знаю.
— Спасибо вам за это, сэр, — ответил Форкосиган с угрюмым видом.
— В качестве довода я могу тебе напомнить, что в роли регента тебе легче всего предотвратить такой поворот событий. Грегор — твой спасательный круг, мой мальчик. Грегор — это все, что стоит между тобой и риском стать мишенью. Твоя единственная надежда на рай.
Граф Фортала повернулся к Корделии.
— Леди Форкосиган, не присоедините ли вы к нам свой голос? Кажется, вы очень хорошо его понимаете. Скажите ему, что эта работа как раз для него.
— Когда мы пришли сюда, — медленно проговорила Корделия, — с этим туманным обещанием должности, я предполагала, что стану уговаривать его согласиться. Ему нужна большая работа. Он создан для нее. Должна признаться, что такого предложения я не ждала. — Она уставилась на вышитое порывало, не в силах оторвать глаз от замысловатого пестрого узора. — Но я всегда считала, что… испытания — это дар. А великие испытания — великий дар. Не выдержать испытания — это несчастье. Но отказаться от него — значит отказаться от дара. А это хуже, более непоправимо, чем несчастье. Вы понимаете, о чем я?
— Нет, — сказал Фортала.
— Да, — сказал Форкосиган.
— Мне всегда казалось, что верующие гораздо безжалостнее атеистов, — заметил Эзар Форбарра.
— Если ты действительно считаешь это неправильным, — продолжала Корделия, обращаясь к Форкосигану, — это одно. Может, в этом и состоит твое испытание. Но если все дело только в боязни поражения… Ты не имеешь права отвергнуть такой дар.
— Это непосильная ноша.
— Иногда такое случается.
Он молча отвел ее в сторону, к высоким окнам.
— Корделия… ты даже не представляешь, что это будет за жизнь. Ты думаешь, наши государственные деятели окружают себя охраной ради престижа? Если у них и бывает хоть минута покоя, то она покупается ценой бдительности двадцати человек. Никакого сепаратного мира. Три поколения императоров истратили себя без остатка, пытаясь распутать узел насилия в нашей политике, но до сих пор конца этому не видно. И я не стану тешить себя тщеславной мыслью, что смогу преуспеть там, где он потерпел неудачу. — Он указал взглядом на огромную кровать.
Корделия покачала головой.
— Неудача не пугает меня так, как раньше. Но я хотела бы процитировать тебе одно высказывание. «Уход, не имеющий других мотивов, кроме собственного покоя, — это окончательное поражение, без единого зернышка будущей победы». По-моему, человек, сказавший это, знал, что говорит.
Форкосиган повернулся к окну, невидяще глядя вдаль.
— Дело даже не в желании покоя. Сейчас я говорю о страхе. О самом элементарном, некрасивом ужасе. — Он печально улыбнулся ей. — Знаешь, когда-то воображал себя храбрецом. Потом встретил тебя и вновь открыл для себя страх. Я уже забыл, что значит жить будущим.
— Да, я тоже.
— Я не обязан принимать это предложение. Я могу отказаться.
— Можешь?
Их глаза встретились.
— Это не та жизнь, которой ты ждала, покидая Колонию Бета.
— Я приехала не за какой-то жизнью. Я приехала к тебе. Ты хочешь этого?
Он надтреснуто рассмеялся.
— Господи, что за вопрос. Такой шанс выпадает раз в жизни. Да. Я хочу этого. Но это яд, Корделия. Власть — страшный наркотик. Посмотри, что она сделала с ним. Он ведь тоже когда-то был нормальным и счастливым человеком. Наверное, любое другое предложение я мог бы отвергнуть даже не моргнув глазом.
Фортала демонстративно оперся на свою палку и громко произнес:
— Решайся же, Эйрел. У меня уже ноги заболели. К чему эта неуместная деликатность? Любой из моих знакомых пошел бы на убийство ради этой должности. А тебе предлагают ее без всяких условий.
Только Корделия и император знали, отчего Форкосиган коротко рассмеялся. Затем он вздохнул, посмотрел на своего господина и кивнул.
— Ну что ж, старик. Я знал, что ты найдешь способ править из могилы.
— Да. Мой призрак будет преследовать тебя постоянно.
Повисла короткая пауза — император привыкал к своей победе.
— Тебе нужно немедленно заняться формированием собственного штата. Капитана Негри я оставлю принцессе и моему внуку, для их службы безопасности. Но, возможно, ты захочешь взять себе командора Иллиана.
— Да. Я думаю, мы с ним отлично сработаемся. — Темное лицо Форкосигана осветила какая-то приятная мысль. — И я знаю, кому поручу работу моего личного секретаря. Только его надо для этого повысить — дать лейтенанта.
— Фортала позаботится об этом. — Император устало откинулся на подушки и снова откашлялся. Губы его посерели. — Позаботится обо всем. Наверное, лучше позвать врача обратно. — Слабым взмахом руки он велел им удалиться.
Выйдя из императорской резиденции, Форкосиган и Корделия окунулись в теплый воздух позднего летнего вечера — мягкий и чуть сероватый из-за тумана, поднимавшегося с реки. За ними следовали их новые телохранители, облаченные в знакомую черную форму.
Только что закончилось продолжительное совещание с Форталой, Негри и Иллианом. У Корделии голова пошла кругом от количества охваченных при обсуждении вопросов. Она с завистью заметила, что Форкосигану не составляло никакого труда уследить за ними; более того — он сам и задавал темп.
В его лице проявилась напряженная сосредоточенность, целеустремленность, энергия била ключом — таким она его еще не видела после своего приезда на Барраяр. «Он снова ожил, — думала она. — Взгляд обращен наружу, а не внутрь; вперед, а не назад. Как при первой нашей встрече. Я рада. Чем бы это нам ни грозило».
Форкосиган щелкнул пальцами и загадочно произнес:
— Нашивки. Первая остановка — резиденция Форкосиганов.
Они проезжали мимо официальной графской резиденции во время их последней поездки в Форбарр- Султану, но внутри дома Корделия была впервые. Перепрыгивая через две ступеньки, Форкосиган взбежал по широкой винтовой лестнице наверх, к себе. Его комната была просторной, скромно обставленной, с окнами, выходящими на сад позади дома. На ней лежала та же печать долгих отлучек хозяина, что и на комнате Корделии в доме ее матери. В шкафах и ящиках залегали археологические слои прежних увлечений.
Само собой разумеется, там обнаружились следы интереса к стратегическим играм, военной и общей истории. Гораздо более удивительной находкой стала папка с пожелтевшими от времени рисунками, выполненными карандашом и тушью. Форкосиган вытащил ее, роясь в ящике, набитом медалями и сувенирами вперемешку со всяким хламом.
— Это твои? — полюбопытствовала Корделия. — Очень неплохо.
— Увлекался, когда был подростком, — объяснил он, продолжая копаться в ящике. — И потом тоже. Забросил, когда мне было за двадцать. Времени не хватало.
Его коллекция медалей могла поведать занятную историю. Ранние, не слишком значительные награды были аккуратно разложены и приколоты к бархатным подушечкам с соответствующими надписями. Поздние, куда более почетные, были небрежно свалены в банку. Одна из медалей, в которой Корделия распознала высшую барраярскую награду за доблесть, была запихана в дальний угол ящика, и лента ее смялась и запуталась.
Она присела на кровать и пролистала содержимое папки. В основном это были тщательно прорисованные архитектурные зарисовки, но нашлось там и несколько набросков фигур и портретов,
