летописи.
При всем моем уважении к рязанскому князю, думается, что тут они перехватили через край. Для этого он должен был бы обладать столь широкими взглядами на религию, кои по меньшей мере свойственны разве что человеку XVIII столетия, а то и нашему современнику из XIX века, уж очень смелым решением это было. Другое дело, что переселенцы-катары, спасаясь от репрессий, просто узнали от купцов-единоверцев про пустующие благодатные земли и, пребывая в отчаянии от бесконечных преследований, решили нанять корабли…
Иное дело, что князь Константин, узнав о том, что кто-то уже поселился на этих землях, впоследствии мастерски использовал это обстоятельство. Желая овладеть низовьем Дона, он взял их, не устрашившись осуждения со стороны православного духовенства, под свое крыло.
Правда, непонятно, каким именно образом они смогли договориться с половцами, чтобы те их не трогали. А ведь факт остается фактом – на протяжении долгого времени это было абсолютно мирное сосуществование двух разных народов с диаметрально противоположным укладом жизни и резко отличными друг от друга верованиями.
Глава 3
Змеиный клубок
О, нам явивший кровь, господь, отмсти!
Пусть небо громом поразит убийцу,
Иль пусть земля разверзнется под ним,
Пожрет его, кто, наущенный адом,
Безвинной кровью землю напоил.
– Княже! Я так мыслю, что с этим гадюшником надо что-то делать.
Намек Вячеслава на соседей-князей, зачастивших за последние месяцы с визитами к Ярославу Всеволодовичу, был прозрачным, как ключевая вода из родника.
– Он в своем княжестве, – вздохнул Константин. – И властен творить в нем что угодно.
– Которое ты ему по простоте душевной подарил, – уточнил воевода. – Нет, я все понимаю – любовь там у тебя и прочие амуры в кустах свищут, но сердцем чую – в копеечку они тебе обойдутся.
– Амуры не свищут. Амуры стреляют, – буркнул князь.
– Точно! – восхитился Вячеслав. – В самое яблочко ты, княже, угодил. Этот как раз вот-вот стрелять начнет. Причем не один, а со всей толпой. А народу у них там – о-го-го. А у меня всего две дивизии полного состава, из которых полторы – сырье необученное.
– Они что – тупее наших? Ты рязанских столько же по времени учил, даже меньше, а Ярослава все равно раздолбал зимой в первый раз.
– Совершенству нет предела, – туманно заметил воевода и честно сознался: – Уму непостижимо, как мы ту сечу выиграли. Хорошо, что с двумя рвами додумались, в которые Ярослав сотни три ухнул, если не больше. И с полком засадным ты вовремя подсуетился. Но если в целом брать, то наших тоже еще гонять и гонять надо. Сам видишь, что я сейчас согласно твоим ценным указаниям конницу наращиваю, а людей-то в нее откуда брать? Из пехоты. Значит, одно усиливается, а другое ослабляется.
– Ты практические показные занятия делай, – посоветовал Константин. – Самых лучших и смышленых из пехоты подергай, на них отработай все новое, а остальным показывай, к чему стремиться надо.
– Мысль хорошая, – с уважением заметил Вячеслав. – Знаешь, Костя, если бы ты всякой ерундой не занимался типа политики, то из тебя неплохой военный получился бы. Я бы тебя хоть сейчас в дружину сотником поставил.
– А повыше? – усмехнулся князь.
– Ну, для этого ты молодой еще. Тебя предварительно погонять с месячишко надо, а там, глядишь, и повысить в чине можно, – обнадежил Вячеслав.
– Спасибо за радужные перспективы, – вздохнул Константин.
– Да любой каприз за твои гривны, княже, – бодро откликнулся воевода и повторил вопрос: – А с гадюшником-то что делать будем?
– У тебя самого идеи есть?
– Ни одной, – обескураженно развел руками Вячеслав.
– Вот и у меня такое же обилие. Значит, ждать будем.
