кости в таком же скверном состоянии, как в конечностях, нам придется их чем-то укрепить…
Петр развернулся и с топотом прошествовал к двери. Эйрел посмотрел ему вслед, поджал губы и, извинившись, тоже вышел. Корделия не находила себе места, и едва врачи заверили ее, что кость сейчас вправят и впредь они будут поосторожнее, она оставила эти мудрые головы и дальше склоняться над смотровым столом, а сама поспешила к Эйрелу.
Петр расхаживал по коридору взад и вперед. Эйрел стоял, заложив руки за спину и расставив ноги, недвижный и непоколебимый. Ботари маячил на заднем плане безмолвным свидетелем.
Петр повернулся и увидел ее. — Ты! Ты водила меня за нос. Это и есть твое «значительное улучшение»? Ха!
— Улучшения действительно значительны. Майлз бесспорно в лучшем, состоянии, чем был. Но никто не обещал совершенства.
— Ты лгала. И Вааген лгал.
— Мы не лгали, — опровергла его Корделия. — Я все время старалась рассказывать вам о ходе экспериментов Ваагена. По тому, чего он достиг, было ясно, чего нам ожидать. А вы ничего не хотели слышать.
— Вижу я,
— Зачем же мне стараться? — огрызнулась Корделия.
Петер безмолвно оскалился. Поняв, что покорной мишени для нападок из невестки не получится, он опять накинулся на Эйрела. — А ты, ты — бесхребетный тип, прячешься за женскими юбками. Если бы твой старший брат был жив… — Петр осекся, но слишком поздно.
Эйрел буквально посерел. Прежде Корделия видела такое лишь дважды, и оба раза он был на волоске от убийства. Петр как-то шутил, что ярость- это у Эйрела фамильное. Лишь сейчас Корделия поняла, что Петру случалось видеть своего сына в раздражении, но не в настоящем гневе. Похоже, Петр тоже смутно это понял. Он насупил брови и уставился на сына, выведенный из равновесия.
Эйрел сцепил руки за спиной — Корделия видела, что пальцы у него дрожат и костяшки побелели. Он вскинул голову и заговорил негромко, почти шепотом:
— Будь мой брат жив, он был бы безупречен. Вы так считали, и я так считал, и император Юрий тоже так считал. Поэтому теперь вам до конца времен придется иметь дело с объедками от его кровавого пиршества, с тем сыном, которого проглядели убийцы Безумного Юрия. Мы Форкосиганы, умеем обходиться тем, что есть. — Его голос сделался еще тише. — Но мой первенец, в отличие от вашего, будет жить. Я не подведу его.
Это ледяное замечание было как смертоносный сабельный удар наискось; столь же совершенный разрез, как тот, что нанес Ботари шпагою Куделки, и столь же точно произведенный. Безусловно, Петру не стоило доводить спор до подобного. Он неверяще и мучительно выдохнул.
Эйрел задумчиво помолчал. — Больше не подведу, — тихо поправился он. — Вы никогда не получите второго шанса, сэр. — Заведенные за спину кулаки разжались. И, мотнув головой, он поставил точку в разговоре, словно отметая и отца, и все его аргументы.
Дважды загнанный в ловушку, явно страдая от собственного серьезного промаха, Петр озирался в поисках, на ком бы ему сорвать досаду. Его взгляд упал на Ботари, с бесстрастным лицом наблюдавшим за всей картиной.
— И ты! Ты приложил к этому руку, от начала до конца. Может, мой сын прислал тебя ко мне в дом, чтобы ты за мной шпионил? Кому принадлежит твоя верность? Мне ты повинуешься или ему?
Странный блеск промелькнул в глазах Ботари. Он склонил голову в сторону Корделии. — Ей.
Петр был так ошарашен, что на пару секунд утратил дар речи. — Прекрасно! — выплюнул он, наконец. — Раз так, пусть она тебя и забирает. Не желаю больше видеть твою уродливую рожу. В особняк не возвращайся. Эстергази доставит твои пожитки еще до темноты.
Граф резко развернулся и зашагал прочь. Но это драматизм ухода, и так сомнительный, был подпорчен тем, что он все же оглянулся через плечо прежде, чем свернуть за угол.
Эйрел испустил усталый вздох.
— Как ты думаешь, на сей раз он всерьез? — спросила Корделия. — Все это «никогда в жизни»?
— Государственные дела вынудят нас общаться. И он это знает. Пусть отправляется домой и насладится тишиной сполна. А там посмотрим. — Он бледно улыбнулся. — Пока мы живы, покинуть поле боя невозможно.
Она подумала о ребенке, чья кровь их связала: ее с Эйрелом, Эйрела с Петром, Петра с нею. — Похоже, так. — Она виновато поглядела на Ботари. — Простите, сержант. Я не знала, что граф может уволить оруженосца, который ему присягал.
— Формально как раз не может, — объяснил Эйрел. — Ботари просто перевели на службу к другой ветви семьи. К тебе.
— Ох. — «Именно то, о чем я всегда мечтала: мое собственное личное чудовище. Что мне с ним теперь делать, прятать его в шкафу?» Она потерла переносицу, поглядела на свои ладони. Эта ладонь лежала поверх руки Ботари на эфесе шпаги. Так. И вот так.
— Лорду Майлзу понадобится телохранитель, верно?
Эйрел заинтересованно склонил голову. — Ну да.
На лице Ботари отразилась такая напряженная надежда, что у Корделии перехватило дыхание. — Телохранитель, — проговорил он, — и защитник. Ни одна шваль не испортит ему жизни, если… Позвольте мне, миледи.
«Позвольте мне». Если считать по слогам, почти что «люблю тебя». — Это будет… — «невозможно, безумно, опасно, безответственно», — … мне очень приятно, сержант.
Его лицо осветилось, буквально вспыхнуло. — Могу я приступить прямо сейчас?
— А почему нет?
— Тогда я буду ждать вас там, — он кивнул в сторону лаборатории Ваагена и проскользнул в дверь. Корделия представила, как сержант стоит, прислонившись к стене, бдительный и настороженный. Остается надеяться, что его зловещий вид не заставит врачей слишком разнервничаться и уронить своего хрупкого пациента.
Эйрел шумно выдохнул и обнял ее. — Скажи, у вас, бетанцев, есть детские сказки про ведьм, которые приносят подарки новорожденным?
— И добрых, и злых духов в этой истории предостаточно, верно? — Они прижалась к его плечу, к жесткой ткани мундира. — Не знаю, предназначался ли нам Ботари в качестве благословения или проклятия. Но, держу пари, любую шваль он действительно удержит на расстоянии. Кем бы она ни была. Какие странные подарки получил наш цыпленок на день рождения.
Они вернулись в лабораторию и внимательно выслушали окончание лекции врача об особых потребностях и слабых местах Майлза, согласовали сроки первого этапа лечебных процедур и плотно укутали младенца, чтобы везти домой. Он был такой крошечный, этот комочек плоти, меньше котенка, и когда Корделия, наконец, взяла его на руки, то поняла, что касается сына в первый раз с тех пор, как операция их разделила. На мгновение она запаниковала. «Запихните его в репликатор еще на восемнадцать лет, я не справлюсь…!»
Нет, дети могут не быть благословением, но произвести их на свет, а потом подвести — это точно проклятие. Это даже Петр понимает.
Эйрел придержал перед ними дверь.
