все разбегаются.
…По сторонам дороги возвышались леса. В них гуляли слоны и крупный рогатый скот; в речках грелись спины неизвестных зверей, наверное, бегемотов. Дорога была очень узка, как канава или желоб для стока машин. В одном из мест на приличной скорости из-за поворота вырулил встречный грузовик… караул! Наш водитель резко отвёл руль влево (движение в Танзании левостороннее) — столкновения удалось избежать, но зато нас, живущих в кузове, сильно тряхнуло: мы вклеились в стену земли и древесных корней, которая окружала здесь дорогу с обоих сторон. Потратили не меньше часа на выкапывание машины и смену колеса, проколотого каким-то корнем.
На одной из стоянок водитель извлёк меня из кузова — рассмотреть иностранца поближе. Увидав, как я ем манго с кожурой, он решил, что я умираю с голоду, и купил мне на стоянке огромную порцию риса с курицей 'куку'.
Удивительно, но в этой харчевне была горячая вода для помыва рук. Эта вода была в большом металлическом чане, внутри которого была труба с тлеющими углями, по принципу самовара. А внизу чана был кран, ну точно самовар!
Один из пассажиров кузова, заинтересованный моей иноземной сущностью, в пути упрашивал меня:
— Дай мне Россия 1-2-3! дай мне 1-2-3!
Наконец я понял, одарил его металлической российской мелочью, и человек тот был этому очень рад.
Городок Мпанда, куда мы прибыли вечером, стал пунктом моего очередного ночлега. В ста метрах от того места, где остановился мой грузовик, находилась очередная церковь, и я пошёл проверять её на полезность. Церковь принадлежала Адвентистам Седьмого Дня. Я вошёл; прихожане, человек тридцать, сидели на деревянных скамеечках и слушали пастора; на стене висел большой плакат с изображением Земного шара и с таким текстом:
Рядом висел образец свидетельства о браке. Обрадовала особая графа, где надо было указать: брак моногамный или полигамный.
Наконец богослужение кончилось, и пастор подошёл ко мне. Я объяснил свою сущность.
— О, ты русский? Здесь, в Мпанде, русские геологи живут! Я тебя отведу!
Я очень удивился, но пошёл за пастором. Он подвёл меня к цементному дому, находящемуся точно в том месте, где я сегодня вышел из грузовика.
Постучали, но никто сперва не открыл. Я заглянул в щель — за столом сидели и пили пиво несколько мужиков совершенно русской наружности. Наконец, дверь отворилась.
Русских геологов оказалось четверо, кто из Москвы, кто с Одессы.
Здесь они разрабатывают золотые прииски. Юридически это несложно. Сперва покупаешь лицензию на геологоразведочную деятельность — это стоит 20 долларов на квадратный километр, и производишь разведку. Потом, если и впрямь пахнет золотом, можно купиль лицензию на промышленную добычу — это ещё 400 долларов. И можно добывать, и продавать это золото, первые пять лет налоги небольшие. В России сейчас так всё усложнено, что и работать невыгодно, а здесь, может быть, и повезёт. У сих геологов оказалось две базы в двух местах Танзании — одна здесь, другая южнее, около города Чунья.
Только зашёл к ним — ударил такой ливень! Бьет по крыше, как град. Ураганный ветер унёс всё электричество в посёлке, но, к счастью, оно затем восстановилось. Хлопают двери, всё летает. Я поставил палатку прямо в комнате — вдруг протечёт крыша — но протекла не крыша, а дверь, из-под которой под палатку направились струи вод. А я ещё зачем-то постирался. Сушить теперь надо будет на себе после ливня. Завтра дороги будут, понятное дело, месивом грязи, и я завтра вряд ли достигну Кигомы. Но хотя бы послезавтра! Иншалла!
Я спросил, не болеют ли здесь малярией. Оказалось, болеют, да ещё как.
