— Это «Метакса», друг, — сказал бармен. — Его не пьют большими глотками.
— Виноват. Выпейте со мной, — предложил я. Достав еще один бокал, бармен налил спиртное себе, мы чокнулись и стали медленно его потягивать.
— Только что приехали с юга? — спросил он. Я лишь покачал головой, а он не стал добиваться подробностей. Открылась дверь, с улицы влился сумеречный свет. Вошедший сел на табурет рядом со мной. Я увидел его в зеркале напротив — квадратное загорелое лицо, светлые волосы, шею, могучую, как бетонная свая. На душе потеплело: я узнал этого нью-йоркского грека.
— Бокал для мистера Кармоди, — заказал я. Знакомец моментально повернулся ко мне; его улыбка, словно луч прожектора, прорезала сумрак бара. Ладонь величиной с лопату охватила мою и затрясла так, будто хотела вырвать из сустава.
Мы громогласно принялись вспоминать случаи из былой жизни. Потом я многозначительно посмотрел на бармена, возившегося в дальнем конце стойки, и понизил голос:
— Я здесь не ради праздной прогулки, Кармоди. Веду небольшую частную разведку.
— Видимо, что-то серьезное, если ты уехал так далеко от веселых мест,
— ответил он.
— Да, довольно серьезное. У меня близкий человек пропал — то ли украли, то ли убили.
— Кого-нибудь подозреваешь?
— И да, и нет. Кажется, я уже понял, кто это, однако мотивы мне неизвестны.
— И ты надеешься выяснить это — на Крите? Достав золотую монету, я передал ее Кармоди. Нахмурившись, он внимательно рассмотрел ее с обеих сторон. Бармен снова приблизился к нам.
— Ник не помешает, — сказал Кармоди так тихо, что даже я расслышал эти слова с трудом. Разглядывая птицу на монете, Кармоди спросил:
— Ты думаешь, монета отсюда?
— Так говорят.
— А какое отношение она имеет к твоему близкому человеку?
— Вероятно, никакого. Но только она может навести на след.
— Где ты достал монету?
— Если у тебя есть несколько минут, я расскажу. Он Прикончил свою выпивку залпом и встал.
— Когда речь идет о тебе, дружище, я всегда свободен. Давай присядем к столику.
Кармоди занял столик в тихом углу бара, откуда просматривались обе двери: он всегда предпочитал наблюдать, кто входит и кто выходит. Бармен снова принес нам выпивку. Пока мы потягивали бренди, я рассказал всю историю, начиная от Гринлифа, вплоть до последней сцены в Майами, когда Сэтис погиб в землетрясении.
— Не знаю, может, девушка спаслась, а может, ее схватили эти молодчики, — сказал я в заключение.
— В последнем случае я почти уверен, что ее убили, это их стиль.
— А тот моряк, — спросил Кармоди, — он назвал тебе свое имя или чин?
— Не назвал, но я полагаю, что он взобрался довольно высоко по служебной лестнице, был командиром корабля или что-то в этом роде.
— Есть в его истории вещи, в которые ты не веришь?
— Почти нет, если не считать сказки о том, что первобытный человек стрелял из современного оружия. Официальная версия была такова: адмирал Хейли погиб в космосе, а два корабля, которые упоминал моряк, провалились в тартарары во время одного из первых извержений вулкана. Вполне возможно, что это дезинформация — операцию явно хотели сохранить в тайне.
— А то, что моряк этот добрался до Америки в спасательной шлюпке, — может такое быть?
— А почему нет? Я же переплыл Атлантику на катере.
— Ты подстрелил двух «птичек» в Гринлифе, а как ты думаешь, остались ли еще подобные им?
— Не знаю. Больше я их не видел.
— Похоже, этот Сэтис действовал по наводке, уж очень быстро он нашел тебя.
— Вполне возможно.
— А девушка была приманкой? Я ответил не сразу.
— Могла быть. Хотя вряд ли сознавала это.
— Как ты думаешь, почему он честно сказал, что твоя монета из чистого золота, а потом поменял ее на эту?
— Видимо, это хорошая подделка. — Я звякнул монетой о стол. Кармоди взял ее, взвесил на ладони, потом повертел в пальцах и поцарапал ногтем.
— Тоже, между прочим, золотая, — заключил он и стал внимательно разглядывать птицу на одной стороне. — Такой птички я раньше не видел, но мне кажется, я ее знаю: это дикий гусь.
— Может быть, — сказал я, забирая монету. Бармен Ник подошел неслышно, как рысь, подстерегающая добычу.
— Как ты думаешь, Ник, — спросил Кармоди, — здесь есть человек, разбирающийся в старом золоте?
— Может, Хурос? Тот, что живет в сарае, в паре миль отсюда. Он, может, и разбирается.
— Да, пожалуй, ты прав. Поехали, Мэл. Нанесем визит старому джентльмену.
Дорога кончилась примерно за четверть мили от того места, к которому мы направлялись. Дальше шел крутой подъем по козьей тропе, она вела к хижине, прилепившейся к краю скалы под развесистой оливой, Хурос был дома, он лежал во дворе, на железной койке в тени беседки, образованной одной виноградной лозой. Это был небритый старик лет шестидесяти с маленькими черными глазами, круглой лысой головой и жирным брюшком, обозначившимся под грязной рубахой, волосы его свалялись, как старая пакля. Завидев нас, он приподнялся на локте и вытащил из-под кровати револьвер 44-го калибра, по величине напоминавший томагавк.
— Спрячь эту свиную ногу туда, откуда взял, — сказал Кармоди. — Мы пришли тебя проведать. Визит дружеский, но деловой.
— Не-у-же-ли? — звуки голоса донеслись из глотки старика, как из забитой мусором водосточной трубы.
— Знакомьтесь, это мистер Смит. Он хочет знать, где можно достать кое-какие сувениры. Например, старинные монеты.
— А что, у меня разве лавка древностей? — старик положил револьвер рядом с собой.
— Он любит большие монеты, ну, скажем, как пятидрахмовая, — пояснил Кармоди.
Хурос рассматривал меня так, словно я был рабом, а он покупателем-скептиком на невольничьем рынке. Потом спросил:
— А кто этот тип?
— Мистер Смит, я же сказал. Большой спец по продаже кур. Поэтому он и любит монеты с изображением птичек. Он думает, ты можешь намекнуть, где их достать.
— С птичками… На каких же монетах есть птички? Морочишь мне голоду.
— Покажите ему образчик, мистер Смит, — сказал Кармоди, подмигивая. Я передал монету Хуросу, он разглядывал ее на своей широкой ладони довольно долго.
— Ничего такого никогда не видел, — сказал он. — Возьмите. Вы пришли не по адресу и отнимаете у меня время.
Кармоди подбросил монету в воздухе и ловко поймал. Старик следил за каждым его движением.
— Мистер Смит хорошо заплатит, если попадется еще одна такая штучка,
— сказал Кармоди. — Тебе хватит на год жизни.
— Какой год? — спросил старик, бросив взгляд на небо. — Может, завтра весь остров упадет на дно морское. Зачем мне этот год?
Он снова улегся на свою железную кровать и засунул под нее револьвер.
— А теперь, уходите. У меня ничего для вас нет.
Подойдя к кровати, Кармоди взялся за край и опрокинул набок, вместе со стариком. Хлопнувшись всем своим весом о землю, старик заорал благим матом. Ловким движением выхватив револьвер из-под кровати, Кармоди небрежно им поиграл.
