деятельностью. Он созда–ет новый перевод Нового Завета, очищенный от ошибок, пе–реиздает античных авторов.
Интересен тот факт, что идея необходимости знания для веры воплощалась не только в работах Эразма, но и в его жиз–ни. В период Реформации католическая церковь стремилась привлечь его на свою сторону, использовать его знания и огромный авторитет. Сам Папа обратился к нему с прось–бой: «Выступи в поддержку дела Божьего! Употреби во славу Божию свой дивный дар! Подумай, что от тебя зависит с Божь–ей помощью вернуть на путь истинный большую часть тех, ко–го соблазнил Лютер, укрепить тех, кто еще не отпал, и предо–стеречь близких к падению».
2. Скептическая этика М. Монтеня
На данном этапе этика еще сохраняет достаточно прочные преемственные связи со средневековым мировоззрением Своеобразным способом утверждения новых идеалов высту–пает при этом скептицизм. Наиболее интересным примером этого является позиция Мишеля Монтеня (1533—1592 гг.), ко– торый сумел в образно-эмпирической форме отразить многие антиномии морального сознания, дать позднейшим теорети–кам морали «труднейшую проблему: каково может быть осно–вание добродетели, если она не покоится ни на личных, ни на общественных потребностях человека, а вступает в противо–речие с теми и другими?».
Монтень полагал, что человек не должен смиряться перед судьбой, Богом, провидением, он способен полностью отве–чать за свои поступки. Стоицизм Монтеня ориентировался прежде всего на природу, на естественное, носил эпикурей–ский характер; ему были чужды жертвенность, отречение во имя потусторонних идеалов: «Презрение к жизни – нелепое чувство, ибо в конечном счете она – все, что у нас есть, она – все наше бытие…
Жизнь ведет нас за руку по отлогому, почти неприметному склону, потихоньку да полегоньку, пока не ввергнет в это жал–кое состояние, заставив исподволь свыкнуться с ним. Вот по–чему мы не ощущаем никаких потрясений, когда наступает смерть нашей молодости, которая, право же, по своей сущно–сти гораздо более жестока, нежели кончина еле теплящейся жизни или кончина нашей старости.
Ведь прыжок от бытия-прозябания к небытию менее тяго–стен, чем от бытия-радости и процветания к бытию-скорби и муке». Уважение к природе как мировоззрение очень харак–терно и для большинства мыслителей эпохи Возрождения. Основная цель человека – вслушиваться в природу.
А самое верное средство для человека, которое помогает преодолевать ему трудности, – умеренность, только она по–зволяет избегать ему уничтожающих личность излишеств, по–зволяет ей находиться в тех пределах, которые поставлены при–родой. «Мудрецы затратили немало усилий, чтобы предостеречь нас от ловушек наших страстей и научить отличать истинные, полновесные удовольствия от таких, к которым примешивают–ся заботы и которые омрачены ими. Ибо большинство удо–вольствий, по их словам, щекочет и увлекает нас лишь для то–го, чтобы задушить до смерти, как это делали те разбойники, которых египтяне называли филетами. И если бы головная боль начинала нас мучить раньше опьянения, мы остерегались бы пить через меру. Но наслаждение, чтобы нас обмануть, идет впереди, прикрывая собой своих спутников.
Книги приятны, но если, погрузившись в них, мы утрачи–ваем, в конце концов, здоровье и бодрость – самое ценное до–стояние наше, – не лучше ли оставить и их?». Также Монтень полагал, что красоту и изящество мы замечаем лишь в том слу–чае, когда они предстают перед нами искусственно завышен–ными, напыщенными. Если же они скрыты за простотой, то легко исчезают из поля нашего примитивного зрения.
Прелесть их – потаенная, только очень ясный и чистый взгляд может уловить их сияние. Таким образом, чтобы уви–деть их, нужен специальный настрой. Тот, кто удовлетворяет–ся поверхностным взглядом, конечно же, не заметит того, что внутри. Монтень критиковал людей за то, что ни в чем они не умеют ограничиться тем, что наиболее необходимо. Они хотят как можно больше любовных утех, богатства и власти. Алч–ность их не имеет границ. То же самое налицо и в стремлениях к знанию. Изменить же положение возможно волею разума.
