Специалист понимающе кивает, сноровисто влезает на дерево. Толстую веревку он перехватывает в два удара тяжелого охотничьего кинжала. Лезвие длиной сантиметров тридцать, таким запросто можно запороть медведя, если не побоишься сойтись грудь в грудь. Да что там медведь, человек – вот кто самый страшный хищник. Стефан – специалист по охоте на людей.
Увезший Гектора маленький отряд избегал селений и старался двигаться по местам безлюдным и диким, где всякий путник виден издалека. Вдобавок воины как чувствовали, что за ними охотятся, а потому старательно заметали следы. К счастью, нанятый мной охотник оказался из того славного племени следопытов, что могут чингачгучить и инчучунить, даже не слезая с лошади. Иногда, просто чтобы размять ноги, Стефан спрыгивал с коня и радовал меня сообщением на тему, каков был стул у жеребца предводителя отряда и часто ли там меняют заводных лошадей, а посему – как быстро придется нам скакать, чтобы не упустить их из виду окончательно.
Обычно оказывалось, что двигаться надо еще быстрее. Я вполголоса проклинал сволочных стражей, желая одного: настичь их наконец и разделаться, если не отдадут пленника по-хорошему. Вчера отряд значительно увеличился, по меньшей мере вчетверо. К нему присоединилась большая группа всадников, похоже, специально поджидавшая конвоиров. Кажется, кому-то очень не терпелось выяснить секрет-другой у важного пленника. Еще бы, ведь тот держит в руках все нити заговора против захватчиков!
– Есть две новости, хорошая и плохая, – с непроницаемым лицом сообщил Стефан сразу после того, как внимательно изучил все следы.
Я всегда знал: этот анекдот пришел к нам прямиком из палеолита. А может быть, он возник еще раньше, когда первые рыбы пытались выбраться на сушу.
– Начни с плохой, – уронил я ровным голосом, а сердце будто стиснули холодные ладони.
Проводник недовольно скривил узкие губы, глянул на упорно карабкающееся к зениту солнце.
– Лошади подкованы на английский манер и несут они семерых лучников и двенадцать воинов в тяжелой броне.
Да, подобная новость никого не обрадовала бы. Теперь нечего было и думать отбить Гектора из засады.
– А хорошая? – спросил я тоскливо, зная заранее, что ничего доброго не услышу.
– Теперь они будут двигаться медленнее… возможно.
Усилившийся отряд резко повернул на север, а вечером… вечером они казнили Гектора. Я ожидал всего: Стефан навсегда потеряет след, на нас нападет шайка разбойников, рыцаря привезут в один из занятых англичанами укрепленных замков или городов. Наконец, посадят в тюрьму, но казнить? Для чего поступать так резко и непродуманно? Повесить Гектора можно было еще в замке барона Ле Берга, зачем его долго куда-то везти для исполнения достаточно несложной процедуры? Очевидно, вчера произошла некая важная встреча, кто-то, имеющий право, принял роковое решение. Или же мой рыжеволосый друг что-то сказал или сделал, чем заслужил жестокую и позорную казнь? Попытался сбежать?
Но за это не убивают, скорее наоборот, от пленника ждут подобного поведения. Решительно ничего не понимаю, нравы в пятнадцатом веке довольно суровые, но рыцаря должен был судить рыцарский суд из равных ему по званию людей благородного сословия. Лишь по решению подобного суда Гектора могли разжаловать из рыцарей в простые дворяне, вообще лишить дворянства, обречь на пытки или казнить. Но повесить рыцаря без суда и следствия? Не пойманного на чем-то крайне предосудительном на месте преступления, а вот так хладнокровно? Тут все-таки Европа, а не Азия. Если я узнаю, кто отдал приказ, а я рано или поздно узнаю, тот человек сильно пожалеет. Я не буду ходить вокруг да около годами, лелея свою месть как граф Монте-Кристо.
Я подхватываю тело снизу, бережно укладываю на траву. Безымянный палец на левой ладони безжалостно обрублен. Там Гектор носил фамильный перстень, что уже лет пять не мог снять с пальца. Разве могли англичане оставить такую вещь покойнику? Подлецы! Осторожно приподняв другу голову, я снимаю с тела простой медный крест, вешаю Гектору свой, серебряный. Пусть хоть что-то у меня останется на память об убитом друге. Делом чести дворяне почитают иметь золотой нательный крест с драгоценными камнями, на худой конец – серебряный. Сто раз я подшучивал над Гектором, пытаясь узнать, отчего тот упорно носит медный крест, теперь мне никогда не узнать его маленькой тайны.
