До Нового года работал, как вол. Вживался. Мотался по объектам участка. Ругался с прорабами, мастерами, рабочими. На летучках и планёрках отбивался от дополнительных планов. Требовал материалов и техники для выполнения работ. Вёл обычную жизнь строителя. Когда времени закончить работы в установленный срок чуть-чуть не хватает. Когда не успеваешь подписать и сдать акты приёмки выполненных работ. Когда не успеваешь сделать материальный отчёт. Но так было у всех! Так жили все мои коллеги. Строители. В управлении прижился. Освоился. Имел благодарности от начальника треста 'НАДЫМДОРСТРОЙ'. Мой участок считался одним из лучших.
Рабочие участка не только работали. Они ещё и обирали природу. Конечно в рабочее время! Другого времени у них не было. Ловили рыбу. Собирали грибы. От меня зависели их премии и зарплата. Поэтому рыба и грибы у меня не переводились. Я тоже зависел от начальника, главного инженера, главного бухгалтера. Вот и делился с ними не только деньгами, которые получал дополнительно от прорабов и мастеров. Когда они сдавали наряды и табеля. С начальством делился и дарами природы. Рыбой, и грибами. Дополнительных денег собирал около 300 рублей в месяц. 100 отдавал начальнику. 50 главному инженеру и 30 главному бухгалтеру. Так делали все пять начальников участков. Мне оставалось 110–120 рублей. На жизнь этих денег хватало. Плюс квартальная премия. Остальная зарплата так и лежала на книжке в сберкассе. Копилась! Больших трат не было. Все необходимое было.
Тогда не было понятий взятка. Коммунисты до такого не опускались. Всё это называлось благодарностью и подарками по дружбе. Хотя уже говорил! Не участвовать в этой благодарности было равносильно отказу от занимаемой должности. Причину убрать не благодарного человека находили мгновенно. Вспоминали всё. Даже намерение выпить. Не говоря уж о факте. Это знали и принимали все. Отбиваться от общества, его законов желающих не было. Кушать вкусно и много хотели все.
В моём распоряжении была 'вахтовка' с водителем. Она ежедневно ждала меня у здания общежития. Целый день на ней мотался по местам работы бригад участка. Не воспользоваться наличием этого блага в личных целях? Не мог!
Летом тундра подсохла. Дороги стали проходимы для транспорта. Тогда совершил экскурсию в лагерь ГУЛАГА. Давно хотел. Интересно было!
Последнего заключённого из этого лагеря освободили в марте 1956 года. Это знал из рассказов людей. О лагере люди говорили не особо охотно. С оглядкой. В Надыме жили несколько бывших заключённых. Жили и члены семей бывших охранников и работников комендатуры. Не всем было куда уехать. Но это не было главным. Времена изменились. Но осторожность в разговорах осталась. Генная память была крепка. Народ был осторожен. Так на всякий случай. А вдруг…
В один из дней, когда была середина месяца и работа шла своим обычным ритмом. Отправился на экскурсию. Предварительно всё разузнал.
Лагерь состоял из двух зон. Одна находилась не далеко от порта. От неё практически ничего не осталось. Только три старых почерневших здания. Одно полуразвалившееся было заброшенно. Два других ещё держались. Их использовали как склады для разных ненужных предметов. Это были разные изделия. Часто даже не понятные. Они приходили с каждым летним завозом.
Везли всё по разнарядке. Планово. Среди поставок было и то, что совсем было не нужно и не пригодно для наших условий. Кто-то из снабженцев очищал склады от невостребованной продукции. Сам видел сборные тенты солнцезащитных каркасов. Зачем нужны они были в нашем климате? С годами эти кучи ненужного хлама копились и копились. Вот их и складировали в этих старых зданиях. Пока не списывали под каким-то предлогом. Такого списанного добра и материалов везде по тундре валялось очень много.
В стране работали сотни не нужных предприятий. Как и все они выполняли и перевыполняли план. Получали зарплаты и премии. Их не нужную никому продукцию и рассовывали куда попало. Зато в стране не было безработицы! Все были при деле. Не то, что на загнивающем Западе! Это было главным завоеванием социалистического общества. Вот и пойми? Мы чего-то лишились? Или что-то приобрели? Вернусь к лагерю.
Сам большой лагерь находился в стороне от посёлка Старого Надыма, Этот посёлок основали в те далёкие годы для работников комендатуры, конвойных и прочих вспомогательных служб НКВД. Они занимались лагерем. В нём жили и люди обслуживавшие порт.