Природа, по мнению Монтеня, должна быть также настав–ницей и в деле нравственного воспитания. На первое место при этом необходимо поставить не накопление знаний, а ра–звитие мышления, способности суждения. Воспитание чело–века является средством обнаружить, раскрыть и усовершен–ствовать то, что дано ему от природы, заложено в натуре чело–века. Цель воспитания – создать естественных, честных, тру–долюбивых людей.
Монтень призывает ко всему в мире относиться скептиче–ски. «Безумие судить, что истинно и что ложно, на основании нашей осведомленности» – это выражение одного из скепти–ков, ученика Пиррона, Монтень принимал и доказывал. «Са–мый мудрый человек в мире на вопрос, что он знает, ответил, что знает только то, что он ничего не знает. Большая часть то–го, что мы знаем, представляет собой лишь ничтожную долю того, что мы знаем». Но при этом нужно понимать, что скеп–тицизм Монтеня был направлен не против разума в целом, а против средневековой схоластики, которая занималась раз–работкой абстрактных логических схем, но не работала с кон–кретными знаниями, не шла по пути от частного к общему, от конкретного опыта.
«В мире зарождается очень много злоупотреблений, или, говоря более смело, все в мире злоупотребления возникают от–того, что нас учат боязни открыто заявлять о нашем невеже–стве и что мы якобы должны принимать все, что не в состоя–нии опровергнуть. Обо всем мы говорим наставительно и уверенно.
По римскому праву требовалось, чтобы свидетель, даже рассказывая о том, что он видел собственными глазами, и су–дья, даже вынося постановление о том, что он доподлинно знал, употребляли формулу: «Мне кажется». Начинаешь нена–видеть все правдоподобное, когда его выдают за нечто непоко–лебимое. Я люблю слова, смягчающие смелость наших утвер–ждений и вносящие в них некую умеренность: «может быть», «по всей вероятности», «отчасти», «говорят», «я думаю» и тому подобные. И если бы мне пришлось воспитывать детей, я бы так усердно вкладывал им в уста эти выражения, свидетель–ствующие о колебании, а не о решимости: «что это значит?», «я не понимаю», «может быть», – что они и в шестьдесят лет стали бы держаться, как ученики, вместо того, чтобы изобра–жать, как это у них в обычае, докторов наук, едва достигнув де–сятилетнего возраста. Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем признаться.
В начале всяческой философии лежит удивление, ее разви–тием является исследование, ее концом – незнание. Надо сказать, что существует незнание, полное силы и благород–ства, в мужестве и чести ничем не уступающее знанию, незна–ние, для постижения которого надо ничуть не меньше знания, чем для права называться знающим…». Монтень, таким обра–зом, подходит к одному из самых сложных вопросов филосо–фии.
На самом деле человеку познать свое место в мире, во Все–ленной очень сложно. История человечества и философии знала великих мыслителей, которые были способны сделать разного рода попытки постижения бытия, удачные и не очень. Человечество обязано им многим.
Но, даже не говоря о достижениях цивилизации и прочих условиях, влияющих на степень познания человека и Вселен–ной, а рассматривая разум человека, можно сказать, что люди далеко не до конца реализовали свои собственные возможно–сти в познании мироздания и себя самих. Монтень повторял слова Сократа, который имел обыкновение говорить: «Знаю, что ничего не знаю».
При этом Монтень не отказывается от познания мира и ис–тины, скептицизм его не имеет абсолютного характера. Разли–чие теорий, мнений, их переменчивость и непостоянство лишь свидетельствуют о неисчерпаемости природы и мысли человека, но отнюдь не об их бессилии.
Скептицизм Монтеня сыграл определенную положитель–ную роль в отрицании писателем различных предрассудков и веры в чудеса. Он категорически выступает против пресле–дования «колдунов». Монтень выступает против желания че–ловека рассматривать себя как центр Вселенной. Он строит новую иерархию человека в мире. «Но только ли природа и че–ловек как ее составной элемент являются частями мирозда– ния? Существует ли Бог, а если да, то каково оно, это боже–ство?»
Во времена расцвета инквизиции во Франции Монтень, конечно же, не мог открыто ответить на эти вопросы в своих «Опытах», но позиция мыслителя намечена достаточно ясно. Монтень предлагает обзор толкований древними авторами идеи божества и называет его гвалтом философских школ Слабость человеческого разума, считает писатель, не в состоя–нии рационально обосновать веру, которая может
