шторма, отгремевшего где-то за горизонтом, но настроение у вас будет испорчено.
Кстати, не подвержены ли вы морской болезни? Вы уверены? Уж на что Дигран выглядит крепким и уверенным в себе мужчиной, но и ему надоело это катание по водяным горкам. Вот он стоит, судорожно ухватившись за фальшборт, и опорожняет содержимое своего желудка в океан. Правильно стоит, как бывалый путешественник — понимая отличие подветренной стороны от наветренной.
— Вот уж не ожидал, что и у него есть слабые места, — усмехнулся Чжарра. — Мне он всегда казался крепким как скала.
— Если я не ошибаюсь, то от этой скалы остался один валун, — без тени улыбки откликнулся Газияр. — Кстати, он всё же остался одним из нас?
— Что ты имеешь в виду?
— Он почти не восстановился после того случая. Может он… — Газияр почесал подбородок, скривился, как от чего-то слишком кислого. — Может он снова стал человеком?
— Ну, знаешь! — Чжарра постучал указательным пальцем по лбу. — Всё дело вот в этой штуке. Я думаю, что тогда пострадало не столько тело, сколько мозг. А тут наши регенеративные возможности ограничены. Или… Нет, я могу и ошибаться…
— Ну?!
— Возможно, его симбионт словно… впал в спячку. Именно поэтому талисман принца никак не реагировал на присутствие джавангарда. Но после Тантрабальских скал симбионт пробудился и стал приводить носителя в порядок. Глядишь, через месяц Дигран заговорит, а через полгода вырастит новый глаз. Про шрамы я вообще молчу — хватит и пары недель.
Они немного помолчали.
— Знаешь, — снова заговорил Газияр, — когда я понял, кто ко мне пришел, то едва… сдержался. Ну ты и додумался: привести ко мне Палача!
— Так ты его сразу узнал?! — воскликнул Чжарра. — А мне вот понадобилось несколько месяцев, прежде чем я убедился в этом.
— Ты всегда больше обращал внимание на внешнюю сторону вещей, а не на их сущность.
— Ха! — Чжарра убрал со лба прядь мокрых волос. — Что же ты меня сразу не узнал в этом теле?
— Потому и не узнал, что ты был в таком теле. Зачем ты выбрал себе носителем такого, хм, красавчика?
— А зачем ты покинул короля… этого, как его…
Его собеседник долго молчал, глядя на беспокойное Хадорианское море: сквозь рваные облака пробивались острые солнечные лучи и падали, как стрелы на излете, в мятущиеся волны.
— Есть в этом человеке то, что отличает его от тысяч и тысяч других, — наконец заговорил Газияр. — Он не будет гнуть спину перед сильными мира сего, он не сдастся, не отступит ни перед силой стихии, ни перед волей богов. Только слившись с ним, я ощутил жизнь во всей её полноте. Возможно, именно это и называется счастьем. Возможно, именно из-за этого я порвал все связи с себе подобными.
— Понимаю… Я тоже ощутил нечто похожее. Только я называю это одним коротким словом — «свобода». Быть может, стоит рассказать об этом и ему, — Чжарра кивнул в сторону Диграна.
— Мне не нравится, что рядом со мной будет тот, кто ненавидит всех нас без разбора. Он не желает замечать разницу между Изначальными и Истинными. Для него и те и другие — исчадия зла, которые должны быть уничтожены. Он даже себя ненавидит. Ненавидит за то, что стал слабее, чем был десять лет назад.
Чжарра немного помолчал, затем добавил:
— Да, принц знал, кого сделать Палачом.
— У меня нет ни сил, ни желания убеждать его в том, что мы хорошие парни, а вот Истинные — плохие, — ответил Газияр. — Зачем нам вообще такой союзник, который в припадке ярости может обратиться против нас?
— Мне что, все объяснять с самого начала? — недовольно проворчал Чжарра. — Ты же согласился, что мой план реален.
