Он схватился за лезвие ножа и почувствовал, что зажал в кулаке пустоту…
— Прочь! — крикнул Бенедиктов.
Но атлет вывернул ему руку, и нож упал на палубу в Опасной близости к борту. Сразу несколько человек бросились к нему…
В следующий миг из самой гущи свалки вынырнул красный сарафан и, мелькнув под поручнями бортового ограждения, полетел с шестиметровой высоты в воду.
— Человек за бортом! — закричал кто-то. Плюхнулись в воду спасательные круги. Заскрипели тали шлюпбалок. Теплоход начал описывать циркуляцию, возвращаясь к месту падения человека. Но этот маневр был уже не нужен. Белая яхта, которая оказалась в сотне метров от теплохода, сделала бешеный поворот фордевинд, накренилась и, чертя по воде концом грота-гика, понеслась к мелькавшей в волнах голове.
Все увидели, как высокий загорелый парень кинулся с яхты в воду, и через несколько минут сарафан уже пламенел на борту маленького суденышка.
«Узбекистан» подошел к яхте с подветра.
— Помощь нужна? — крикнул с мостика вахтенный помощник.
— Не надо! — донесся снизу женский голос. — Меня довезут.
Пассажиры взволнованно обсуждали происшествие, нацеливались на яхту фотоаппаратами. Бенедиктов, белый как молоко, стоял в сторонке, вцепившись в поручни, и смотрел за борт.
Опрятин оглядел палубу и убедился, что ножа нет. Подняв голову, он встретил пристальный взгляд атлета.
— Интересный ножик, — сказал атлет. — Жаль, рыбам достался.
Опрятин отвернулся и посмотрел на яхту.
Там все было в порядке. Загорелый яхтсмен сидел на руле. Другой парень, с красной косынкой на голове, возился у мачты. Он быстро перебрал руками, и на мачту взлетел красный сарафан, поднятый на спинакерфале, — очевидно, для просушки.
Обладательница сарафана скрывалась в каюте.
Яхта отставала. Оттуда доносилась песня. Слова амбулаторных плакатов чередовались в ней с популярными рекламными текстами, и все это пелось на разудалый мотив:
Глава вторая, в которой читателю предлагается совершить прогулку на яхте вместе с главными героями нашего повествования
Затем он сходил на набережную Железного лома, чтобы подобрать новый клинок к своей шпаге.
Теперь нам придется перенестись во времени на несколько часов назад, а в пространстве — с палубы «Узбекистана» на толкучий рынок большого приморского города.
По случаю воскресенья рынок был так густо наполнен людьми, что его можно было смело уподобить плотному веществу, элементы которого находятся в непрерывном движении. Продавцы и покупатели, обладая противоположными по знаку зарядами спроса и предложения, тяготелн друг к другу, преодолевая противодействующие силы расхождений в ценах.
Сдержанные возгласы продавцов, лихие выкрики мороженщиц, разноязыкий говор, яркие краски модных товаров, сложная смесь запахов пота, одеколона и мясо-комбинатских пирожков обрушивались лавиной на органы чувств.
К толкучке быстрым шагом приближались двое долговязых молодых людей. Один из н их, белобрысый светлоглазый парень в тенниске огненных тонов и брюках цвета «беж», взглянул на часы и сказал:
— Четверть девятого. Валька, наверное, уже ждет на яхт-клубе.
— Подождет. В крайнем случае получишь вздрючку, — отозвался второй парень.
У него было крутолобое, скуластое лицо и шапка темных волос; серые глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо; из-под засученных рукавов белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.
Молодые люди с ходу врезались в толпу у ворот и попытались, подобно жестким гамма-квантам, проскочить сквозь нее прямолинейно, но на первых же метрах их скорость заметно снизилась.
Они остановились возле киоска с газированной водой. За киоском высились ворота с черно-золотой табличкой:
— Странное дело, — заметил Юра (так звали парня в тенниске): — на одних вывесках «продажа», на других — «реализация». Почему такой разнобой, а, Колька?
— Реализация, — вдумчиво сказал Николай, — приведение к реальности… Когда-то этим делом идеалист Платон занимался, а теперь — торговая сеть.
— Значит, есть еще идеалисты в торговой сети! — Юра захохотал и протянул Николаю ладонь, и тот, смеясь, хлопнул по ней.
— Налейте нам, пожалуйста, водички, — обратился Николай к молоденькой продавщице.
Юра залпом выпил стакан, поставил его на мокрый прилавок и спросил:
— Девушка, а вы реализуете или продаете воду?
— Воду мы отпускаем, — серьезно ответила продавщица. — Воду, хлеб, мясо, картошку — это все отпускают. А готовое платье — продают. Есть, конечно, другие вещи — их реализуют. Вот у вокзала — видели? — «Реализация головных уборов».
— Здорово! — восхитился Юра. — Как вы только не запутаетесь?… Налейте еще.
Он мелкими глотками пил воду и перешучивался с девушкой, пока Николай не взял его решительно за руку и не уволок прочь.
Друзья прошли под аркой ворот и миновали вернисаж картин, писанных на крафт-бумаге, клеенке и полиэтиленовом пластикате. Такие картины можно видеть только на толкучих рынках. Преобладал один сюжет: толстые розово-фиолетовые красавицы, лежащие на поверхности ярко-синей воды. Каждой красавице придавался ослепительно белый лебедь.
— Ну и ну! — сказал Юра, останавливаясь перед одним из полотен. — Какое богатство красок!
— Леда и лебедь, — бросил Николай. — Классический сюжет.
— Эта толстая дама — спартанская красавица Леда? — Юре стало смешно. — Мама Елены Прекрасной и Клитемнестры? Теща царей Менелая и Агамемнона?
— А ты посмотри, как она лежит, — начал было Николай.
Но тут к ним подошел седоватый загорелый человек лет сорока с лишком. У него были мягкие щеки, крупные роговые очки, округлый животик.