критическую оперативную ошибку. За то, что убил на месте негодяев, причастных к такому злодеянию. Основных свидетелей, которые могли дать весьма ценные показания и вывести на вторую смертницу. Что поделать, у Лизы тоже своя точка зрения по данному вопросу.
– Негусто, – посетовал Иванов. – До Музаевых мы доберемся, это не проблема… но что это даст? Наверняка уже полгода как выдали дочь за араба, и понятия не имеют, где она сейчас. Разве что фото нормальное можно взять…
– Это Абу, – безапелляционно заявил Серега, еще раз прокрутив второй фрагмент.
– Лиц на пленке нет… Как определил? – заинтересовался Иванов.
– Тут этих Абу – как на сучке блох… – буркнул Петрушин.
– Абу Симбел? – проснулся Глебыч, вспомнив популярный бальзам своей молодости. – Хорошее дело. С водкой мешать – зашибись…
– Это тот самый Абу, вы знаете, о ком я, – уперся Серега. – Абу-аль-Джабир. Лиц нет, это да… Но голос его. Это именно он командует: держите крепче, голову пригните.
– Как бы я хотела с ним встретиться, – Лиза сузила глаза и бережно поправила кобуру с пистолетом. – Ох, как бы я этого хотела…
Сомневаться в Серегином заявлении не стали, приняли на веру. Лейтенант, еще не будучи в команде, при невнятно упомянутых обстоятельствах имел личный контакт с этим пресловутым Абу. Видел в метре от себя, слушал речь – переводчиком работал на каких-то переговорах. У лейтенанта великолепная память и, ко всем прочим достоинствам, абсолютный музыкальный слух. Так что запросто мог узнать.
– Ну и ничего нам это не дает, – покачал головой Иванов. – Халида сказала, что они обе из его личного «инкубатора», а мы, в общем-то, и не сомневались на сей счет. Это просто подтверждает ее слова. Вот если бы там нарисовались рожи этих мерзавцев…
– В панораме пятиверстки, на которой их местонахождение обозначено флажком, – подхватил Костя Воронцов. – И на стене – документация крупным шрифтом, с личными данными! Вот это было бы дело!
– Можно было бы без карты и рож, – живо откликнулся Вася Крюков. – Пусть бы он за кадром не команды давал, куда пригнуть и где держать, а назвал бы свои координаты. И не в пятиверстке, а по «двушке», так вернее. Типа, сидим мы в квадрате тридцать шесть сорок восемь, по «улитке» – семь…
– Ладно, хорош балагурить, – прекратил эти мечтания Иванов. – Получается, что имеем мы с этого – мизер, и кому-то придется вплотную заниматься этими Музаевыми. Всем отдыхать, я пошел писать рапорт. Мне завтра с утра в Моздок, отчитываться перед Витей… Думаю, это еще тот разговор будет…
– На правительственные награды не рассчитываем, – морально поддержал начальника Костя Воронцов. – Но будем надеяться, что нас хотя бы похвалят за то, что предотвратили теракт у церкви. Разве мы не молодцы?
– Молодцы, – буркнул Иванов, сонно зевнув. – Надейтесь. Я тоже надеюсь. Надеюсь, что нас за такую славную работу не разгонят к чертовой матери и не отдадут под суд…
Глава 4
Сергей Кочергин
Вообще, были надежды, что спецпредставитель своим государственным умом влет вычислит бесперспективность данного дела и отдаст его на откуп «конкурентам». Чекистам, то бишь. Это ведь их огород, вот и пусть себе ковыряются потихоньку, как привыкли. Глядишь, к выборам президента найдут кого-нибудь.
Нет, мы не то чтобы такие уж отчаянные лентяи и совсем не желаем работать. Вопрос в том, как именно работать. Когда есть конкретный объект, допустим, отслеженный на рынке, и известно его местонахождение – это хорошая ниточка. Собрались, приехали, вцепились мертвой хваткой и по-быстрому размотали весь клубок. Ну, пусть не весь клубок – половинка где-то там оборвалась ввиду сложных обстановочных факторов – но все равно, есть какой-то результат.
А сейчас нам предстояло заняться такой тягомотиной, что любой штатный опер взвыл бы. Мы же, напомню, не опера, а простые вояки, у нас совсем другие задачи. Я вам сейчас скажу, что нам нужно делать, вы поделитесь с каким-нибудь знакомым сотрудником милиции, который хотя бы месяц был в командировке в Чечне, он вам популярно объяснит, что это такое.