— Это ведь сперва любые таблетки помогают, выпил и внушил себе, что вот сейчас должно помочь. А симптомы у неё всякие, бывает, кажется, что просто простудился. А у нас все любят советы разные давать, лук, чеснок… Один у нас тут умер от малярии, и всего три месяца как прожил. Лечили от насморка, а умер от малярии…
Я пожаловался на обилие ментов в южной части Танзании и на проблемы с ночлегом.
— А не удивительно, — отвечали мне, — это у них уже давно на юге напряжёнка. Со времён войны в Мозамбике, когда тамошние повстанцы здесь, в Танзании отсиживались, а мозамбикская армия прямо на танзанийской земле бомбила их. И на границе с Замбией тоже: там ведь, в Замбии, кожа белого человека стоит 6000 долларов! Замбия вообще страна всякой контрабанды. Вот менты и беспокоятся.
Я спросил, почему они выбрали именно Танзанию.
— Да и в других странах, мы этого золота не граммы видели — тонны! Да и не только золота… Вот в Ливии мы работали, уран искали. Каддафи спал и видел во сне атомную бомбу. Нашли ему уран, сколько хочешь. Только кто ж ему технологию продаст?
Вечером к геологам забрели их танзанийские подружки, совсем ещё молодые. Пользуясь случаем, они пили пиво «Килиманджаро» за счёт богатых белых мистеров. Одна, самая юная девушка, выхлебала целых три бутылки и совсем опьянела, но трясущимися руками заливала в себя четвёртую; пиво стекало по подбородку, лилось за пазуху, но остановиться девушка не могла, пока всё пиво не было истреблено.
Всю ночь и утро бушевал ливень, превратив дороги и, казалось, всю страну в месиво из воды, грязи и манго (ураганный ветер сорвал с деревьев немало манго и они повсюду валялись в грязи). Геологи сказали, что сегодня транспорта не будет, так чтобы я возвращался вечером опять ночевать у них.
Я вышел в дождь. Первые два часа прогноз геологов оправдывался — не было ни самих машин, ни следов их, а редкие местные жители говорили, что дорога стала непроходимой. Я уже не думал ни 16-го, ни 17-го достичь Кигомы — как вдруг меня подобрал джип на пять километров, за рулём был узкоглазый белый человек.
— Откуда? — спросил он меня.
— Из России, — отвечал я.
— А я китаец, — обрадовался он, — соседи, земляки!
Китаец работал здесь над улучшением дорог. Особого улучшения пока не просматривалось, и через пять километров он свернул куда-то — вероятно, на свою базу, — а я обнаружил на повороте чайную лачугу и спрятался в неё пить горячий чай, поскольку сильно промок.
Но не успел я съесть два приобретённых там пончика, как послышался шум машины. О, джинны, рабы Аллаха! из дождя выплыл «Лендровер» с кузовом! Я выбежал из чайной комнаты, побросав чай и пончики, и было это очень вовремя. Лендровер имел надпись «Police», спереди из него торчала трёхметровая антенна, а в кабине ехало трое танзанийцев, один из которых был с автоматом, а другой, англоговорящий строгий господин в форме, наверное, местный полицейский генерал. В кузове машины сей сидело уже шесть замёрзших, мокрых пассажиров, и я пристроился седьмым. Мы прорубались сквозь стену дождя, как подводная лодка, вода была сверху и снизу, а трёхметровая антенна ещё и выколачивала воду из мокрых веток деревьев, смыкавшихся над узкой дорогой.
Это была единственная машина на Кигому в этот день, ведь там 360 км — фантастическое расстояние! По пути мы встречали застрявшие в грязи грузовики, которым проехать это расстояние дай Бог за двое-трое суток.
По сторонам дороги шли редкие мокрые деревни и лагеря беженцев из Конго-Заира; кузова с гуманитарной помощью, направлявшиеся к ним, тоже тонули в грязи. Моя полицейская машина ехала даже чуть дальше Кигомы, в посёлок Уджиджи, куда я и прибыл, абсолютно мокрый, в весьма позднее тёмное время.
