вообще не могли наносить удары. Нескольким варварам удалось в яростном броске вырваться из горловины ловушки, прежде чем отряды отборных солдат, специально подготовленных Маккинни, сошлись и перекрыли путь к отступлению.
Марис, оставшиеся снаружи, отрезанные от попавших в окружение, пытались помочь своим угодившим в ловушку товарищам, но были остановлены щитоносцами, которые развернулись и медленно наступали на врага, в то время как внутренние ряды строя щитов сходились. Средоточению сил врага мешали рыцари, проносившиеся через толпу из конца в конец и возвращавшиеся в лагерь для перестроения, пока мечники- храмовники защищали брустверы. Огромная масса обреченных марис, попавших в «котел», смогла прорвать тонкую линию обороны лагеря и даже внешние цепи окружения, но остановить битву и перегруппироваться варвары не могли, а малая часть кочевников вне окружения не могла пробиться им на помощь и в отчаянии бросалась на копья и стену щитов или гибла под копытами тяжелой кавалерии, пока их несчастных товарищей безжалостно вырезали.
Бойня продолжалась до полуночи. К ее исходу беспомощные кучки марис бросались на копья или взбирались по брустверам, чтобы на гребне быть зарубленными мечниками, их воля и смелость испарилась перед безликой массой мечей и непрерывным дождем стрел. Когда копейщики уходили вперед, идущие следом обозные перерезали заколотым врагам горло и вынимали из трупов стрелы, чтобы их можно было выпустить снова. Пойманных животных отводили в середину лагеря, где привязывали вместе с быками из обоза. Постепенно цепи окружения сходились все ближе, потом соприкоснулись. Внутри не осталось ни одного живого врага.
– Что планируете на завтра? – спросил Сумбаву на совете, устроенном Маккинни у лагерного костра. – Вы оставили на поле боя тысячи убитых врагов, и рыцари перебили их в схватке без счета. Мы можем вернуться в город.
– Нет. – Маккинни поднялся с чашей вина в руке. – До тех пор, пока все продовольствие марис не будет уничтожено, город в опасности. Мы должны сжечь все их зерно.
– Но это не их зерно, а наше! – бросил Сумбаву. – Мы не можем позволить себе сжечь весь урожай. Нужно доставить зерно в город. Эту кампанию можно отложить до тех пор, пока зерно не будет доставлено в Храм! Верующие голодают, а потом, им нужно поведать о великой победе!
– Вы забыли о том, что врага в поле осталось много больше, чем мы убили, – напомнил Маккинни священнику. – Нельзя давать им перевести дух. Надо гнать их без остановки, пока последний марис не бежит в страхе в свои пустоши.
– Запрещаю, – тихо отозвался Сумбаву. – Мы должны доставить припасы в город. И зерно вы не сожжете.
– Тогда, ваше святейшество, я предлагаю вам отвезти зерно в город самому, – сказал Маккинни. – Теперь, когда мы сильно потрепали ряды варваров, думаю, мы сможем обойтись и без мечников Храма. Мне понадобится часть повозок, чтобы транспортировать провиант армии, но половину можете забрать, а с ними триста слуг из обоза; каждый из них сможет нести полсотни мер зерна. Мне мало останется жечь.
– Да будет так. Мы выступаем немедленно.
– На ночь глядя, ваше святейшество? – удивился Маккинни. – Разве это мудро?
– Мудрее, чем позволить марис застигнуть себя на равнине днем. Насколько я понимаю, вы не собираетесь назначить мне отряд сопровождения, хотя это отвлечет ваши силы только на один день. Я доложу совету.
– Это двухдневный переход, святой отец, – тихо ответил Маккинни. – По одному дню в каждую сторону. Не считая времени на восстановление дисциплины, ведь каждый солдат помчится домой или к товарищам, рассказать о великой победе. Мы потеряем несколько дней – ради чего? Если нам суждено отогнать врага от города, то это можно сделать только сейчас.
