которой две двери: одна в кухню, другая в спальню. Вот вы и ходите из этой комнаты туда-сюда – в спальню, из спальни, в кухню, из кухни. Все в порядке. Но вдруг, почти жизнь спустя, вас подводят к стене и говорят: смотри. Вы смотрите и прямо перед носом видите: дверь. Да, дверь, которую вы почему-то не видели раньше. Вы открываете ее и оказываетесь…
То же случилось со мной. Финляндский вокзал я всегда считала сугубо пригородным, местным (“нашенским”, “свойским”). Но вот я нащупываю в кармане билет, на пригородный совсем не похожий. Я вдруг чувствую себя на Финляндском вокзале чужой: мне впервые приходится спрашивать. В конце концов я нахожу эту тайную платформу. Разумеется, я не только о ней раньше не слышала, но даже и не подозревала о ее существовании. И вот я уже сажусь в поезд, совсем не похожий на электричку. Особенно внутри. Идет он гораздо дольше, а значит, дальше. Сначала названия мне знакомы. А потом… Люди, отдаленно напоминающие контролеров, но наделенные большими полномочиями, тщательно проверяют документы и багаж. Потом я засыпаю.
…Просыпаюсь на другом берегу. Надписи по-фински. Речь, звуковым сходством мгновенно относящая меня на далекий хутор…
Но я в Финляндии! И мне странно, что путь, казалось бы предназначенный к преодолению морем, оказался проделан мной посуху. Мне странно, что на ожидание этого пути, который длился всего семь часов, ушла половина моей жизни. Странно, что половина пути проходила через места, знакомые мне раньше. Странно, даже невероятно, что я все-таки достигла волшебной страны Суоми.
Однако чудесней этого чудесного результата для меня навсегда осталось другое: сама тайная дверь.
…Встать в семь. Что непросто для уснувшей в пять. Почему в пять? Потому что – открутим назад – с одиннадцати до часу стирала. С часу до двух гладила. С двух до четырех читала журнал “Иностранная литература”. С четырех до пяти ворочалась: переваривала прочитанное…
Почему “Иностранная литература”? Разрозненные номера, брошенные здесь Э. Л., мне посчастливилось обнаружить в стареющей за амбаром сломанной коляске. Вынырнувшие из кустов Таавет и Кайа жестами объяснили мне, что то и другое – их собственность. Пришлось содержимое коляски выменивать на пачку печенья. Таавет, юркий лисенок, цапнул у меня продукт обмена (точней – боевой трофей) и, схватив за лапку сестру, мгновенно исчез. Я схватила свою добычу, полновесный улов кириллицы – вероятно, единственной на много километров вокруг, – и тоже дай Бог ноги: вдруг передумают! А ведь перед сном мне всякий раз просто необходимо окунуть глаза в кириллицу…
Итак, встать в семь. Сын, вцепившись в поручни кроватки, уже энергично месит ножками собственные какашки. При том он, справедливо требуя вознаграждение за свой труд, кричит голодным галчонком во все горло: “Буку, буку!!” (булку). Срочно его вымыть. Кричит. Подогреть воду, потом вымыть. Вода в колодце. Дать ему попить. Теперь взять с собой. Кричит. Ох, да у него, видно, температура. Померить температуру, сбить температуру. (В институте учили, что этого делать не надо: “организм должен бороться сам” – вот пускай сами и борются.) Сначала градусник, потом вымыть. “Буку!!!” Сейчас, сейчас. Набираю воду: ведро в одной руке, сын в другой. С водой, на веранде: электричества нет, вылетели пробки. Запасные кончились. Подогреть воду на охотничьем топливе. А оно в подвале! Кричит. Сейчас, сейчас. Термометр, игрушка… Вышли зайки на лужок, прыг-скок, прыг-скок!.. Мухи, мухи!.. Черт! На какашки слетаются мухи… Так и есть: тридцать девять. Повязку на лоб: вода с уксусом. Запах омерзительный. Рыдает. Вышли зайки на лужок… Продолжает рыдать. От этого рвет той самой водичкой, что только что выпил. Сейчас, сейчас, кисочка… Сейчас, сейчас... Замочить белье. Да-да, вот так зайки вышли, вот так! И побежали!.. И побежали!.. Надо сходить в погреб… Сейчас, кисочка! А вот как зайки пошли на лужок, и мамочка сейчас… ты лежи, котик, мама сходит за охотничьим топливом в подвал! Рыдает. Охотник такой, знаешь? Пиф-паф, ой-ой-ой, да? Нет, нет, хорошо, зайчик, не пиф-паф, а тоже – прыг-скок! Смотри, как мама показывает: прыг-скок! прыг-скок! прыг-скок!.. Мамин котик улыбается. Вот!! до конца этой улыбочки маме надо успеть в подвал!!
