где была встречена последними украинскими резервами — офицерским полком и «вольными казаками». К вечеру 25-го продвижение «красных» войск на всех участках обороны было остановлено. И уже было ясно, что республиканцы, почти полностью окруженные со всех сторон, потерявшие вокзалы, продержатся недолго.
В руках республиканцев осталось несколько улиц — Крещатик, Бибиковский бульвар, Брест-Литовское шоссе, которое оказалось единственным, не перерезанным большевиками, путем из Киева на запад.
В этих условиях Голубович и Ковенко на последнем заседании Центральной Рады заявили о невозможности далее удерживать город и о немедленной эвакуации из города армии и правительственных учреждений. К этому времени часть министров и чиновников уже неожиданно «исчезла», и управлять чем- либо далее не было никакой возможности. Оставшимся при министерствах министрам стало известно, что Берлин решил подписать мирный договор и даже милостиво предоставить военную помощь Украине. Это сообщение подтолкнуло правительство УНР к немедленной эвакуации, ведь город уже не нужно было удерживать «любой ценой».
По единственной оставшейся в руках республиканцев дороге ночью с 25-го на 26 января стали отходить поредевшие и измотанные украинские части и чиновники. Поздней ночью покинули позиции у Мариинского дворца юнкера и дорошенковцы. Под охраной сечевых стрельцов уезжали на автомобилях на запад высшие чиновники и деятели Центральной Рады (после разгрома вражескими снарядами дома, где жил Грушевский, глава Центральной Рады переехал в казармы сечевиков, в семинарию, и вместе с ними вскоре уехал в эвакуацию), проследовал обоз с ранеными и больными, а далее остатки семи республиканских полков, практически без патронов и продовольствия. Разочарование, обида, страх подгоняли колонну. Только 86 дней продержалась власть Центральной Рады в Киеве...
Отступление от центра города до пригородного села Игнатовка проходило целые сутки под самым носом у «красных» частей, которые имели все возможности полностью перекрыть отход республиканцев.
Отступление прикрывали: у Купеческого собрания и Крещатика гайдамаки Петлюры и «вольные казаки», у Мариинского дворца — офицерский отряд Болбочана.
26 января — пятница — последний день боев в Киеве. С раннего утра большевики заняли опустевший «Арсенал» и теснили офицерский отряд, который был вынужден отступить от Мариинского дворца к Купеческому собранию, где была последняя линия обороны, что удерживали части Петлюры. С 11 утра этот узел обороны сдерживал атаки «красных» как с Подола, так и с Печерска, численность наступавших в 5—6 раз превышала число защитников.
Об этом бое вспоминает штабс-капитан Шпилянский: «Цепи гайдамаков лежали в Царском саду. Сад засыпали снарядами из-за Днепра. Большевики доходили до самого дома Купеческого собрания, и тогда мы все с атаманом Петлюрой выскакивали и переходили в наступление. Один раз наше наступление было такое быстрое, что большевики не успели вскочить на мост, что соединял два сада, и там мы их многих перебили. Весь сад был завален трупами. Этот танец на месте без минуты спокойствия ни днем ни ночью страшно утомил всех, а наступления «красных» становились еще более упорными. Утомленные гайдамаки отбивались от врага, а в наступление уже не переходили... Атаман Петлюра собрал нас всех и обратился с речью: «Нужно напрячь все силы еще раз!» Это была безумная атака — жестокая и лютая. В этой последней атаке много убили гайдамаков, не было ни одного гайдамака, которого не зацепила бы пуля. Гайдамаки уже не ходили, а лазили по саду от переутомления и ран, однако они не желали отходить от своих...»
Последняя контратака, уже в три часа дня, нужна была Петлюре, чтобы, отогнав противника, используя временную передышку, начать отходить через Великую Владимирскую улицу, Галицкую площадь на Брест—Литовское шоссе. В районе вокзала к небольшому отряду под руководством Петлюры и Болбочана присоединились несколько сот солдат из нейтральных украинских полков, против которых «красные» начали военные действия, далее к арьергарду присоединились остатки полка имени Полуботка. В восемь часов вечера последним республиканцам удалось выскочить из города, после чего ловушка захлопнулась...
