— Не мучь ребёнка. Ты видишь: Леночка требует голубятню. Не будем терять времени.
И мы принялись за дело.
Мы выбросили из фанерных ящиков, которые у нас хранились в кладовке, всякое старьё и потащили их на второй этаж. Затем принесли из кладовки старую оконную раму, металлическую решётку от окна и поломанные стулья с фанерными сиденьями.
Поставив три ящика один на другой, мы прочно скрепили их проволокой и гвоздями, устроили из фанерных сидений гнёзда, навесили раму и решётку наподобие дверей, открывающихся снизу вверх.
Закончив эту работу, мы внесли своё громоздкое сооружение на балкон и, рассадив голубей по гнёздам, собрали военный совет.
Совет состоял из Леночки, Михаила Ивановича и меня.
— Как ты думаешь: привыкли голуби уже к новому месту или нет? — спросил Михаил Иванович.
Я решительно тряхнул головой и сказал:
— Они уже привыкли.
После этого мы подняли решётку, чтобы птицы погуляли на воле. Все пять пар немедля взвились в небо, рассыпались в разные стороны и, прежде чем мы успели что-нибудь сообразить, исчезли из виду.
Появившийся в самую последнюю минуту дядя Саша поднял своих голубей, чтобы вернуть хоть кого- нибудь из нашей стаи. Но было уже поздно: птицы разлетелись по своим старым голубятням.
— Знаешь что? — часа через три сказал мне Михаил Иванович. — Я вспомнил, что мне нужно купить себе рубашку.
Он уехал на полуторке, вернулся через час — и высыпал из мешка десять новых голубей.
— Не пропадать же голубятне, — мудро заметил Михаил Иванович.
Так у нас на балконе второго этажа поселились голуби.
Почтовый 145-й
Я заплатил за этого голубя двадцать рублей при шумном протесте дяди Саши.
Слесарь хлопал себя ладонями по бёдрам, что всегда у него служило признаком высшего возбуждения, и кричал на всю голубинку:
— Голова у тебя есть или нету, я спрашиваю?!
Я пожал плечами и спросил:
— Что ж, не стоит голубь этих денег?
— Да как не стоит! Он и тридцать стоит!
— Тогда я тебя не понимаю: что ты шум поднял?
— А то, — уже почти спокойно сказал дядя Саша, — что уйдёт он у тебя. Знаю я этого жулика.
«Жулик» был старый, блестящей синей окраски почтовый голубь, известный далеко за пределами нашего города. На одной из его ног было алюминиевое кольцо: «СССР — 145».
Я принёс почтаря домой и, не связывая, сунул его в голубятню. Хотел посмотреть, как он будет себя вести.
Старик поднялся на одно из свободных гнёзд, приткнулся к углу и замер.
— Вот что, — сказал дядя Саша, — оборви ты его, что ли, на худой конец. Жулик этот и в связках уйдёт.
И, не дожидаясь моего согласия, дядя Саша достал почтаря с полки и вырвал из его крыльев маховые перья.
— Ну вот, — удовлетворённо сказал старый слесарь. — Теперь он, по крайней мере, на месте будет. Я что-то ещё не слыхал, чтобы голуби домой пешком ходили...
Была весна — время года, когда каждый голубь ищет себе пару, чтобы заложить гнездо и вывести птенцов. Для почтового 145-го не было свободной птицы его породы. И я предложил ему в подруги маленькую красноплёкую* голубку.
_______________
* П л ё к и е — белые голуби с цветными «щитами» на крыльях.
Казалось, 145-й забыл о старом доме. Во всяком случае, он начал ухаживать за своей подругой, и та вскоре стала кланяться ему и принимать его ласки.
Через некоторое время красноплёкая голубка положила яйца, а спустя восемнадцать дней из них вылупились совсем махонькие птенчики.
Я торжествовал. Встречая дядю Сашу, я тащил его к гнезду, показывал ему подрастающих птенцов и говорил:
— А ну, покажи, как ты кричал на всю голубинку...
Ещё через некоторое время у старого голубя отросли маховые перья, он уже ходил по кругу*, и я стал выезжать за город и забрасывать почтаря из соседних сёл. Дядя Саша был посрамлён.
_______________
* Х о д и т ь п о к р у г у — держать правильный круг над домом, в котором находится голубятня.
Когда голубята немного подросли и оперились, я позвал младшую дочь и сказал ей:
— Как мы назовём их, дочка?
Леночка пропустила вопрос мимо ушей и спросила:
— А их надо манкой кормить или чем?
— Папа с мамой сами их накормят. Так как же мы их назовём, дочка?
Тогда Леночка спросила:
— А они — брат и сестричка?
— Брат и сестричка.
— Тогда пусть они будут Паша и Маша.
— Решено, — сказал я Леночке. — Теперь они — Паша и Маша.
Синий голубь терпеливо и заботливо выращивал свой выводок. Он много раз в день кормил малышей, очищал их от соломинок и всякой шелухи и вместе с красноплёкой голубкой оберегал детей от опасности.
Двадцать девятого июня голубята впервые стали самостоятельно клевать зерно, а тридцатого почтовый 145-й свечой поднялся в небо и, даже не сделав круга над домом, ушёл на восток — туда, где находилась его старая голубятня.
Тотчас на балконе у меня очутился дядя Саша. Ухмыляясь, он спросил:
— Показать тебе, как я кричал на всю голубинку?
Паша и Маша росли не по дням, а по часам.
Они унаследовали многие качества своих родителей. Перо у них было синевато-красное, клювы большие, с наростами у основания, ноги голые. Фигурами они пошли в отца: стройные, высокие, широкогрудые.
Шестнадцатого июля голубка-мать подняла детей в первый полёт. Они смешно растопыривали крылья, пытаясь планировать. Садясь на крышу, допускали ошибки: пролетали намеченное для посадки место; прежде чем опуститься на голубятню, долго сидели на крыше и мотали головами.
Двадцать седьмого июля на кругу появился почтовый 145-й, и в то же мгновение в воздух поднялась красноплёкая голубка. За ними, хлопая крыльями, ушли дети. Отец увёл их к себе.
Но через четыре дня Паша и Маша вернулись: они были уже взрослыми голубями и хотели жить самостоятельно, там, где родились.
