использовать по своему усмотрению. Кто же мог знать, что все так непросто.
«А может, плюнуть на все и вернуться? – не в первый, не в десятый и не в сотый раз подумал страдалец. – Какая разница: повесят меня там русские или я здесь помру? Может быть, там еще все и обойдется… Говорят, что многие бежали из Восточной Пруссии, а тех, кто остался, русские хотят выдворить в Рейх… тьфу, ты какой Рейх? В Германию, просто в Германию…»
– Да, тебе ничего не остается… – произнес кто-то рядом.
– Кто тут?
В комнате уже царил ранний предвечерний сумрак, и гость, сидящий в кресле, был плохо различим.
– Вы из комендатуры? Я чист перед оккупационными властями! Я сам жертва нацистского режима! Ай эм… – попытался он выговорить то же по-английски, в котором за прошедшие месяцы мало преуспел.
– Не старайся, – перебил его пришелец, откидывая с головы капюшон, делавший его похожим на монаха.
– Вы пришли, святой отец… Разве я уже умираю?.. Мне еще рано!.. – Мюллер попытался привстать, но слабые руки не держали его.
– Рано? Разве ты давно уже не превысил все пределы, отпущенные живым? – удивился «монах». – Да ты теперь старше самого Виллендорфа, а тот пожил на славу.
– Откуда вы… Вы… – старик внезапно прозрел. – Вы – это ОН?!
– Да, я – это я, – улыбнулся гость, и умирающий с ужасом увидел, что его зубы сияют фосфорическим блеском, а глаза наливаются красным, будто тлеющие угли. – А ты разве ожидал увидеть тут кого-нибудь иного? Ангела с крылышками? Разве ты достоин визита ангела? Мне кажется, что тебе больше пристал черт с кочергой.
– Я не хочу!.. Позволь мне…
– Задержаться? Охотно! Только не все в моих силах, старик. Я, конечно, смогу некоторое время поддерживать жизнь даже в твоем трупе, но только представь себе: смердящий мертвец, разгуливающий по городу… Через какое-то время у тебя лопнут глаза, вылезут волосы, начнет клочьями отваливаться кожа… А весь твой гнилой ливер, который ты вряд ли сможешь удержать внутри? А представь, каково будет, когда в твоих внутренностях заведутся черви… Особенно они любят голову. Ты не представляешь, как забавно они ползают по извилинам гниющего мозга и жрут, жрут, жрут…
– Прекрати-и-и… – Чтобы не видеть страшной картины, которую нарисовало перед ним послушное воображение, Мюллер зажмурился, откидываясь на подушку.
– Успокойся, – хохотнул Нечистый. – Я пошутил. Ты просто превратишься в камень. Помнишь, что стало с беднягой Виллендорфом?
Конечно же, старик все помнил.
Черное каменное тело, обнаруженное поутру в постели скульптора… Статуя. Последняя статуя… Как все гадали тогда, куда делся сам старый шутник. И только один человек в городе знал все доподлинно…
– Если бы ты оставался в городе, – нагнулся к умирающему адский пришелец, обдавая его запахом серы, – я был бы спокоен за незавершенное дело… Какая мне разница, сколько времени пройдет до того момента, когда все будет готово, – большая часть уже сделана. Эти слабые человечишки снова не успели закончить… Найдутся другие. Но я не могу все оставить просто так – без присмотра. Мне нужен хоть один человек, который был бы в курсе всего. Неужели я не смог бы защитить своего наместника? Но этот наместник вдруг трусливо сбежал… Ты сбежал! – когтистый палец едва не вонзился в глаз лежащего в полуобмороке Стефана.
– Теперь ты умрешь, – равнодушно продолжил Враг рода человеческого. – Твоя кровь уже превращается в песок. Пройдет немного времени и…
Мюллер судорожно щупал вздувшиеся на запястье вены и с ужасом ощущал под пальцами твердые комочки, наполняющие их.
– Ты мне не веришь? Зря, – в руке гостя сверкнуло узкое лезвие. – Хочешь убедиться? Давай вскроем одну из вен.
– Что мне делать?.. – простонал старик.