– Какой в этом смысл, если у нас в руках столько провизии, и мы можем собрать еще? – резко спросил Сумбаву. – Мы можем вернуться – офицеры Храма научились командовать солдатами – и устроить новый поход. Но тогда вам и вашим товарищам-иноземцам не достанется столько славы, а вы стремитесь присвоить ее всю. Зачем, мне неизвестно. Но я повторяю вам, воин с юга, что знаю: в глубине души вы не желаете добра Храму. Если бы меня не хранила вера Храма, вряд ли я вернулся из этого похода живым.
Сумбаву удалился в ночь, его телохранители следовали за ним неотступно.
– Ступайте и выберите из вашей группы самых бесполезных рабов, – приказал Маккинни Мэри Грэхем. – Глупых и усталых животных, тех, которым не успели сделать новые хомуты. Повозки, которые скоро развалятся. И все это отдайте им.
Мэри внимательно взглянула на Натана.
– А я все думала, зачем вы тащите с собой весь этот хлам. И еще вы добавили к моим отборным людям группу заключенных… Вы все предвидели?
– Фриледи, выполняйте-ка приказ, – подал голос Старк. – У полковника и так хватает проблем.
Сержант проводил Мэри до амбаров и отрядил людей на погрузку повозок, которым предстояло отправиться в город.
Двумя часами позже Сумбаву был готов двинуться в путь. Он остановился с Маккинни в воротах лагеря и поглядел на небо.
– Через час зайдет луна. Не знаете, в какой стороне враг?
– Нет, святой отец, – ответил Маккинни. – Но у них везде разведчики.
– И все равно, вероятность того, что они нападут на меня, ночью меньше, чем днем, – продолжил священник. – В темноте они не смогут разобрать, что у меня только солдаты Храма, и побоятся нападать. – Сумбаву молча следил за тем, как луны опускаются за горизонт, и только когда всю равнину окутала темнота, заговорил снова. – Благословляю вас, – сказал он Маккинни. – Возможно, я ошибался на ваш счет. Да пребудет с вами Господь.
– Благодарю, святой отец, – ответил Маккинни.
Он приказал открыть ворота и смотрел, как уходят отряд и повозки. Каждый мечник вдобавок к своему оружию нес на спине мешок с зерном, натужно скрипели телеги. Осужденные и рабы, которых заманили в поход, пообещав свободу, теперь шатаясь плелись обратно к городу с грузом на плечах; впряженные в повозки и фургоны с треснувшими колесами старые волы брели в ночь, ведомые под уздцы гордыми караульными. Когда ворота закрылись, лагерь покинули тысяча солдат и триста слуг. Маккинни вернулся в палатку. Через несколько секунд к нему присоединились у костра Старк и Маклин.
– К утру они не пройдут и десяти километров, – сказал Старк. – С таким-то грузом…
– Надеюсь, святой отец с умом нагрузил каждого, – сказал Лонгвей. – Мне не показалось, что люди перегружены.
– Верно, но перед отходом торговец отдал им на разграбление лагерь кочевников. Уверен, что сейчас каждый солдат тащит на себе килограммов по десять барахла, собранного с убитых в стане варваров.
– Вы очень щедры, – усмехнулся Лонгвей. – Необычайно щедры.
– Это не последняя добыча, – ответил Маккинни. – У нас будет достаточно возможностей разбогатеть, а у этих парней шанса может уже не быть. Они заработали свою долю.
– Или еще заработают, – пробормотал Старк.
Маккинни быстро глянул на него, потом, когда в шатер вошла Мэри Грэхем, повернулся к огню.
– Вам лучше отдохнуть, – сказал ей Маккинни. – Завтра утром мы выступаем рано, а сейчас уже очень поздно.
– Я не устала, – улыбнулась Мэри. – Я ехала на повозке, не забыли?
– Леди, если вы умеете спать в повозке на марше, вы станете величайшей офицершей всех времен и народов, – заметил Старк. – Я предпочитаю идти пешком, эти телеги не пропускают ни одной рытвины на дороге.
Мэри рассмеялась, быстро огляделась и ответила:
– Как по-вашему, Империя не рухнет, если мы объясним местным, как устроить у повозок рессоры? Хотя сейчас уже все равно поздно.
Она оглянулась на лагерь. По всему расположению на земле по окружности периметра спали копейщики и щитоносцы, щиты стояли, прислоненные к частоколу, пики и копья были наготове под рукой, по брустверу ходили часовые.