— Я не боюсь, — покачала я головой, осознавая, как глупо себя веду. Господи, кошмар какой! Я разговариваю с роботом как с человеком. Сначала Кай, теперь Элиас. Равносильно, что дома с холодильником и телевизором разговаривать!
— А что тогда? — спросил Элиас, не делая попыток приблизиться.
— Госпожа, Вы выглядите испуганной, — сказал Кай.
— Правда? — Ничего умнее мне в голову не пришло.
— Да, — кивнул Кай, подходя ближе. — Вам что-нибудь нужно?
— Нет-нет, — я покачала головой. — Да и я не боюсь. Нет. Просто… просто в шоке. Сначала одно, потом другое. Я уж думала, меня ничем не удивишь, но… Господи…
Я закрыла лицо руками, помассировала виски, запустила руки в волосы. Помогло мало. Мысли в голове роились, будто в улье, никаких рациональных рассуждений среди них не попадалось.
— Видишь, что ты наделал! — прошипела Хати.
Я вскинула голову, глядя на Элиаса. Он ни капли не изменился. Все те же светлые волосы до плеч, разве что взлохмачены, те же синие глаза, только смотрят с грустью, а не с любопытством… Такой же симпатичный парень, с которым мы провели много времени, умный, любопытный, вечно чем-то увлеченный, целеустремленный. Только, оказывается, это робот! Я подошла ближе к нему, рассматривая, будто в первый раз. Выглядит совершенно как человек, да и сколько с ним общаясь, я не заметила никаких отклонений. Разве что его аномальные способности к обучению и память. Наверное, как раз это и есть основные черты робота. Уже мало верится, что он реальный. Может, он как Кай, только материализованный? Я протянула руку, чтобы коснуться его. А я… в него влюбилась… Я тут же отдернула руку.
— Нельзя, а то еще и в тебя провалюсь, — поскорее пояснила я, очень кстати вспомнив эту немаловажную деталь. Я поскорее надела вторую перчатку, чтобы ненароком еще до чего-нибудь не дотронуться. — Вот теперь все в порядке.
В порядке? Разве это — в порядке?
— Ты, правда, одаренная? — спросил Элиас. Я снова увидела жгучее любопытство в его глазах. Но ведь не могут так роботы!
— Да, правда. В тостере и в Кае я уже побывала, — ответила я. — Больше не хочу никуда попадать! — Я показал руки в перчатках. — Ведь этого достаточно, чтобы не попадать в системы?
— Да… — Элиас растерялся. — Если не развивать свой дар, то он так и останется тактильным в кончиках пальцев.
— Вот и замечательно, — я даже выдавила из себя какое-то подобие улыбки. — Они почти не мешают, так что буду ходить в них.
— Ты хочешь заблокировать свой дар? — удивленно спросил он.
— Она его хочет вылечить, — сказала Хати.
— Но это не возможно. Дар не болезнь, — Элиас, кажется, вообще перестал что-либо понимать.
— Поэтому я надела вот это, — я развела руками. — Исчезнуть он не исчезнет, но жизнь портить не будет. Ну а дома он мне не должен мешать. Правда?
— В твое время техника еще не достигла того уровня, чтобы проявлялся талант, — ответил Элиас.
— Отлично! — Теперь я уже улыбнулась вполне искренне. Дома все будет хорошо, все будет как прежде, и никаких жутких самодвижущихся схем! — Кстати, а когда примерно дверь откроют снова, чтобы я могла вернуться?
Элиас оглянулся на Хати, но та смотрела только на меня.
— Через две недели… примерно, — ответила она. — Ты хочешь отправиться домой?
— Больше чем раньше. Этот дар… с ним тут нельзя жить. Только дома!
— Можно! — хором сказали все трое.
— И даже нужно. Твой дар, он очень ценный и очень нужен нам! — сказала Хати. — Ты не представляешь, какое это событие — новый одаренный человек.