– Как что? – пожал плечами демон. – Вернуться назад. Только и всего…
Фрау Мюллер едва не упала в обморок, когда бледный, трясущийся от слабости муж явился перед ней, словно выходец с того света.
– Едем! Срочно собирай вещи, Лизелотта! Мы едем обратно! Мы едем домой…
– А-а… Это вы…
За воротами стоял Петрович, с какой-то кривой ухмылочкой на широком лице подбрасывая на ладони увесистую монтировку.
– Здоров ты, браток, а ведь так и не скажешь… – таксист тронул кончиком железяки свисающий с двери отбывок ржавой цепи. – Эк цепочку-то разорвал! Будто шнурок гнилой.
– Где вы были? – чуть ли не с кулаками напустилась на него Вера. – Почему не помогли нам? Почему дверь не открыли? У вас ведь лом в руках… Пойдемте, там Роман…
– Постой, – схватил ее за плечо Женя, в мозгу которого уже забрезжила догадка. – Неужели это вы?.. – обратился он к мужчине.
– Я, – легко и даже как-то радостно признался тот. – Жалко только, помощнее ничего не нашел – цепочкой ворота замотал. Да кто ж знал, что ты таким бугаем окажешься? А то я и монтировки бы не пожалел…
Солнце еще и не думало всходить. Туман клубился, завивался тугими спиралями, размывал очертания предметов. Князеву на миг показалось, что он разговаривает не с живым человеком, а с ожившей статуей, очередным каменным монстром, только прикидывающимся живым.
– Ромка там, говорите, – продолжал тем временем Петрович. – Неужто жив еще, гнус? Ну, это и исправить недолго…
Миновав оцепеневших от ужаса молодых людей, таксист прошел в склад, остановился над распростертым на полу телом милиционера и потыкал его носком ботинка. Евгению было отлично видно в полумраке помещения, как безжизненно мотается по полу окровавленная голова лежащего.
– Как вы можете?.. – пролепетала девушка, сжимая кулачки, но Женя только крепче сдавил ее плечо, не желая подпускать к оборотню даже на шаг. – Вы человек или нет?.. Ему же еще можно помочь…
– Человек? – вскинул брови Петрович. – Человек, конечно. Кто же еще? А вот эта тварь – нет, – он еще раз с наслаждением вонзил ботинок в бок бесчувственной жертвы. – Помочь, говоришь?..
Мужчина отступил на шаг, пошарил вокруг глазами и, сунув за опояску брюк монтировку, поднял брошенную искусствоведом трубу.
– Щас поможем, – ухмыльнулся он, примерился, и на глазах невольных свидетелей, едва не лишившихся от ужаса чувств, широко размахнувшись, с хрустом вонзил свое импровизированное копье в спину Романа. – Поможем… – повторил он, наваливаясь на трубу всем телом и глубже загоняя ее в конвульсивно дергающееся тело.
– Видали? – весело оглянулся он на Веру и Евгения, и тем показалось на миг, что это какая-то шутка, розыгрыш, фокус, что сейчас Роман поднимется с пола, живой и невредимый… Разум отказывался верить в реальность происходящего. – Будто жук на булавке! Ишь, как дергается…
Тело судорожно затрепетало, окровавленная рука мучительно сжалась в кулак и медленно распрямила пальцы.
– Ну, кажись, все… Теперь и вами можно заняться.
Петрович опустился на колени рядом с милиционером и зашарил у него по карманам. Через минуту он распрямился, держа в опущенной руке пистолет.
– Беги! – вышел из ступора Женя, поняв, что сейчас случится непоправимое. – Беги! Я его задержу!..
– Беги, беги, – кивнул таксист, выходя из склада. – Пуля догонит… Ну, чего же вы? – недоуменно спросил он ребят. – Спрашивайте. В кино ведь всегда так: перед тем как убить, непременно выговориться дают. Удовлетворю уж ваше любопытство напоследок.
Говорить с предателем не хотелось, но если уж судьба дарует еще несколько минут жизни…
– Зачем вы так? – спросила Вера, вцепившаяся побелевшими от напряжения пальцами в куртку Евгения,