Незаметно смахиваю капли дождя со щек, и плевать мне, что на небе с утра ни облачка, ведь мужчины никогда не плачут, а значит – дождь, и точка! Друг так и не дождался, пока любимая страна вновь станет свободной и независимой. Но во Франции найдется кому продолжить его дело. Пока Стефан роет могилу, я связываю из двух срубленных деревцев крест. Когда-то над могилой Гектора будет стоять прекрасный памятник, а еще лучше – я перезахороню его прах на кладбище.
Я расплачиваюсь со Стефаном, тот незаметно уезжает, сам долго смотрю на могильный холмик. Наступит весна, поляна покроется молодой травой, заночевавшие здесь путники так никогда и не узнают, что рядом покоится тело одного из борцов за свободу. Сколько таких безымянных могил вырыто в бескрайних лесах Франции, сколько еще предстоит отрыть!
Когда-то я хотел сбежать в мирную Тулузу, но судьба ухитрилась подцепить меня на весьма острый крючок. Имя ему – месть. Внутри пылает огонь, и теперь, пока не выплесну наружу пожирающее меня пламя, не успокоюсь. Я усаживаюсь на коня, решительно посылаю его вперед. Мой путь лежит на юг. Именно там находится дофин Франции Карл, там место всем патриотам моей новой родины, там я найду возможность отомстить англичанам.
– Покойся с миром, – шепчут упрямо сжатые губы, – а для меня мира нет!
Глава 5
Красочные плакаты и громадные афиши с рекламой очередного блокбастера или рок- концерта, щедро облепившие стены и заборы российских городов, имеют несомненно глубинное сродство с черно-белыми листочками из серии «Их разыскивает милиция». И там и сям любопытствующим рекомендуют запомнить конкретное лицо, дабы было им счастье в виде прослушанных песен, просмотренных фильмов или исполненного гражданского долга.
В моем случае – это деньги, целых сорок ливров золотом. Не так уж и щедро за меня предложили, лично я ценю себя намного больше. Ну что это за оценка – всего десять коров или один боевой жеребец, просто смешно. Да и обидно немного, как это тебя по убойной силе приравняли к неразумному коню. Не научились еще здесь по достоинству ценить квалифицированный медицинский персонал.
С другой стороны – невелика птица. Ну, подумаешь, убил двоих англичан, так их еще нарожают. Тут главное – сразу показать завоеванному населению, как за такие шалости вешают, топят или жгут на костре, дабы другим неповадно было так себя распускать.
Я невольно ежусь, рассматривая нарисованное лицо. Изображение вполне похоже на некоего господина Смирнова, но в то же время явственно определяются признаки вырождения и злобы: демонически горящие глаза из-под низкого лба неандертальца, хрящеватый нос, тяжелый подбородок прирожденного убийцы. Да и подпись не оставляет никаких сомнений. Выполненная на чистейшем французском языке, она гласит:
«Разыскивается опасный убийца, душегуб и еретик по имени Робер де Могуле, виновный в умерщвлении пяти человек с целью грабежа в деревне Полутжи и других многочисленных преступлениях против английской короны. Награда за живого или мертвого – сорок ливров золотом».
Все, что здесь написано, – несомненное вранье, только потому я рву листок на части. Ветер уносит клочки бумаги вдаль, оставляя за собой свежий запах утра.
– Вся округа завешана такими плакатами, – с готовностью сообщает Жакоб, шмыгая забитым носом. – Англичане ищут вас по всем окрестным деревням, рассказывая, что вы натворили ужасного. Но люди не слушают, все знают правду.
Правду? Что ж, я ничего и не скрываю. На самом деле я хотел убить троих, жаль, не вышло. Так уж получилось, что мы лоб в лоб столкнулись на узкой дорожке, и кто-то должен был уступить. Чего ж удивляться, если исход дела решился путем смертоубийства? Начну по порядку.
Итак, утро было прохладным. По небу деловито спешили кучерявые облака, все вокруг дышало скорой весной, я не спеша брел по разбитой дороге в направлении на юг, к Буржу. Минул полдень, утомленное солнце плыло к западу, а я все так же размеренно переставлял ноги, изредка опираясь на посох.
Да и куда торопиться, кто меня там ждет? В ближайшие пару лет война явно не закончится, а вот обдумать как следует, в качестве кого я смог бы пригодиться во французской армии, – совсем неплохая
