— Мне уже по горло хватает, что на меня пальцем показывают, как на вора. Я пятьдесят лет прожил в Мортфоне, никому не причинив ни капли зла, а теперь любой может бросить мне в лицо: «Ворюга!..» Помилуйте!
Он в исступлении хватил о крышку стола треногой, разбив ее вдребезги.
— Папаша Корнюсс, я убежден, что вы честный человек. И говорю это вам со всей откровенностью, поскольку хочу прояснить дело вместе с вами.
— И так все ясно, — упорствовал тот. — Ясно, что воры — это Каппель с Тюрнером.
Отчаянным жестом он показал на идиллические почтовые открытки и трогательные фотографии, ковром покрывавшие стены мастерской, словно хотел призвать их в свидетели.
— Чтобы я украл?.. Я?.. Я?..
— Ну, успокойтесь, папаша Корнюсс. И постарайтесь все как следует вспомнить.
— Вы что, из полиции? — злобно спросил фотограф.
— Я не полицейский. Я хочу вам помочь, потому что вы оказались в трудном положении.
Говоря это, он прошел к большому ларю, взял с него бутылку розового вина и наполнил два стакана. Фотограф машинально протянул руку.
— Будьте здоровы, Корнюсс!
— Ваше здоровье, господин маркиз!
Они сели. Фотограф оперся локтями о стол.
— Вы честный человек, — повторил маркиз.
— Да, — с убеждением подтвердил Корнюсс.
— А теперь послушайте. Ризничий Блез Каппель и ювелир Макс Тюрнер тоже честные люди.
— Да, — сказал Корнюсс.
Слово повисло в воздухе. Он спохватился.
— Нет, не так. Каппель и Тюрнер — лгуны и преступники.
— Послушайте, — сказал маркиз, — давайте все-таки поговорим серьезно. Оставьте вашу злопамятность. Повторяю, Каппель и Тюрнер — честные люди, и вы в глубине души так и считаете.
— Допустим.
— Значит, существует вор: ни вы, ни Каппель, ни Тюрнер — именно вор.
— Конечно, надо думать, без вора здесь не обошлось.
Они выпили.
— Итак, Корнюсс, после полудня вы принялись обходить дома…
— Так же, как прежде. Я начал с улицы Трех Колодцев, потом был на Большой площади, поднялся на Банную улицу, на Печную, затем зашел к мэру, в школу, завернул к доктору, даже к господину де Ла Файлю зашел, хотя в его замке и нет детей, оттуда спустился по Рыночной улице, — вот и все. Я никого не пропустил.
— Хорошо. Значит, всех обойдя…
— Обойдя всех, я пошел в ризницу, сыграл свою роль в зале благотворительного общества, был на рождественской службе. Я уже двадцать раз говорил — все, как всегда. Разве что выпил немного больше обычного, что верно, то верно. Набравшись как следует, я уже не встречал со всеми праздник: я отправился домой сразу же после мессы и музыки Вилара — слыхали его оркестр? Да, чудной этот Вилар! Каждый год, чуть кончается рождественская служба, тут же — «Песнь отправления»! Все как по нотам!
Маркиз бросил на фотографа острый взгляд. Его пронзила догадка. Кажется, куда скорее, чем он на то надеялся, маркиз получал разгадку необъяснимого противоречия, которое поссорило Корнюсса с Каппелем и Тюрнером. Все объяснялось на удивление просто.
— Значит, каждый год «Песнь отправления»? И никогда не было ничего другого?
— Никогда! Я же вам говорю — все как по нотам.
— У вас что-то со слухом, Корнюсс. Господин Вилар в этом году изменил программу. В «Песнь отправления» он включил фрагменты из «Карманьолы» и «Дело пойдет». Об этом столько разговоров было!
Корнюсс тряхнул головой.
— Вилар не играл ничего того, о чем вы говорите, уж я-то знаю! Я слышал его музыку до самого конца.
