Самое то, – и, видя, что тот медлит, поторопил: – Давай-давай. Я верю, должно получиться.
Полночи потом бывший ханский толмач без сна лежал. Все думал и никак не мог понять – зачем и почему. Вопросов в голове много, а ответы… Затем вспомнил, что поутру его очередь на стену идти, и сам себе забыть обо всем приказал, потому как получалось, что либо сам воевода предателем стал, либо… вообще ничего не получалось.
Еще два дня прошли нормально, не считая того, что каждый раз на стене воев все меньше и меньше оказывалось – кого ранило тяжело, кого и вовсе убило. Юрий Кончакович в предварительном подсчете ошибся. Не пятьсот ратников в Ряжске было, а намного больше тысячи.
Из Ольгова, почитай, весь полк Константин на юг бросил, оставив там сотню какую-то. Пелей, что тысяцким там был, с полусотней лучших воев чуть раньше вместе с воеводой Вячеславом во Владимир укатил, чтоб тамошних людишек новому бою и новому строю обучить. Остальные же восемьсот пятьдесят тут находились. Кроме того, три сотни из ожского полка были, да своих, которых князь сразу в Ряжске оставил, еще сотни полторы. Всего, стало быть, тысяча триста.
Правда, за десять дней осады излиха поредело воинство. Целыми всего сотен шесть осталось. Еще сотня после легких ран с повязками на стены выходили. Столько же средней тяжести раны, с которыми уже не повоюешь. О тяжких и заикаться нечего. Весь княжий терем был ими забит снизу доверху. А сотни три совсем отвоевались. Потому и лишнего оружия имелось в избытке.
Половцы же после той стрелы, Пятаком пущенной, вовсе озверели – не успевали русичи одну волну со стен сбить, как другая валила. Хорошо, что хотя бы в первые дни осады воевода еще ухитрялся в очередь людей ставить, посменно. Одна воюет – другая дрыхнет без задних ног.
Теперь передышку лишь легкораненым давали. Остальные же и ночью и днем – все там, на стенах. Спали вприглядку, ели тоже абы как. Уставать народ начал. Разговоры пошли о том, что можно было бы и договориться с половецким ханом. Дескать, мы ему казну княжескую отдадим, из-за которой он так упорно град штурмует, а он же в ответ нас всех на радостях выпустит, потому как кроме казны ему больше ничего и не надо.
Попробовали было горлопаны Пятаку предложить, чтоб подтвердил их мысли, но тот отказался наотрез.
– Я в ханских думах не копался, и что он там измышляет – не ведаю. Одно знаю – град сдадите и сами все в полоне окажетесь, – заявил твердо.
Однако крикуны не унимались. К тому же их позиции укреплял тот факт, что раз гонец Родион к князю пробраться не сумел, стало быть, Константин об их бедственном положении не ведает, да и жив ли он? Может, его самого давным-давно сводные рати прочих князей побили и помощи все равно не дождаться?!
На двенадцатый день пребывания Пятака в Ряжске гнойный нарыв, который все это время потихоньку созревал, в одночасье лопнул. Кучка самых решительных и горластых числом до трех десятков, которую возглавил сотник Ядрила, направилась к воеводе, чтобы потребовать отдать казну половцам. Встретив на своем пути Золото, они замешкались, но Ядрила вовремя взял на себя инициативу, чтоб боевой пыл не успел угаснуть, шагнул вперед и, важно выставив ногу, начал:
– Мы вот чего порешили тут, Юрко…
– Кому Юрко, а кому и Юрий Михалыч, – перебил его воевода.
– Не рано ли возгордился? На булгар мы вместях с тобой ходили бок о бок, и оба тогда сотниками были, – напомнил Ядрила.
– Вот тогда и называл ты меня Юрко, – согласился Золото. – А ныне я Юрий Михалыч, особливо для тебя, потому как князь Константин не тебя, а меня в воеводы поставил.
– Ну, не о том ныне речь, – отмахнулся Ядрила. – Доколе нам из-за казны этой княжеской здесь куковать? Вот о чем теперь разговор. Ты гонца к князю посылал?
– Посылал, – согласился воевода.
– Не прошел он у тебя, так?