Нужно нам было всего ничего: найти близких родственников Земфиры Музаевой и попросить их оказать содействие в ее поисках. Как минимум – нормальное фото и места возможного пребывания вне Чечни. А в норме – чтобы кто-то из них (а желательно сразу несколько лиц) поехал с нами и погулял по улицам приграничных городов, авось в толпе углядит родное лицо…
Что, ничего странного не находите? Нормальная просьба, да? Ладно, если у вас под рукой нет знакомого милиционера с опытом пребывания в Чечне, я вас кратко введу в курс. Просьба, разумеется, вполне естественная, но… Это с нашей точки зрения. С точки зрения русского офицера, работающего в Чечне.
А теперь представьте себя на месте Музаевых. Нет, чтобы было доходчивее, оставим Музаевых в покое, а будем оперировать всем нам известными и близкими понятиями. Представьте, что идет Великая Отечественная, сорок третий год на дворе… Вы – белорусский селянин, выдавший недавно дочь за всем народом любимого и горячо обожаемого партизана Поликарпа Бурлака из отряда легендарного Сидора Ковпака. И вот к вам в один прекрасный день вламываются эсэсовцы и просят оказать помощь. Дайте нам фото вашей дочурки, мы ее маленько искать будем. Для чего именно – мы вам не скажем, это такой наш эсэсовский секрет. Нет портрета? Зер гут, яволь. Тогда собирайтесь, будем ездить с вами на нашем немецком мотоцикле с коляской по близлежащим поселкам, чтобы вы нашли в толпе вашу дочурку и указали нам на нее…
Вот такие дела. И попробуйте убедить меня в том, что эта метафора совершенно идиотская и даже дикая по нашим цивилизованным условиям. Это вовсе не метафора, просто так оно и есть на самом деле, спросите в неофициальной обстановке у любого, кто тут был. У чеченов сейчас своя Великая Отечественная, мы для них ничем не лучше эсэсовцев, и они с трудом представляют себе, что среди тех эсэсовцев могут быть вполне хорошие ребятишки.
В общем, домыслите сами, как отнесутся Музаевы к нашей миссии.
Вот поэтому я и сказал вначале, что мы надеялись на передачу дела чекистам. Как говорит Вася Крюков, ну их в задницу, такие дела…
Ладно, давайте по порядку, а то начал сразу с больного вопроса, а в суть не посвятил.
Итак, Иванов прилетел из Моздока и сообщил «радостную» весть: есть решение сверху. Все бросаем, занимаемся вплотную нашей недоловленной смертницей Земфирой. Строго конфиденциально. Минимум информации навынос, особенно для чекистов. Знакомая песня, не правда ли?
Иванов признался, что в такой постановке вопроса виноват он лично, вернее, его преступная искренность в разговоре с Витей и желание дать временному начальнику как можно больше информации по этому делу. Может быть, все было бы иначе, не упомяни он о моем замечании насчет Абу, голос которого я узнал на той записи…
С Абу я познакомился во время работы по основному профилю: нашей командой тогда еще и не пахло. Я неплохо владею рядом языков (сугубо юношеские увлечения из мирной жизни, к военной специфике никак не относятся), в том числе и арабским. Бывало, знаете ли, валяешься вечерком на тахте, почитываешь «Шахнаме» (в подлиннике, абудабийского издания) и сам с себя прешься – ну, блин, какой же я все-таки умный и грамотный!
Это сейчас я так себя оцениваю, с позиции пережитого. Этакий умненький полиглот, вдобавок владеющий оружием, единоборствами и спецтехникой… А тогда, разумеется, оружием и спецтехникой там и не пахло, и ничего такого я не думал. Некогда было, надо было торопиться жить.
До встречи с Абу я и не подозревал, что в этой войне мой арабский может пригодиться. Чеченский – другое дело, его я изучал тоже вне ведомства, по сугубо личным мотивам, которые не всякому первому встречному откроешь.
Дело было так: чем-то озабоченный полковник Лаптев заглянул в нашу палатку, посмотрел на меня, этак задумчиво шевеля губами, и вдруг пробормотал:
– А! Арабский. И фарси. Полиглот, блин. Фарси – на фиг, но арабский… Точно… Ну-ка, лейтенант, «форма четыре», полная боевая – через пять минут едешь с нами.
И поехал. У нас не принято спрашивать младшего, хочет он ехать или как, просто приказывают за пять
