— Из комментариев в «Тупичке» и твоих ответов стало ясно про «шестерство».
— Я такого не говорил, камрад.
— Но вопрос — как и откуда черпать знания?
— Они как в армии, камрад, — от сержанта, то есть от взрослых и знающих камрадов. Каковые вызывают у тебя безусловное уважение, чья точка зрения тебя интересует, к чьему мнению ты прислушиваешься.
— Как правильно строить мнение о произведениях?
— Надо много читать, дабы можно было сравнивать. Только так.
— Вот тут рассказик надыбал В. Алмазова. Называется «Сука ты позорная». О том, как однажды, году в 79-м, автор обсуждал с бывшими колымскими зэками «Архипелаг ГУЛАГ». Что скажешь?
— Лагеря все были трудовыми. То есть народ там работал. А это значит, существовали нормы выработки, за которые сталинские упыри спрашивали по всей строгости. Вот представь, ты директор завода, но по прихоти вчера расстрелял сто рабочих. Кто план выполнять будет? И что будешь делать ты, когда за невыполнение плана придут расстреливать тебя?
— Дворянином-то Достоевский был, но он не был рожден дворянином. Папа его был доктор для бедных и произведен во дворянство. Так что Достоевский — классический разночинец по классовому происхождению.
— Я правильно понимаю — это все в корне меняет? Я правильно понимаю, что на основании написанного тобой крестьяне относились к нему совершенно иначе? А если нет, поделись: к чему ты эту херню тут написал?
— Дмитрий, а вы к творчеству Василия Шукшина, писателя, как относитесь?
— Строго положительно. Мегаталант.
— Гоблин, а кого еще, по-твоему, можно поставить в один ряд с такими великими людьми современности — Солженицыным и Сахаровым?
— Ставить их надо на дно выгребной ямы.
— Хм, признаться, что дал согласие сотрудничать с органами — это довольно смело, тем более для человека, позиционирующего себя как «борца с режимом». Не находишь?
— Это ты меня как коллегу спрашиваешь, я правильно понимаю? Или это ты задаешь вопрос как лох чилийский, не имеющий представления о предмете?
— И потом, если он действительно реально не сотрудничал, а только поддался на давление?
— Это как?
— Какое тогда имеет значение какая-то бумажка?
— Это о чем?
— Да и многие ли из тех, кто сейчас подтявкивает тут, на форуме, нашли бы в себе смелость устоять?
— Да никто, конечно. Все до единого кругом — предатели, стукачи да твари вербованные.
— Я сильно сомневаюсь. В том числе и за себя…
— А я за тебя не сомневаюсь. С двух предложений видно — аморальная гнида, способная на все.
— Конечно, если следовать уголовной философии, то да, типа запомоился. Но разве имеет значение для нормального человека мнение уголовников?
— Долбоеб ты.
— Ничего не поделаешь, да, я дебил. Представьте себе.
— Сначала не мог представить, а теперь — смог.
— За что парень, с которым ты говорил выше, удостоился такой чести?
— Угадай с трех раз.
— По моему мнению (предвижу ответ: малолетнего долбоеба), это были нормальные вопросы нормального человека, не замороченного милицейскими и уголовными тонкостями.
— Сынок, вот у тебя под ником написано — «подросток». Это значит, что ты в массе постов обозначил себя как малолетнего дурачка. Если тебе в твои 15 лет что-то непонятно — ты, сынок, поди, спроси у папы, если он у тебя есть. Оно, конечно, сомнительно, что он тебе что- то сможет объяснить — раз уж таким дурачком тебя вырастил. Но вдруг? А пока не объяснил, ты дурость свою окружающим старайся не демонстрировать — выглядит отвратительно.
— Понимаешь, даже стоя на дне выгребной ямы, Солженицын и Сахаров будут на голову выше подавляющего большинства тут присутствующих. Как это ни обидно.
— В выгребную яму нормальные люди, понимаешь, обычно испражняются. Она для говна то есть, в нее срут. И яма никогда не бывает «выше».
— Неплохо, кстати, зэки работали. Лет пять назад, будучи по делам в Норильске, зашел в местный краеведческий музей. Там много документов интересных про то, как зэки под чутким руководством НКВД осваивали технологии строительства городов, шахт и заводов в условиях вечной мерзлоты. И неплохо так освоили, вроде бы первыми в мире. И только потом, когда с технологиями стало понятно, а инфраструктура налажена, стали туда всяких комсомольцев зазывать.
— Не самая светлая страница в истории родной страны.
— Насколько правдоподобны пассажи гражданина Солженицына в духе «Я только подписал бумагу»?
— Если бы он этого не делал, он бы никогда этого писать не стал.
— Можно ли было его склонить к реальному сотрудничеству, шантажируя письменным согласием?
— Ты хорошо понимаешь, что такое оперуполномоченный в лагере, чем он там занимается и что он там может?
— В самом деле, Дмитрий Юрьевич, объясните, насколько серьезна подписанная бумага?
— Серьезнее не бывает. Это окончательная бумага, там других нет. Будучи завербованным, далее он трудился на оперчасть весь оставшийся срок.
