– Корабельный?! – Надежда прямо подскочила. – А я-то думала, что это за сундучок! Это же морской сундук, матросский, рундук, кажется, называется!
Я смотрел на нее, ничего не понимая, но она начала все объяснять:
– Там вещей почти никаких не было, только магнитофон и сундучок на полу, в котором лежали его дневники и магнитофонные кассеты. Так вот, этот сундучок – явно матросский, с какого-нибудь корабля. Как и колокол – ну, рында. А на дне сундучка лежала листовка с рекламой Яхт-клуба. Все одно к одному, вот я и думаю, уже не работает ли наш псих в Яхт-клубе? Сторожем, допустим. Судя по тому, что я о нем знаю, ни на какую другую работу его бы не взяли. А если так – Яхт-клуб зимой – самое подходящее место для того, чтобы прятать похищенную девушку: там уже точно сейчас ни души, кричи – не кричи, никто не услышит.
Вдруг она тряхнула головой и говорит:
– Наверное, я сошла с ума. Ерунда все это, домыслы одни. Даже то, что он похитил Соню – не больше, чем предположение, а уж насчет Яхт-клуба – это и вовсе бред.
А что-нибудь другое у нас есть? – спрашиваю я. – Нет у нас ничего другого, значит, надо ехать в этот Яхт-клуб.. Там адрес-то был на листовке?
Надежда Николаевна напрягла память и вспомнила словосочетание: Шкиперский проток. А дальше – все, хоть тресни.
– Ну ладно, – говорю я, – Шкиперский проток – это на Васильевском острове, место я знаю, поехали туда, а Яхт-клуб как-нибудь найдем.
Шкиперский проток – малолюдное место в любое время года, а сейчас там вообще ни души. Мы прошли узким переулком, перешли по мостику большой замерзший водоем и оказались перед воротами. На воротах был нарисован белой краской по трафарету якорь на фоне силуэта корабля. Надежда Николаевна замахала руками:
– Вот! Вот оно! Я вспомнила! На той листовке точно такой же рисунок был!
Я ей говорю:
–, Это очень хорошо, наверное, это логотип Яхт-клуба, только кричать не надо, он может нас услышать.
Рядом с воротами была маленькая калиточка, к счастью, незапертая. Мы прошли внутрь и оказались на настоящей свалке. Проржавевшие корпуса катеров, яхт и прочей водоплавающей дряни валялись вокруг в живописном беспорядке. Осторожно обходя рытвины и ямы, пробираясь между торчащими из земли обломками и ржавой арматурой, мы двинулись в глубину участка. Впереди виднелось одноэтажное здание – то ли дирекция, то ли просто мастерские. Окна были плотно зашторены. Мы подошли к дому. Изнутри раздавались голоса.
Соня проснулась в крошечной душной комнатке без окон. То есть было маленькое зарешеченное окошко высоко под потолком. Комнатка была отгорожена в свое время от общего помещения, потому что в ней находилась несгораемая касса – по Сониным подсчетам, ровесница Первой мировой войны. Ящик был заперт. Кроме него в комнатке раньше помещались еще, должно быть, только письменный стол и стул, но теперь никакой мебели не было, только в углу Юрий приготовил Соне спальное место из картонных коробок, прикрытых выгоревшим лодочным брезентом. О том, что все помещение имеет отношение к Яхт- клубу, Соня догадалась по плакатам, развешанным на стенах.
Соня открыла глаза, поглядела на решетку на окне и со стоном закрыла глаза. У нее была слабая надежда, что весь ночной кошмар ей приснился, но, к сожалению, надежда не оправдалась.
Вчерашние разговоры ни к чему не привели; Юрий заметил, что от усталости Соня упала бы со стула, если бы не была привязана, и проводил ее в эту комнатку. Соня была так измучена, что не сопротивлялась. Но сегодня она чувствовала себя лучше и попыталась собраться с мыслями. Что делать? Как вырваться из рук обезумевшего маньяка? Это помещение находится вдали от людей. То есть если это помещение Яхт-клуба, то зимой здесь никто не бывает. Этот ненормальный не притащил бы ее сюда, если бы не был уверен, что ему никто не помешает. Он очень хитер и предусмотрителен, даром что псих.
