бы не Бабинов, все было бы вообще прекрасно. Но этот конченый пессимист действовал доктору на нервы. Всю дорогу хирург тяжко вздыхал, смотрел тоскливо и на каждом привале ощупывал рюкзаки у двух идущих перед ними альпинистов. В рюкзаках хранилось несколько десятков квадратных метров шелка и дюралевые штыри – дельтапланы. По окончании операции Пульман с помощником намеревались бросить альпинистов на произвол судьбы и смыться с вершины на дельтапланах. Этот неизбежный и пока что далекий момент больше всего пугал Бабинова. Когда они тренировались, стартуя с холмов под Ложбинском, у хирурга, в отличие от Пульмана, получалось из рук вон – он отчаянно трусил и впадал в панику, хотя высота там была мизерная. Теперь же перспектива спускаться на дельтаплане с высоченной горы давила на сознание Бабинова с такой силой, что он был готов в любой момент упасть в обморок, страшно раздражая своим состоянием патрона…
Вершина представляла собой покатое плато размером в два футбольных поля, покрытое слежавшимся, твердым как дерево снегом.
В некоторых местах виднелись вогнутые воронки, как бы проталины, на дне которых был лед, прозрачный как стекло.
Прозвучала команда – отдыхать. Несмотря на страшную усталость, Бабинов, вооружившись ледорубом, отправился осматривать местность. Побродив минут десять, он вернулся к шефу, который, счастливо жмурясь, уже прихлебывал дымящийся кофе, заваренный на пламени керосинового примуса.
– Ничего нет, – уныло доложил Бабинов, плюхаясь рядом с ним на снег. – Ни малейшего следа. Его сильно занесло снегом?
– Занесло – не то слово. – Пульман снова с наслаждением отхлебнул кофе. – Он просто утонул. Поэтому его и в пропасть не стащило – несмотря на сильные ветра.
– Нам предстоит колоссальная работа, – мрачно заключил Бабинов. – Да уж… Просканировать всю эту огромную площадку…
– Зачем всю? – удивился Пульман, передавая кружку помощнику. – Зная предполагаемое направление движения самолета, мы можем с достаточной точностью определить точку столкновения. Таким образом исключаем из района поиска три четверти площади вершины. А в оставшемся секторе прозвоним всю зону по полосам – часа за полтора. Пей давай, да присоединяйся – я пошел… – Он извлек из сумки, висящей через плечо, небольшую пластмассовую коробку, надел наушники, взял в руки щуп с проволочной петлей на конце и отправился на поиски. Допив кофе, Бабинов достал свой металлоискатель и присоединился к шефу.
Минут через двадцать у него в наушниках раздался четкий сигнал. От неожиданности доморощенный сапер даже подпрыгнул. И тут же буйно возликовал:
– Доктор!!! Это я, я!!! Это я нашел…
Определив контур предполагаемого остова самолета, Пульман дал команду альпинистам – бурить шурфы, рвать тротиловыми шашками и выгребать из образовавшейся ямы снежное крошево.
Благодаря сноровке альпинистов и большому запасу взрывчатки дело двигалось споро. Через два часа адского напряжения из-под льдин показался довольно неплохо сохранившийся, обугленный и измятый остов самолета.
Даже невозмутимый Пульман на этот раз не смог сдержать нахлынувших чувств. Он дико завопил, принялся отплясывать на месте, затем схватил в обнимку Бабинова и заорал в экстазе:
– Я гений!!! Я все предугадал, Сашка! Это был не фантом – вот он, вот он!!! У-у-у-у…
Еще через полчаса остов был тщательно очищен от снега. Осмотр быстро дал результат – в пассажирском отделении очень скоро обнаружили небольшой несгораемый сейф, страшно тяжелый и, казалось, совершенно монолитный.
Пульман уже не орал – он охрип, затих и горящими, как два прожектора, глазами уставился на находку.
– Ты знаешь – я почему-то не верю… – тихо сказал он Бабинову, осторожно расплющивая по едва заметной щели между дверкой и корпусом брусок пластита. – Знаешь – ожидание события всегда лучше самого события. Не верю, и все… Я, простой психотерапевт, сам, своими руками… – Тут он не сдержался, задрожал губами, шмыгнул носом… Потом справился с собой, воткнул в пластит капсюль-детонатор с отрезком огнепроводного шнура, извлек из кармана зажигалку и на минуту задумался.