В боях с войсками Муравьева потери республиканцев составили до 500 человек убитыми, ранеными, расстрелянными... Отдельные очаги сопротивления «красным» в Киеве держались еще целый день. 27 января это стихийное сопротивление небольших отрядов «вольных казаков», что не успели уйти из города, запутало Муравьева, и он так и не выслал частей, чтобы догнать на Брест-Литовском шоссе колону отступающих. Чудес на свете не бывает, но Центральной Раде и ее защитникам тогда чудесным образом повезло...
Первое чудо Брест-Литовска — это успешная эвакуация республиканского правительства и армии из Киева 26 января 1918 года. В принципе, «красные» войска, которых в Киеве уже было до 7 тысяч, могли легко и сравнительно небольшими силами перекрыть отступление трем тысячам деморализованных «украинцев» еще 25 января, когда почти полностью окружили Киев. Части Егорова в этот день не только ворвалась в центр города, но и взяли вокзал, что в 400 метрах от Брест-Литовского шоссе. Практически отход республиканских войск проходил под самым носом у «красных».
Еще загадочнее было поведение полка «красного казачества». Эта часть Виталия Примакова была направлена в тыл республиканцам через предместье Сырец, и ее заданием и было как раз перерезать все пути из Киева, ведущие на запад. Однако, хотя этот полк и был утром 25-го в 200 метрах от Брест- Литовского шоссе, он почему-то не перекрыл, несмотря на то, что на шоссе не было украинских войск. Более того, большевики продолжали ненужный обстрел центра города тяжелой артиллерией, хотя город уже находился в их руках, что усиливало неразбериху. Вместо того чтобы преследовать отступающих республиканцев, «красные» начали разоружать полностью безобидные нейтральные полки и обстреливать их из пушек. Это привело к совершенно ненужным боям с нейтральными частями, которые поначалу и не думали оказывать «красным» никакого сопротивления.
Более того, убедившись, уже вечером 26-го января, что республиканские войска покинули город, Муравьев не делает никаких попыток догнать отступающих, хотя знает направление отступления.
В соседнем с Киевом местечке Фастов в конце января 1918-го находился сильный 2-й гвардейский корпус — 10 тысяч штыков, состоящий из ушедших с фронта солдат под предводительством большевиков. Силами этого корпуса также можно было легко перекрыть дорогу республиканцам на Житомир и окружить отступающих. Но и этого не было сделано!
Что это, только ли политический просчет или чья-то скрытая воля — дать республиканцам еще один шанс? Возможно, тут имели место и нежелание солдат продолжать «непонятную» войну, и крайнее разложение войск, кинувшихся грабить «киевскую буржуазию». Может, наступавших испугали серьезные потери при штурме Киева? В итоге, приказа о поимке главных врагов почему-то не было дано. По какой-то причине руководство большевиков посчитало, что захват Киева — это и есть полный разгром Центральной Рады, не принимая во внимание последствий действий Центральной Рады и ее армии на Правобережной Украине.
Только 27 января Муравьев спокойно телеграфирует Ленину: «Остатки войск Рады отступили на Житомир, где Петлюра и Порш вербуют из гимназистов дружину, но, конечно, мы не придаем этому значения. Я приказал частям 7-й армии перерезать путь отступления. Остатки Рады пробираются в Австрию...» Муравьев наивно думал, что полностью разбил республиканцев...
Почему приказ о «поимке» Рады был отдан именно частям 7-й большевистской армии, из которых в строю осталось только 1 400 тысяч штыков и сабель и которая находилась очень далеко от Киева — в Сарнах (на Волыни) и к тому же была занята борьбой с 1-й украинской бригадой в 700 штыков? Этих сил было явно недостаточно для борьбы с Радой, и части 7-й армии просто не могли выполнить подобный приказ... Просчитался не только стратег Муравьев, но и Антонов-Овсеенко, Коцюбинский, штабы и командиры...
Тем не менее Муравьев считал себя «покорителем Малороссии». Он докладывал Ленину: «Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам... Я сжег большой дом Грушевского, и он на протяжении трех суток пылал ярким пламенем...». Прибыв в Одессу, Муравьев хвастался своими подвигами: «Я занял город (Киев. — B.C.), бил по дворцам и церквям... бил, никому не давая пощады! 28 января Дума просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты... Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг — быть беспощадными!» Из этих слов явствует, что Муравьев первым в гражданской войне стал использовать отравляющие газы и что бои в Киеве проходили вплоть до 28 января.
