вякать… А то заставлю тебя вылизывать твой грёбаный пол собственным языком! Хочешь слизнуть мои плевки?
Вращая выпученными глазами, придушенный консьерж сумел только отрицательно мотнуть головой.
— Не слышу, повтори! — Я сжимала его горло крепче.
— Кх-кххх, — только и смог он ответить.
— Не поняла?!
— Кххх…
Я чуть ослабила хватку, и консьерж смог прохрипеть, заикаясь:
— Из-звините… гос-спожа… Кхе… У меня нет никаких… кхе… претензий…
Я отшвырнула его и плюнула ему вдогонку. Он убрался за свою стойку, всё ещё давясь и покашливая.
Такое вот гостеприимство.
В глазах темнело, во всём теле была жуткая слабость. Каждый вдох причинял боль, а от кашля я едва не теряла сознание. С губ капала кровавая слизь. В таком плачевном состоянии меня и застал вернувшийся в третьем часу ночи Оскар.
— Девочка моя! — воскликнул он взволнованно, склоняясь надо мной. — Что произошло? Ты ранена!
— Ничего… Порядок, — просипела я, садясь на диванчике с его помощью. Голос мой звучал, как дырявая гармоника.
— Да какой порядок, я же вижу! — Оскар обратился к консьержу: — Пауль! Давно она здесь?
— Около двух с половиной часов, ваше превосходительство, — послышался смиренно-робкий голос консьержа. Даже некоторая обречённость в нём прозвучала, будто Пауль задницей чувствовал, что ему сейчас влетит… В общем, задница Пауля чувствовала лучше, чем соображала его голова.
— Кретин, — сказал Оскар негромко, но ледяное спокойствие его голоса звучало гораздо страшнее, чем гневный крик.
— Да, ваше превосходительство, — покорно согласился Пауль.
— Ты идиот, — добавил Оскар.
— Совершенно с вами согласен, ваше превосходительство, — рабски преданно откликнулся консьерж.
— Не понимаю, что такой тупица вообще делает на службе в этом престижном доме, — продолжал Оскар выражать своё крайнее неодобрение.
— Сам диву даюсь, ваше превосходительство, — развёл руками Пауль.
Вид у него был при этом придурковато-покаянный: если б он мог, он бы ковриком расстелился под ногами Оскара.
— Ты должен был немедленно связаться со мной, остолоп, — сказал Оскар. — А не оставлять её тут истекать кровью.
— Виноват, ваша светлость, — печально ответил консьерж.
Переходя от слов к действиям, Оскар подхватил меня на руки и повелительно бросил Паулю:
— Ключи, дубина! Беги вперёд и отопри нам дверь!
Тот, изо всех сил стараясь угодить и продемонстрировать расторопность, кинулся к шкафу с ключами, да по дороге поскользнулся на моём плевке и растянулся на полу, чем заставил Оскара презрительно фыркнуть.
— Извиняюсь, ваше превосходительство, я мигом! — заверил Пауль, резво поднимаясь.
Перескакивая через ступеньку, он помчался впереди, а Оскар сказал мне:
— Всё будет хорошо, дорогая, мы тебя мигом вылечим.
Через минуту я сидела на кровати, раздетая по пояс, а Оскар осматривал мою рану. Пауль стоял в дверях истуканом, не сводя взгляда с моей груди. Оскар, заметив его, приказал:
— Пошёл вон, недоумок! И добудь полтора литра крови!
Пауль опомнился.
— Будет сделано, ваше превосходительство! — С этими словами он низко поклонился и выскочил из квартиры.
Оскар наложил мне повязку и уложил в постель. Я хотела немедленно рассказать ему всё, но он прижал мои губы пальцем и сказал ласково:
— Не утруждайся, милая, тебе сейчас тяжело говорить.
Кашель снова сотряс мою грудь, и на белоснежном полотенце, которое Оскар заботливо подал мне, появилось кровавое пятно. Я смогла выговорить только одно слово:
— Лёля…
Оскар понимающе кивнул.
— Не беспокойся. Я всё улажу.
— Это не она, — прохрипела я. — Я сама… Случайно упала.
Он снова кивнул, хотя в его взгляде отразилось понимание истинного положения дел. Разве его можно было обмануть?
— Она здесь ни при чём, — из последних сил выдохнула я.
— Ну конечно, разумеется, — мягко сказал Оскар, кладя ладонь мне на лоб. — Ш-ш, успокойся… Всё будет хорошо.
Пауль принёс кровь, и меня напоили ею. Боль и чувство сдавливания в груди начали постепенно отпускать, в теле разлилось тепло, а глаза начали непреодолимо слипаться.
Я провалялась в постели два дня. Рана зажила, но боль полностью меня не оставила. Конечно, она порядком ослабела и не шла ни в какое сравнение с тем пульсирующим адом, что прежде сжигал меня изнутри. Теперь в груди временами тупо и тоскливо ныло.
— Ну, как твоя рана? Посмотрим, — сказал Оскар, разматывая повязку. — Прекрасно, полностью зажила.
— Но, кажется, будет ныть к перемене погоды, — невесело усмехнулась я.
Оскар посмотрел на меня проницательно. Ничего не сказав, он только поцеловал меня в лоб. Пауль принёс очередную порцию крови, и я, опять отупев от сытости, завалилась в постель.
— Ты устала, моя дорогая, — проговорил Оскар, заботливо поправляя одеяло. — Тебе нужно отдохнуть, пожить в уединении. И так будет безопаснее для тебя. Думаю, мой особняк как раз подойдёт для этого.
Я спросила о том, что меня больше всего беспокоило:
— А Лёля? Что с ней?
Оскар вздохнул.
— Она арестована по подозрению в убийстве отца.
Я даже приподнялась на локте.
— Как это так?!
— Да тихо ты. — Оскар мягко надавил мне на плечи, принуждая снова лечь. — Похоже, это дело рук Октавиана. Видимо, он тоже всерьёз верит, что она — будущая избранная, раз хочет вывести её из игры ещё ДО того, как она станет одной из нас. С другой стороны, ведь он мог бы просто убить её… Однако, не решается. Значит, всё-таки побаивается чего-то.
Я упала на подушку.
— И как они только выведали… Ведь я об этом никому, ни одной душе…
Оскар только развёл руками. Я проскрежетала:
— Клянусь именем Леледы, он за это поплатится.
— Когда-нибудь он обязательно поплатится, я в этом уверен, — сказал Оскар. — А сейчас надо попробовать вытащить девочку из этого переплёта. Октавиан силён, но он не единственный старший магистр в Ордене. У нас тоже кое-что найдётся.
Я сжала его руку.
— Прошу тебя, ради Леледы, вытащи её.
Оскар улыбнулся, сверкнув идеально ровным рядом зубов молочной белизны.