Как долго и кропотливо готовился он к этой минуте. Целый год штудировал немецкий, чтобы лично, не доверяя никому, прочитать строки, писанные великим ученым. Осваивал этот проклятый дельтаплан – ради одного только прыжка с горы, потратил на это дело уйму времени. Наконец, у хорошего сапера брал уроки обращения с пластиковой взрывчаткой, чтобы рассчитать все до миллиметра, чтобы не повредить документы. И – вот она, эта минута… Неужели все получится? Неужели он действительно избранник судьбы и тайна аппарата – в его руках?!
– Ну, с богом. – Суеверно перекрестившись, Пульман подпалил огнепроводный шнур и отошел в сторону. Раздался хлопок взрыва – крышка, зловеще крякнув, отлетела на пару метров, обнажив чрево сейфа.
Бабинов рванулся было к сейфу – и тут Пульман страшно крикнул:
– Стоять!!!
Хирург замер на месте.
– Это мое, Саша… – хрипло пробормотал Доктор. – Не лезь – я должен сам…
Немного постояв, он судорожно вздохнул, прошептал опять:
– Ну, с богом… – и приблизился к сейфу.
Внутри лежала толстая тетрадка. Больше там ничего не было. Опустившись на колени, Пульман с чувством подступающего к горлу страха дрожащими руками достал тетрадь, начал листать… Чертежи не могут вместиться в такой малый объем – не может быть, чтобы все было в одной тетради… Листая хорошо сохранившиеся страницы из плотной бумаги, Пульман пробегал глазами дневник Вольфгаузена: дата, несколько строчек, – пунктуально, день за днем. Дневник был датирован 1943 годом, всего было заполнено восемнадцать страниц, по пять-шесть дней на каждой. Долистав до последней заполненной страницы, психотерапевт, пристально всматриваясь – у Вольфгаузена был очень мелкий почерк, – прочел последнюю запись: «…Опять болела печень. Шеффер советует прекратить пить пиво – говорит, вредно… Сегодня я принял окончательное решение. Этот чудовищный проект не имеет права на существование. Концлагеря и камеры смерти, конечно, все это отвратительно… Но мое детище – это просто геноцид против всего человечества. Нет, я не могу принять на свои плечи такую ношу. Сжег все чертежи и пояснительные записки в камине. Теперь я могу спокойно доживать оставшийся короткий отрезок времени со спокойной совестью, не вздрагивая от мысли, что буду проклят человечеством…»
– Знаешь, Саша… Этот старый идиот жестоко обманул меня, – бесцветным голосом, едва слышно произнес Пульман и вдруг, упав на спину, дико захохотал, хрипло кашляя в коротких промежутках между взрывами истерического смеха.
– Что с вами, доктор? – испуганно спросил Бабинов. – Вам плохо? Может, инъекцию?
– А у тебя с собой есть стрихнин? – отсмеявшись, поинтересовался Пульман. – Если есть – давай, в самый раз…
Распаковав мешок с дельтапланом, он начал сноровисто собирать аппарат. Когда все было готово, он с полным безразличием посмотрел на сникшего Бабинова, готового в любой момент упасть в обморок, и бросил:
– Собирай свой – чего сидишь? Судьба расстреляла нас в упор – надо покориться. Собирайся. Меня всю дорогу мучили дурные предчувствия – началось с появления этого рыжего. Я не удивлюсь, если он был членом экипажа Вольфгаузена, чудом оставшимся в живых после катастрофы… Я также не удивлюсь, если сейчас из-за этого бугра, – он кивнул в сторону верхушки горы и мертво ухмыльнулся, – если сейчас оттуда выскочат агенты Интерпола и заорут: «Стой, Пульман! Сдавайся»… Черт – что это?!
Словно в подтверждение его слов, снизу, слева, рывком, из кудлатых облаков выскочил вертолет. Пульман с Бабиновым разинули рты и застыли соляными столбами.
Вертолет на несколько секунд завис над котлованом, поднимая пургу, потом медленно опустился на площадку метрах в ста над ними. Не успели шасси коснуться поверхности, из салона один за другим выскочили четверо с автоматами и побежали вниз, направляясь прямо к ним.
Пульман первым опомнился от неожиданности. Сильно оттолкнув Бабинова, который в шоке вцепился в рукав его пуховика, он ухватился за нижнюю перекладину рамы дельтаплана и понесся скачками вниз по