Странности продолжались. В ризнице Корнюсс не видел того, что видели Тюрнер и Каппель. После службы он не слышал на площади тех песен, которые мог услышать каждый. И явно был готов, один против всех, тысячу раз утверждать, что Вилар не играл ни припева из «Карманьолы», ни рефрена из «Дело пойдет». Маркиз уселся поудобнее и раскурил сигару.
— Я хочу вам рассказать любопытную историю. Недавно у меня было одно приключение. Это случилось в большом кафе, в Париже.
— Я никогда не был в Париже, — сказал Корнюсс.
— Не имеет значения. Я отправился в это кафе, чтобы встретиться с приятелем, с которым мы пили всю ночь, после чего я несколько часов проспал. Пили мы основательно, уж вы-то меня понимаете.
Щеки фотографа сложились в гармошку, и он хитро подмигнул.
— Ну ладно. Друг мне и говорит: «Маркиз, ты меня очень обяжешь, если сможешь вернуть пятьсот франков, которые я тебе одолжил этой ночью». Я напряг память и действительно вспомнил об этом долге. Я был уже в хорошем подпитии, когда попросил и получил деньги; тем не менее очень четко, в малейших деталях помнил эту сцену. «Это было в таком-то баре и в такой-то час, — сказал я. — И еще с нами был такой-то». — «Верно!» Я достал пятисотфранковый билет. Мой друг принялся хохотать: «Ты мне ничего не должен. Я пошутил. Я тебе действительно давал в долг пятьсот франков — как раз в том баре и при тех обстоятельствах, о которых ты вспомнил. Но это было месяц назад. Ты мне все уже вернул». Однако я был уверен, что мой приятель ошибается. «Да нет же, — сказал я ему, — это случилось минувшей ночью. Именно так!» Я настаивал: «С нами был такой-то. И в такой-то миг он сказал то-то и то-то…» — «Ну да. Только месяц назад…» — «Нет же! Минувшей ночью!» В общем, моему другу пришлось приложить немало усилий, прежде чем он меня убедил.
— Это все очень забавно, — сказал фотограф.
Он смеялся. Он ничего не понял.
— С вами, Корнюсс, приключилось то же самое, что со мной.
— Как так?
— Позавчера вы несомненно начали ваш рождественский обход, но вы его не закончили. Когда вы были уже крепко навеселе, на вашем пути появился некий человек, который в точности знал весь ваш маршрут и всю вашу роль на рождественском празднике в зале благотворительного общества; этот человек напоил вас до беспамятства, может, и наркотик подсыпал, а затем, нарядившись в вашу одежду Деда Мороза, закончил за вас обход. Еле стоящего на ногах и ничего не соображающего, он отвел вас домой. На следующий день вы совершенно искренне поклялись, что от начала до конца проделали весь путь. Но вы перепутали даты. Вы вспомнили то, что было год назад. И с тем большей уверенностью, что вот уже пятнадцать лет ваш маршрут в этот праздник никогда не меняется, ваши жесты, даже ваши слова — все разыгрывается «как по нотам». Только нынешнее Рождество нарушило привычный порядок вещей. Сначала случай в ризнице. Потом новшества Вилара — припевы из «Карманьолы» и «Дело пойдет». Совершенно ясно, что вы не могли вспомнить эти подробности, — ведь никогда прежде их не было.
— Это невозможно! — пролепетал Корнюсс. — Лучше скажите, что я просто спятил. Что ж, в конце концов… Я еще пил с Хагеном. Говорили о правосудии, о кризисе…
— В прошлом году.
— Да нет же! Позавчера… Еще я пил с отцом сорванца Пудриоле. Мальчишка был так горд, получив в подарок настоящие взрослые брюки!..
— В прошлом году.
— Черт возьми! Да говорю же — позавчера! У мэра, ну да, у господина Нуаргутта, говорили о будущих выборах… А! Но… Погодите-ка. Не могли же мы говорить о будущих выборах, если они… да-да… если они — ну конечно! — были в этом году? А, ну так господин Нуаргутт говорил о следующих выборах.
— В прошлом году.
— Может быть… Все может быть… В таком случае, о чем же мы с мэром разговаривали? Не помню!..