А вот и мама пришла, что она принесла? Цветочек принесла! Смотри, какой красивый цветочек! Да? Красивый? А вот мы его в стаканчик поставим… он будет водичку пить… Вышла птичка на лужок… не трогай! не трогай! разбил? а ведь это не наше… и пальчик порезал? не плачь, сейчас мама йодом… неправда, йодом не больно! не больно! совсем не больно! а вот мама себе помажет! а вот петушку помажет! а вот крокодильчику… ой!! морковка горит! сейчас, зайчик! не трогай… сейчас мама… “Иси-и-и-и!..” Вышла птичка на лужок… “Не птека!” Не птичка? А кто? Вышла рыбка на лужок… не трогай! положи! положи, я тебе говорю! ну вот! опять… почему на горшок не попросился? Вышли утки на лужок… нет? а кто? Не реви… Вышли гуси на лужок… тоже нет? А кто ручки помоет? Мамин сыночек ручки помоет, и киска ручки помоет, и зайка ручки помоет… а теперь за маму… ну? а ложечку за маму?.. А вот овцы вышли на лужок, видишь? вот они вы-ы-ы-ышли… вот так все они в-ы-ы-ышли… много-много овечек… се-е-е-ренькие, бе-е-е-еленькие, да? вот, целое стадо! с ягня-а-а-тками!.. ну? проглотил? Назад нельзя! кто это выплюнул? кто это выплюнул? это мамин сыночек выплюнул? а вот бараны с рожками, да? с рожками, с копытами!.. А вот… вышли лисы на лужок! прыг-скок! и белки с ними вышли… глотай! не держи за щекой! глотай, вку-у-усная морковочка! назад нельзя! а вот… кто это у нас вышел, а? это ослик вышел… ослику морковочку не дадим… или дадим? глотай! не держи за щекой! вот ослик уже проглотил… вышли пони на лужок… прыг-скок… а это за бабушку, да?.. ой!!! ну все-все-все-все… ну все-все-все-все… мой зайчик на себя чай пролил, но ему не горячо, нет… только испугался… ну-ну, рыбка, все-все-все-все… ну все-все-все-все… не плачь, зайчик!! пожалуйста!.. сейчас же все назад выйдет, Господи! Вышли белки на лужок… нет?! а кто?! смотри сюда, мама тебе показывает! не белки? а кто? кто же?! Вышли волки на лужок! нравится тебе?! тебе нравится?! свиньи! это тебе нравится?! змеи на лужок выползли, о Господи!..
Описываемая сцена в режиме реального времени занимает один час. В той же манере проистекают и прочие сцены телесериала “Мать и дитя”. На бумаге, в качестве сценария, они выглядят так: успокоить подмыть подтереть вымыть смыть убаюкать подмести вынести занести развлечь перемешать нарезать посолить потетёшкать добавить растереть разложить сложить застелить перестелить закапать погугулить вставить вынуть вынести выбрать включить потютюкать выключить перевязать прогулять набрать собрать купить заплатить измерить побебекать подсчитать успокоить снять поставить одеть раздеть обуть разуть влить вылить полюлюкать встать лечь отжаться встать лечь отжаться зашить распороть распороть зашить зашить распороть распороть зашить – и т. п.
Указание телевизионщикам. Я бы попросила их время от времени освежать кадры субтитрами из Л. Толстого – например: “Когда Анна и Долли вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у стола и обедала бульоном… Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться”.
А вот сейчас и мы слышим странные языки… А именно: странный русский, еще один странный, который, как выясняется, является финским, ну и, конечно, эстонский.
Это в крошечном магазине, окруженном соснами, шиповником, жасмином и несколькими альпинариями, бойко торгует Тийна Труумаа. Магазинчик этот один на несколько хуторов. Заскочит еще иной раз транзитный турист, но очереди больше двух-трех человек никогда не бывает.
В этой торговой точке, несмотря на то, что размерами своими она равна примерно четырем теремкам (в каких на игровых площадках любого города возятся далекие от деревенской идиллии дети), – в этой
