спустя после последнего приема пищи, я сказал бы с большим допуском, между 11 часами вечера и часом ночи. Наконец, если вы хотите узнать количество, я выскажусь с большей осторожностью, но все же я его определю в добрую четверть литра.
Мегрэ замолчал, переваривая эту информацию.
— Это все, что вы хотели узнать?
— Минутку, доктор. Можете ли вы после вскрытия сказать, что Леонар был большим любителем выпить или даже пьяницей?
— Ни то и ни другое. Печень и артериальные сосуды в безукоризненном состоянии. Я только обнаружил, что у этого человека в детстве был легкий туберкулезный процесс, возможно даже не замеченный, как это часто случается.
— Благодарю вас, доктор.
Леонар Ляшом вышел из дома в неизвестное время, он мог выйти следом за своей невесткой или позже. Одно твердо известно — то, что он вернулся в девять часов вечера.
В этот час в доме еще не все спали. Возможно, только маленький Жан-Поль. Но и это не наверняка. Так же мало вероятно, что Леонар прямо прошел в свою комнату, не зайдя в гостиную.
Следовательно, он встретился с братом и двумя стариками, а возможно, они даже говорили о чем-то в течение неопределенного времени, пока Катрин на кухне мыла посуду.
Начал ли пить Леонар в это время? О чем они говорили? В котором часу родители ушли к себе наверх?
Если бы не служебное рвение и упрямство следователя Анжело, который помешал ему допросить членов семьи, как ему этого хотелось, Мегрэ теперь все бы давно знал.
Оставались ли братья вдвоем? Что они обычно делали в таких случаях? Читали каждый в своем углу? Болтали?
Совершенно ясно, что Леонар пил коньяк не у себя в комнате, так как там не были найдены ни рюмки, ни бутылки.
Леонар не был пьяницей. Это утверждал доктор Поль, который за долгие годы своей работы вскрыл сотни трупов, и Мегрэ привык ему доверять.
Значит, между одиннадцатью часами вечера и часом ночи старший из братьев Ляшомов выпил добрую четверть литра коньяка?
Где хранилось вино в этом доме? В столовой или в каком-нибудь шкафчике гостиной? Или, может быть, Леонару пришлось спускаться за ним в погреб?
Когда вернулась невестка, он был уже в своей спальне.
Выпил ли он до этого? Или он это сделал после ее возвращения?
Мегрэ подумал о том, что по меньшей мере десяток инспекторов продолжает бегать под дождем, звонить в различные квартиры, расспрашивать людей, пытаясь оживить их память.
Новые сведения добавятся к тем, какими уже располагает Мегрэ, которые будут, а может быть и не будут, противоречить предыдущим.
Ему вдруг захотелось встать, пройти в комнату инспекторов, поговорить о чем-нибудь другом, когда раздался телефонный звонок.
— Некая мадам Буанэ настоятельно хочет побеседовать с вами лично.
Эта фамилия ему ничего не говорила.
— Узнайте у нее, в чем дело.
Его имя слишком часто появлялось в газетах, и многие желали во что бы то ни стало говорить с ним лично, даже по вопросам, которые не имели к нему никакого отношения, как, например, потерянная собака или возобновление паспорта.
— Алло! Она говорит, что она консьержка с улицы Франсуа.
— Передайте ей трубку… Алло!.. Здравствуйте, мадам. Говорит Мегрэ.
— До вас не так легко добраться, господин комиссар. Но я боялась, что вам не передадут. Я хотела вам сообщить, что она только что вернулась.
— Одна?
— Да с целой кучей продуктов, а это означает, что она намерена обедать дома.
— Сейчас выезжаю.
Он снова предпочел взять такси вместо слишком известных черных машин уголовной полиции; Уже темнело. На Рю-де-Риволи пришлось дважды останавливаться из-за затора, и целых десять минут ушло на пересечение Пляс-де-ля-Конкорд, сплошь покрытой мокрыми крышами машин.
Не успел он войти в подъезд дома, где жила Вероника Ляшом, как консьержка выглянула из швейцарской.
— Шестой этаж, налево. Я могу вам сообщить, что, кроме всего остального, она принесла лук порей.
Он заговорщически подмигнул ей, избегая входить в швейцарскую, так как заметил там ее мужа, а у него не было желания терять время на болтовню.
Дом был комфортабельный, лифт шел медленно, но бесшумно. На шестом этаже на левой двери не было никаких табличек, и Мегрэ, нажав кнопку звонка, ждал, прислушиваясь к шагам, которые приближались из глубины квартиры, приглушенные ковром.
Дверь отворилась, но ожидали явно не его. Женщина смотрела, нахмурив брови, как будто пытаясь вспомнить, где она видела его лицо.
— Вы не?..
— Комиссар Мегрэ.
— Мне сразу показалось, что я где-то видела ваше лицо. Я сначала подумала, что в каком-нибудь фильме, а оказывается, в газетах. Войдите.
Мегрэ был удивлен, так как Вероника Ляшом оказалась не такой, как он представлял себе по описанию консьержки. На ней был не строгий костюм мужского покроя, а тончайший пеньюар. Комната, в которую она провела посетителя, напоминала скорее будуар, чем гостиную.
Здесь было много белого цвета — стены, шелковая обивка мебели, и лишь только кое-где — голубые пятна фарфора и блекло-розовый тон пушистого ковра.
— Что вас так удивляет? — спросила она, указывая ему на глубокое кресло.
Пальто было мокрым. Мегрэ не решался сесть.
— Позвольте ваше пальто.
Она понесла пальто в прихожую. По крайней мере в одном пункте консьержка не ошиблась: вкусный запах жареного лука уже доносился из кухни.
— Я не думала, что полиция так быстро появится здесь, — заметила она, садясь напротив Мегрэ.
Некоторая полнота не портила ее, а, наоборот, делала очень симпатичной, и Мегрэ подумал, что многие должны находить ее соблазнительной. Она не жеманилась и даже не потрудилась прикрыть пеньюаром открытые выше колен ноги. Ее ножки с лакированными ноготками играли домашними туфельками, опушенными лебяжьим пухом.
— Вы можете закурить вашу трубку, господин комиссар.
Она вынула сигарету из портсигара, встала, чтобы взять спички, и снова села.
— Меня только немного удивляет, что они вам сказали обо мне. Должно быть, вы их так бомбардировали вопросами, что им пришлось рассказать. Ведь для них я уже давно паршивая овца, и я уверена, что мое имя в этом доме табу.
— Вы в курсе того, что произошло сегодня ночью?
Она указала на развернутую газету, валявшуюся на стуле.
— Мне известно только то, что я прочла.
— Вы прочли газету недавно, когда вернулись домой?
Она колебалась одно мгновение.
— Нет, у моего друга.