— Если бы все твои планы сбывались, коллега, то мы бы не находились здесь и сейчас. Уничтожить основной накопитель энергии, взорвать Врата и сорвать вторжение — это, конечно, неплохо… Но ведь наши родственники многочисленны и упорны. Они все начнут с начала и уже не повторят прежних ошибок. Подожди… Хвала небесам! — вдруг оживился Газияр. — Я чувствую, что погода меняется. Поднимается ветер. Вскоре мы продолжим погоню. Надеюсь, ты верно оценил силы противника, иначе нам изрядно надерут задницу.
— А я думал, что ты выбрал в носители оптимиста! — Чжарра несколько нарочито расхохотался. — Будь я правоверным герионцем, то поднял бы глаза к небу и воскликнул — «От судьбы не уйдешь!» Кстати, я все хотел спросить, куда ты дел Лысого Барбака? Отправил на рыбалку?
— Ну что ты, — хищно оскалился Газияр, — разве я похож на злодея из пьесы посредственного автора? Он мне нужен живым, чтобы иногда подписывать кое-какие бумаги. Я же распоряжаюсь компанией от его имени. Это очень удобно: выглядеть как второе лицо, на самом деле являясь первым.
— И когда ты это понял?
— Не зря же я два года просидел в королевской шкуре. Эти азалазирцы прямо как пауки в банке: на меня было совершено столько покушений, что я потерял им счет.
— Бедный, бедный Шардук! — на этот раз Чжарра захохотал вполне искренне. — Боюсь, что ему такое прозрение не грозит! Вообще-то, рунианцы любят Таллен… Эй, что с тобой?
— Нет! Не может быть! — Газияр выругался. — Посмотри туда, Чжарра!
Менее чем в одной трети лайгана по правому борту от «Летучей рыбы» происходило что-то странное. Одна из волн вдруг стала неудержимо расти, раздуваться вверх и в стороны, прямо на глазах превращаясь в крутобокую водяную гору. Казалось, что еще немного — и… Столь же неожиданно поверхность воды прорвалась, разлетелась в клочья, пропуская к свету и воздуху то, что поднималось из глубины. Исполинское тело показалось из обезумевшей водной круговерти, замерло на одно бесконечное мгновение, подставляя солнечным лучам стальные бока, а затем медленно, медленно пошло вниз, возвращаясь в холод и мрак.
— Джарджана, — прошептал Газияр.
— Джарджана, — эхом отозвался Чжарра.
Гул рушащейся воды ударил по барабанным перепонкам как залп тысячи орудий, а следом за ним уже шла бешеная волна, готовая смять, раздавить, разметать на тысячи частей и корабль, и людей.
Газияр судорожно вздохнул, и громовым голосом стал отдавать команды. Провести неопределенно долгий срок в теле какой-нибудь рыбы ему совсем не хотелось.
Тариэль знал, что маги и колдуны могут выходить из своего тела и путешествовать по просторам Вселенной, но никогда не думал, что и ему придется испытать нечто подобное. Юношу можно было назвать волшебником-теоретиком: ему было известно, как этого добиваются другие, но эти сведения лежали в голове бесполезным грузом, не вызывая ничего, кроме зависти. И вот теперь он на личном опыте убедился: лишних знаний не бывает. Пусть он отправился в этот полет не по своей воле, ощущения все равно были удивительными.
Он понимал, что мчится с огромной скоростью, но звезды все равно оставались невообразимо далекими и холодными огоньками на фоне пустоты. Ощущение движения появлялось только при взгляде на поверхность планеты, озаренную слепящим солнцем. К сожалению, гигантская бело-серая облачная спираль занимала почти все пространство под Тариэлем и мешала рассмотреть детали пейзажа. Юноша вспомнил тот великолепный вид, что открылся ему в волшебном зеркале Таальбинграста. Быть может, стоит опуститься пониже?
Тариэль непроизвольно взмахнул руками, как крыльями, и беспорядочно закувыркался в полете. Ничем не смягченные солнечные лучи больно кололи глаза. Внезапно, чьи то сильные пальцы сомкнулись на запястье Тариэля: болезненный рывок, отдавшийся во всем теле, и вращение прекратилось.