У директора местного краеведческого музея выяснил вопрос. Для чего вообще были нужны эти заполярные лагеря и поселения? Это было для меня не понятно. Тогда о добыче газа, нефти в Заполярье и не думали. Геологоразведку проводили. Составляли карты залежей. Так было везде. Но для хозяйственной деятельности страны это в тот период было не востребовано. Он рассказал. Делалось это с одной целью обозначить присутствие на огромных территориях. По ним ненцы и эвенки гоняли оленьи стада. И там стояли редкие заставы пограничников.
Север испокон веков заселяли беглые крестьяне, осуждённые, бежавшие из мест отбытия наказания. Вот власть и старалась обозначить своё присутствие. Лагеря обеспечивали и рабсилу. Для тех разработок кои велись. Наверно были и другие причины. Но он о них не знал. Так было ещё с давних времён царизма. Советская власть сохранила это и развила. Когда началось интенсивное освоение недр Заполярья и его обустройство руки заключённых очень пригодились. Цели тогда были другие стратегические, геополитические. Часть лагерей так и осталась востребованной в новых реалиях. Заключённых хватало! Держать их просто так? Не использовать? Было расточительством! Не пропадать же добру? Вот и использовали дешёвую, безотказную рабочую силу на бескрайных просторах кладовой Родины.
Остальные места поменяли названия. Стали ударными комсомольскими стройками. Сколько людей за все эти годы своими костями устлали тундру? Не знал никто! По крайней мере, никто не знал точных цифр этих погибших. Разрушающиеся лагеря стояли памятником всем тем людям. Пока их не поглощало время.
И вот по старой разрушенной временем колее я ехал к лагерю. Памятнику тех лет. Рядом с дорогой шла узкоколейка. Раньше она вела к портовым сооружениям. Но теперь осталась только часть её она вела к лагерю. Старые шпалы. Ржавые рельсы. Заросшая дорога. Вот и всё, что осталось от тех лет. Поражали другие мысли от увиденного зрелища. Почти 14 лет никто не ремонтировал и не подсыпал эти дороги! А они брошенные людьми зарастали, но не тонули. Построенные нами дороги не могли выстоять и года. Разрушались и тонули. Это и засело в голове.
Около часа езды по разрушенной дороге занял путь. Мы подъехали к лагерю. Место для лагеря было выбрано толково. Здесь тундра приближалась к берегам Обской губы. Она переходила в лесотундру. Зелёные ели и сосны радовали глаз. В этом живописном распадке стояли рубленные из брёвен дома лагерного начальства и охраны, амбары и конюшни. Потемневшие стволы срубов с выбитыми окнами и покрытыми тесом крышами. Они стояли прочно не подвластные времени. На возвышенности виднелись сторожевые вышки. Всё опоясывал забор из колючей проволоки. Впечатление было такое, что люди просто на некоторое время отошли куда-то и сейчас вернуться. Мороз пробежал у меня по коже.
Это ощущение ещё больше усилилось, когда мы подъехали к воротам. Створки их были аккуратно закрыты и обмотаны цепью. На этой цепи висел прочный замок смазанный тавотом. Даже покрывавшая его ржа не бросалась в глаза.
Вышёл из кабины машины. Подошёл к воротам и тогда увидел сам лагерь. Он размещался в низине. Ряды бараков из брёвен тянулись ровными рядами. Большая площадка в середине. Ветер насыпал песок, разогнал его между бараками и укрыл площадку. Бараки с закрытыми дверями стояли целыми. Разрушений временем не было видно! Казалось, лагерь уснул. Затаился в ожидании новых заключённых и охранников. Ждал когда разбудят его. Вдохнут новую жизнь. Время как бы замерло. Остановилось. Это было страшно. Заходить на территорию лагеря не хотелось. Я постоял у ворот. Снял кепку. Особых усилий не потребовалось. Перед глазами предстал этот лагерь живым. С лаем собак. Окриками охранников и снующими заключёнными. Бесправным народом. Людьми, попавшими в это царство горя и тоски. Так и стоял у ворот. Опустив не покрытую голову. Отдавал дань памяти их душам. Обитавшим здесь. Повернулся. Ни раду не оглянулся на лагерь шёл к машине. Сел в неё. И уехал. Всю обратную дорогу ехали молча.
Больше за всё время моего пребывания в Заполярье здесь никогда не бывал. Об этом месте вспомнил в августе 1991. Когда произошёл путч ГКЧП. Тогда мне почудилось, что лагерь встрепенулся. Очнулся ото сна. Но, слава Богу! Всё обошлось.
Этот первый год работы познакомил меня с природой Заполярья. Полярной ночью и полярным днём. Когда только наступил серый рассвет и буквально через 1.5–2 часа уже лежит глубокая ночь. Полярный