Соня подошла к двери и затарабанила в нее.
– Открой!
Через некоторое время в замке повернулся ключ. Соня остро пожалела, что нет у нее под рукой ничего тяжелого. Шарахнуть бы его по голове и бежать отсюда. Ее похититель стоял на пороге взъерошенный, потертый и необыкновенно противный. В руке у него был нож.
– Это чтобы ты не заблуждалась на свой счет! – хмыкнул он. – Не сомневайся, я мигом пущу его в дело.
– Я не заблуждаюсь, – угрюмо ответила Соня, – я знаю, что ты убийца. Но хочу тебе сообщить, что мне нужно пить, есть, в туалет, и хорошо бы умыться, не говоря уж о душе. Если ты собираешься держать меня здесь, то как насчет быта? Ты подумал об этом?
Мелькнувшая в его глазах растерянность объяснила Соне, что бытовой аспект он как-то не продумал, не успел в суматохе. Однако он ушел и тотчас вернулся со старым ведром.
– Это тебе вместо туалета! – усмехнулся он.
– А вода?
– Об этом после. – Он снова захлопнул дверь.
Соня стиснула зубы. Невозможно представить, до какого бешенства может довести женщину отсутствие горячей воды и необходимых удобств. Когда через десять минут в замке снова повернулся ключ, Соня всерьез подумывала, не надеть ли своему мучителю на голову ведро со всем содержимым, но удержалась.
Он вывел ее в большое помещение, причем все время держал нож возле шеи, так что она не могла и шевельнуться. Соня с удивлением заметила, какой он сильный. Впрочем, что удивляться, маньяки все сильные. Он отвел ее в угол, где Соня с ужасом увидела валявшуюся тонкую, но прочную цепь, на конце которой просматривалось что-то вроде ошейника.
– Садись, – приказал он.
– Неужели ты хочешь посадить меня на цепь? – закричала она. – Юра, опомнись, что ты делаешь?
– Заткнись! – закричал он в ответ, брызгая слюной. – Ты будешь делать только то, что я скажу. Отныне – я твой хозяин!
Она оттолкнула его руку с ножом и бросилась бежать, но споткнулась о какие-то железяки, больно ушибла ногу и упала. Похититель нагнал ее одним прыжком, поднял на ноги и сильно ударил по лицу. Девушка сникла, и тогда он закрепил металлический браслет с цепью у нее на ноге.
– А теперь слушай внимательно! – заговорил он, расхаживая взад и вперед, как лектор перед аудиторией. – Твоя жизнь зависит от тебя самой. Ты будешь играть только для меня. – Он кивнул на скрипку. – Хочешь есть – играй, пить – то же самое. Играй хорошо, старайся, как будто тебя слушает самое строгое жюри. Отныне я – единственный ценитель твой игры! – закричал он, и в голосе этом не было уже ничего человеческого.
– Ты… не шутишь? – наконец спросила потрясенная Соня. Ей снова начало казаться, что перед глазами кошмарный сон.
– Я не шучу! – кричал он. – Когда ты поймешь, что я не шучу! Играй! – Он протягивал ей скрипку.
Соня видела много фильмов про маньяков. И там везде жертвы умоляли о пощаде, тем самым оттягивая время, и доблестная американская полиция вовремя приходила на помощь. И еще она знала, что нельзя спорить с сумасшедшими и нужно делать, как они велят.
Соня встала, выпрямилась, насколько позволяла цепь и взяла в руки скрипку.
– Играй! – В голосе Юрия прорезался визг.
– Нет! – твердо ответила Соня. – Я не буду играть. Если ты хочешь меня убить – сделай это прямо сейчас, потому что играть я не буду для тебя никогда и ни за что. Ни за еду, ни за жизнь. Ты все равно убьешь меня рано или поздно, так что лучше сделай это сразу.
Он издал звериный рык и подошел к ней с ножом, но Соня твердо встретила его взгляд. Белки были красными от недосыпания и ярости.