– Вслепую? – хмыкнул воевода. – Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, там, где зрячий даже не запнется, слепец может запросто разбить голову, а оно нам надо?
– Мы не слепые. Там Любомир вовсю трудится, – напомнил Константин.
– Что-то я начинаю разочаровываться в нашем Штирлице, – скептически заметил Вячеслав. – По-моему, папаша Ярослав Мюллерович обыгрывает его вчистую.
– Время терпит, – успокоил его князь. – Ты выгляни в окошко.
– А чего туда заглядывать, – пренебрежительно махнул рукой воевода. – Даже у тебя во дворе, невзирая на дощатый настил, грязь непролазная. Да и окошки мутноватые наш Эдисон состряпал – не больно-то полюбуешься.
– Правильно, грязь. Как и положено в апреле месяце на Руси. Потому и говорю, что время терпит. Наши люди за новостями укатили, а обратно выехать не могут – паводок хоть и закончился, а земля-то до сих пор как кисель. Пусть подъедут, тогда и будем прикидывать, что к чему да почем. Я не думаю, что они раньше лета на что-нибудь решатся. Значит, успеем.
Под словом «они» Константин подразумевал целую коалицию князей, которая начала группироваться вокруг Ярослава – последнего из оставшихся в живых сыновей Всеволода Большое Гнездо.
Казалось бы, всего-то десять лет миновало с тех пор, как всесильный Всеволод командовал чуть ли не всей Русью. Его длинные руки ставили своих князей не только в Рязани. Они дотягивались аж до Галицкого княжества, расположенного на юго-западной окраине страны. Но страшно неумолим бег времени. Чуть остановился, зазевался за пирами да охотами, не понял, что нужно делать, и все. Пиши пропало.
Если бы не было Константина Орешкина и его друзей, то его сын Юрий Всеволодович продержался бы на своем престоле еще почти двадцать лет. Сидел бы и глупо радовался то поражению южнорусских князей под Калкой, то бедам Волжской Булгарии, из сожженных городов которой к нему в Ростов, Владимир, Суздаль шел оставшийся в живых мастеровой люд, то трагедии Рязани – пускай ее Батыйка жжет, а то возгордились не по чину. А уж потом так же глупо погиб бы, утягивая за собой в общую братскую могилу все свои дружины и необученное ополчение. Бездарная жизнь прервалась бы такой же закономерной смертью.
В этой истории погиб он несколько раньше, но вреда от этого для Руси не было, хотя и про пользу тоже говорить вроде бы рановато. Будет она или нет – должно показать время.
В коалицию, во всяком случае, по последним данным, которые были получены еще перед весенней распутицей, входили практически все многочисленные правители Черниговского и Новгород-Северского княжеств, то есть западные соседи Константина, озлившиеся на рязанского князя за гибель своих сыновей и братьев.
Буйное племя Олега Святославовича, внука Ярослава Мудрого, такое прощать не собиралось. От немедленного вторжения Константина уберегло лишь то обстоятельство, что старейший из князей, сидевший на Черниговском столе, Глеб Святославович, правнук Олега Святославовича, потрясенный гибелью сына Мстислава, как его ни дергали, все равно не решался ни на что конкретное, а затем и вовсе скончался этой весной. Его смерть вызвала столько хлопот, связанных с очередным переделом наследства, что окончательно урядились князья лишь совсем недавно. На Черниговском столе уселся брат Глеба, Мстислав Святославович. Его место занял младший брат – Олег. Своему сыну Дмитрию Мстислав, пользуясь правом старшинства, дал в удел небольшой город Козельск с десятком-другим селищ. Второго, Святослава, наделил градом Карачевым, Андрею достался Мценск, который поначалу предполагалось выделить Гавриилу, но тот был зарублен в яростной сшибке близ селища Залесье дружинниками рязанского князя.
Мстислав, невзирая на гибель сразу двух сыновей – любимого старшего и столь же любимого младшего, не горячился. Он один из всей родни погибших на похоронах слезинки не выронил, только желваками на