– Не прошел, – снова не стал спорить Золото.
– Стало быть, князь про нас ничего не знает, верно?
– Почему ж не знает. Ведал же он, что половцы сюда идут, иначе целый полк ольговский сюда присылать бы не стал. И о том, что худо нам, тоже ведает. Вот рать соберет и придет.
– Да его, может, самого разбили! – заорал Ядрила. – Его, может, и в живых-то нет, а ты – рать соберет и приведет! А есть ли кому ее собирать – о том подумал?!
Воевода вздохнул и посмотрел наверх, на стену. Оттуда выглядывали ратники, напряженно ждавшие, чем все закончится.
– Стало быть, ты тут самый чукавый? – произнес он спокойно, но голос его предательски подрагивал, выдавая волнение. – А ну-ка иди сюда поближе.
Ядрила нерешительно оглянулся. Подойти ближе означало оказаться в опасном соседстве от могучего кулака воеводы. Какова его сила, слышали очень многие, хотя на деле Юрко пускал его в ход от силы раза два-три, не больше. Бывает иногда, что иные средства просто бесполезны, а увещевания и уговоры вовсе вредны. Словом, не часто злоупотреблял этим Золото, но при случае мог, и потому Ядрила малость трусил.
– Да ты не боись, – ободрил его Юрко. – Ты ж сотник. Тебя бить нельзя. На веревку вздернуть – это дело другое.
– За что на веревку-то, Юрий Михалыч, – сбавил тон Ядрила, подойдя ближе.
– За смуту, кою ты в людишках ратных сеешь. Ты ж их ободрять должен, а у тебя все шиворот- навыворот получается.
– Я и ободряю, – гордо вскинул голову сотник. – Только ты опять не о том речь ведешь.
– А о чем ее вести надобно, по-твоему? – осведомился воевода.
– О том, как остальных спасти, потому что не отступятся степняки поганые от града, пока в свои руки казну княжескую не заполучат.
– Мыслишь, коли мы им все сундуки с ящиками отдадим, так они нас в покое оставят? – коротко уточнил воевода.
– В том у меня и вот у них, – повернулся Ядрила к своим приверженцам, – даже сумнения нету.
– Верно, верно! – загалдели те вразнобой.
– А у меня есть, – возразил Золото и улыбнулся хищно и даже чуточку радостно, будто волк, который обед предвкушает из молодого ягненка.
Ядрила даже попятился, нутром угадывая, что сейчас последует. В животе у него заурчало утробно. На двор бы сбегать, по нужде большой, но ратники не поймут, решат, что струсил. А ему просто приспичило, ничего больше.
– Да не боись, говорю, – успокоил его воевода. – Я ноне добрый. Давай, так и быть, выкопаем казну княжескую. Только, чур, уговор. Как мы ее из земли достанем, то опосля еще раз обговорим – отдавать ли ее хану половецкому. И ежели ты со мной согласишься, что не надо, тогда сам ее со своими горлопанами назад и зароешь, как было. Согласен ли?
– А обговаривать как будем? – покосился на пудовые кулаки воеводы сотник.
– По-доброму, Ядрила, по-доброму, – успокоил его Золото.
– Вот это другой разговор, Юрий Михалыч, – весело откликнулся сотник и бодро заорал: – А ну, братцы, мигом лопаты волоките, пока Юрий Михалыч дозволяет.
– Дозволяю, дозволяю, – кивнул воевода согласно и даже в сторону отступил, чтоб не мешать.
Извлекли тяжеленные ящики из земли через какой-то час с небольшим.
– Теперь вскрывай их все, – велел Золото сотнику.
Ядрила, никому не доверяя, мигом взломал верхнюю крышку и остолбенел, уставившись на содержимое. Потом запустил вовнутрь руку и извлек… увесистый булыжник. За ним последовал второй, третий, четвертый… Он лихорадочно бросился к следующему ящику, потом еще к одному, угомонившись лишь после того, как вскрыл десятый.
– Да тут же камни одни! – заорал он, будто остальные ослепли. – А казну куда ты дел, воевода?!
– Дурак ты, Ядрила, – вздохнул воевода. – Как есть дурак. Ты что же, не помнишь, как их наши ратники с ладей сюда сносили?
