искусственно тормозить наше развитие. Для нашего собственного блага. В таких случаях всегда говорят, что для блага.
А истинная причина понятна, по-моему. Мы развиваемся слишком быстро, вот в чем дело. По экспоненте. Того и гляди, обойдем их галактическое объединение. Ну а им неприятно.
Во всяком случае, тогда я именно так и подумал. И многие на моем месте думали бы точно так же. Но я, естественно, виду не подал.
– Вы не преувеличиваете опасность? Неужели без вмешательства нельзя обойтись?
Так я спросил, а голос у него стал еще суровее.
– Нельзя, – говорит. – Я только что проводил аналогию между биосферой и живым организмом. У вас на Земле есть такая болезнь – рак. Группа зараженных бессмертием клеток увеличивает численность, отравляя организм своими выделениями, и он быстро гибнет. Рак – это тоже болезнь экспоненциального роста.
У меня внутри все похолодело. Рак! Вот, значит, какие специалисты будут нами заниматься!..
А он тем временем прощается, поворачивается ко мне затылком и уходит прямо сквозь стену к своей тарелке. А дюза одного из моих двигателей смотрит аккурат на нее, горючего у меня уйма. На целых пять лет.
Ну и полезли мне в голову всякие мысли. Дружба, как говорится, дружбой, но все человечество у меня за спиной – даже не семья. А соответствующая кнопка – вот она, под рукой. Нажми – и все. Миллион градусов, ничего не останется. И обеспечен нашей цивилизации вечный покой.
Но другие мысли тоже лезут мне в голову. В конце концов, думаю, кто я такой, чтобы сомневаться в профессиональной компетентности этих галактических инспекторов? Кто мне дал такое моральное право? Почему я считаю, что они рак только резать умеют? И с чего бы это им бояться нашего прогресса? Что для них наша цивилизация? Большой муравейник, по-моему!..
Вот какие разноречивые чувства вызывает во мне простой факт, что дюза одного из моих двигателей нацелена на пришельца и на тарелку, к которой он направляется. Ладно, думаю я в конце концов, счастливого пути, мой инопланетный коллега. Скатертью, как говорится, дорога. По-хорошему думаю, по – до брому.
Погружается он в тарелку, а я гляжу во все глаза, чтобы хотя бы стартом полюбоваться. Я ведь человек деловой. И не проморгал. Вот как выглядел этот замечательный старт.
Тарелка вдруг начала часто-часто дрожать и как бы расплываться. То есть ее контур оставался четким, а остальное расплывалось и таяло, как сахар в чае. Через миг я все уже видел сквозь тарелку. За нею в скалах провал был, а в провале звезды, так они одна за другой проступали сквозь это мерцание – сначала яркие, а потом остальные, помельче.
И вот уже нет никакой тарелки. Один я на астероиде…
Но одиночество мое длилось недолго. Не успел мысли в по рядок привести, гляжу – появляется она снова, родимая, и мой коллега-пришелец опять топает по златоносным камням и возникает у меня в кабине. Выручай, говорит, друг. Горючее у меня кончилось.
Знаете, есть такая детская забава – пуговица на ниточке. Тянешь нитку за концы, а пуговица вращается – то в одну сторону, то в другую. Вот и пошла эта самая пуговица крутиться в обратную сторону.
Попросить-то нетрудно, но что я могу? Позволит ли техника? Начинаю выяснять, какое питание требуется для его машины. Вдруг у меня этого продукта на борту тонна, да не подозреваю я о его подлинном назначении?
Прямо так его и спросил. Чтобы понятнее, без всяких там парадоксов. Он в ответ произносит слово, которого я не запомнил, хоть и имею способности к языкам. Слишком уж не по-человечески звучит. По- птичьи как-то.
– А что это за вещество? – спрашиваю. – Попроще нельзя? По-нашему, по-людски?
– Нет, – говорит он мне, – невозможно. Для этого вещества нет слова в ваших диалектах. Даже фантасты его не придумали.
– Так, – говорю. – Откуда же я возьму вещество, для которого даже названия нет?
Призадумался он и думал несколько минут подряд…
– Да, – говорит. – На нет и суда нет. Что ж, покажите – ка мне свою станцию связи. Я переговорю с Центром, сюда пришлют ремонтную бригаду, и все завершится наилучшим образом.
– А у вас что, – спрашиваю, – разве нет своей станции?
– Есть, – говорит. – Только она ведь на том же самом ра ботает.
Словом, все источники питания у него иссякли. Делать нечего, показываю рацию. Пусть пользуется. В конце концов, я в соответствии с правилами действую. Оказываю посильную помощь потерпевшим кораблекрушение. В законе не сказано, что он относится только к людям. Не знаю, откуда пошло. Даже прецедент был, когда наши какого-то американского шимпанзе выручили.
Ну ладно. Ковыряется этот потерпевший кораблекрушение пришелец в рации, а потом поворачивается ко мне. Эффект ковыряния, судя по лицу, – ноль.
– Что-то никак не пойму, – говорит, – где тут у вас подключается гипердиапазон?..
– Гипердиапазон? – спрашиваю.
Призадумался он вторично. Основательно призадумался, фундаментально.
– Это что же? – говорит. – Выходит, у вас тут одни радиоволны? Которые со скоростью света распространяются?
– Точно, – говорю. – Триста тысяч километров в секунду. А далеко отсюда Центр?..
– Сто пятьдесят световых лет. Вот ведь невезение! Три ра за зарок давал – не связываться с