— Но я из прошлого!
— Это неважно! Главное, что ты есть, что у тебя есть дар!
— Я ничего не знаю о вашем времени, не имею ни малейшего представления о системах и соответственного образования. Я врач, а не программист.
— Да не нужно ничего знать. У тебя есть дар, и это самое главное. Матчасть или потом подучишь, или другие помогут. Техников у нас навалом, но одаренных нет!
— Я понимаю, что вам тут туго без одаренных. Я понимаю, что вы видите в них панацею. Но на самом деле это не так! Я не ключ от всех ваших бед! Я ничего не умею и ничем не могу вам помочь. Я даже вашему времени не принадлежу, чтобы что-то сделать!
— Неважно, какому времени ты принадлежишь, — снова после долгого молчания заговорил Элиас. — Время нелинейно. Ты можешь родиться в 31 веке и умереть в 32, или же родиться в 35 и умереть в 29. Перемещения во времени возможны и без техники. Открывание дверей — это всего лишь использование и настройка природных окон во времени. Тем более, что ты была затянута в дверь, а не перенесена через нее. Это вполне естественный процесс. Мы лишь провоцируем своими действиями его большую частоту.
— То есть, ты хочешь сказать, что то, что я сюда попала, вполне закономерно? Так и должно быть? — спросила я.
— Нет, необязательно. Но это и не противоречит ходу времени, — ответил Элиас. — Иначе бы ты сюда не попала. Ведь, как видишь, от твоего перехода никто не пострадал, почти ничего не изменилось в глобально смысле. Значит, это все вполне вписывается во временной ход.
— Ну, значит, и то, что я вернусь, тоже не противоречит, — сделала вывод я.
— В общем-то, нет, но ты могла бы и остаться так же естественно, как и уйти.
— Остаться? Нет, не думаю, — честно сказала я. — Это не мое время, не мой мир. Мало того, что я ничего не понимаю, это при желании со временем компенсируется, но я здесь чужая, и все мне здесь чуждо. Здесь везде техника, везде компьютеры и системы. Все из железа и других материалов. Даже люди, и те не настоящие!
— Я настоящий, — Элиас развел руками. — Только не рожденный, а созданный родителями. Мои отцы работали в паре и создали меня.
'Отцы'? Челюсть непроизвольно отвисла.
А чего, собственно, удивительного? Его создали ученые, им совсем необязательно иметь разный пол, чтобы создать робота. Но он называет их родителями, двумя отцами… И это считается нормальным, это будущее, наше будущее. Людей буду создавать, вживлять им в мозг компьютер, а родителями будут ученые, которые их создали. Все логично, даже слишком! Но как машину можно называть человеком?
— Это для вашего времени нормально и обычно. В мое время это все крайне неправильно, — максимально смягчила я. — Компьютеры не могут быть живыми ни в каком виде, человекоподобные роботы — это железки, обтянутые силиконом, а наличие двух отцов возможно только в некоторых странах, в других строго запрещено и осуждается.
— Осуждается? — удивился Элиас. — А что такого?
— Это не твой случай, это немного другой вопрос.
— Какой?
— Вопрос однополой любви.
— А что такого в однополой любви? — тут же спросил Мехис. — За что ее осуждать?
— Ну, в мое время нашли за что, — я пожала плечами.
— Хм… странные какие-то, — удивился Мехис.
— А почему компьютер не может быть живым? — спросил Элиас.
— Ну, потому что возможностей компьютера недостаточно. Максимум, что он может делать — это более-менее удачно имитировать нечто человекоподобное, — ответила я.
— Ну, так это в ваше время, — заметила Хати.
— А в ваше время железки научились наделять душой и характером? — поинтересовалась я.
— Как видишь, — Хати кивнула на Элиаса.
Я посмотрела на него. Не знаю… Если он компьютер, то какая уж у него душа и характер? Ничего
