'MAMUNO BORDER POST'.
В России меня бы арестовали сразу же, особливо после того, как я сфотографировал палатку на фоне колючей проволоки и пограничных сооружений. Так же было бы и в Египте, Танзании и в других полицейских странах. Здесь же мной никто не заинтересовался. Поставив палатку, я отправился к колючей проволоке, за которой стояли домики пограничников, просить воду и еду. Воду мне дали, а о еде соврали, что её нет. Несолоно хлебавши, я лёг спать, но, видимо, даже у ботсванских пограничников бывают нормальные дети, и какая-то девочка в вечернем полумраке пришла ко мне и принесла одно недозрелое манго, которое я с удовольствием съел.
Ровно в 6:00 ботсванцы открылись, а их намибийские коллеги спали ещё 25 минут. Приехали какие-то белые люди — навстречу, из Намибии в Ботсвану — и мы с ними долго искали пограничников и наконец разбудили их. Намибийские погранцы, как и ботсванские, живут прямо на границе в домиках.
Всё же проснувшись, они поставили в мой паспорт очередной штамп и (уже в третий раз) впустили меня в свою страну.
На стене пограничного домика висел список стран, жители которых могут въезжать в Намибию без визы. Это — все богатые страны Западной Европы, США, Канада, Япония, соседи по Африке Замбия, Танзания, Зимбабве, ЮАР, Лесото и некоторые другие, и страны социализма, помогавшие в борьбе с апартеидом — Куба, Ангола и СССР. На пожелтевшем от времени листке так и значилось — Union of Soviet Socialist Republic.
Судя по пограничной книге, машин здесь было не более десяти в день.
Я не стал никуда спешить, тем более что начинался дождь, остался на границе и дождался какую-то развалюху. Эта машина стоила хозяину, как он сам сообщил, всего 5000 пула ($900), и он мечтал как можно скорее отработать эти деньги таксизмом. Видя мечты и устремления водителя, я предложил ему 10 намибиийских денег, и хотя он всю дорогу клянчил 20, но и десятке был рад. Подбирая и других платных попутчиков, мы проехали километров двадцать по размокшей от дождя песчаной дороге до основной трассы, где, в местечке Багани, мы и расстались — водитель поехал дальше таксовать в сторону Рунду, а я устремился в ту же сторону, но на другой, бесплатной машине.
Я многократно писал, что в Намибии и Ботсване нередки деньгопросы, хотя здесь такие все богатые, по сравнению с Эфиопией или даже с Замбией. Но тут самые богатеи не останавливаются — лень, — а 'средний класс' мечтает о заработках. Общественный транспорт здесь развит плохо. И в Намибии, и в Ботсване, порой можно встретить целые тусовки чёрных платных автостопщиков. Междугородних автобусов вообще нет, есть только маршрутки на десять-пятнадцать человек, они очень тесные, и багаж пассажиров едет сзади в прицепе. Но маршрутки эти берут только людей, едущих до их конечного пункта, это 400– 800 км, а локальным пассажирам приходится автостопить.
…В Багани было не жарко. Я улёгся на асфальте (коврик оставил в Виндхуке корреспондену ИТАР- ТАСС на хранение) и ждал машин, которые должны прийти в 11.00 с утренним конвоем. Как вы уже знаете, 200 километров от Багани до Конголы и обратно машины идут только в конвое, отправляющимся в 9.00 и 15.00.
В этом долговременном путешествии я обнаружил некоторые явления.
1) Появился вкус к подробному осмотрению всех стран, и чем дольше в стране, тем больше мне в ней хочется всего посмотреть.
2) Из этого следует вывод, что объехать вокруг света нормально невозможно, — надо или делать это в спортивном, гоночном режиме, не останавливаясь, или надо ехать годами, впитывая аромат каждой страны потихоньку.
3) Интересно также, что чем дольше нахожусь в какой-либо стране, тем она кажется дешевле, а люди — лучше.
4) Любопытно: экватор и окружающие его места были самыми холодными в Африке, а самые жаркие места оказались в тропическом поясе, в 2000–3000 км к северу и к югу от экватора. Может быть, это связано с тем, что когда мы были в Египте и Судане, там было лето, а когда мы переползли в Южное полушарие, лето настало уже и здесь.
5) Неожиданное наблюдение — чем больше в стране белых людей, тем меньше процент останавливающихся машин. Впрочем, даже в полностью «белых» странах типа России или в Европе этот процент никогда не опускается до нуля. А вот в Судане и Эфиопии останавливаемость была почти 100 %. Для дальнейшего изучения этого эффекта нужно затащить в Россию несколько автостопщиков из Африки.
6) А Россия, оказывается, полицейская страна, и многие страны СНГ ещё хуже. Сколько раз ловил себя на мысли, что будь я дома, в России, ко мне бы давно прицепились блюстители порядка, а в каком- нибудь Узбекистане уже упрятали бы в тюрьму за такое подозрительное поведение.
Вскоре я прибыл в пограничный с Анголой город Рунду. Намибию и Анголу разделяла мирная зелёная река, и я украдкой сфотографировал её. Переход людей туда был давно уже прикрыт из-за того, что на той стороне реки хозяйничают повстанцы Унита. С интересом обнаружил консульство Анголы в Рунду, но все его сотрудники куда-то отошли, и только случайно попавшийся сотрудник консульства объяснил мне, что виза здесь, как и в Виндхуке, делается 10 дней. Ближайший погранпереход с Анголой находился в посёлке Ошиканго. Я решил прокатиться дотуда, понюхать, чем пахнет из Анголы, такой манящей и загадочной страны.
На следующий день, преодолев ещё более 600 километров, я был в Ошиканго.
На удивление хорошая дорога вела до самой границы, до последнего метра. Пограничный посёлок Ошиканго меня удивил. Ни одного вооружённого человека, и вообще армии не видно, ни одного БТР'а. Но огромные базарные места, товары из ЮАР, Намибии, Анголы и даже китайский рынок! Главный намибийско- ангольский погранбазар. Десятки огромных ангольских грузовиков загружались всеми видами газировки и пива, пластмассовыми стульями, резиновыми шинами и всякими другими товарами; толпы ангольцев создавали очередь на границе.
После целого месяца питания буржуйской пищей я обнаружил, наконец, в Намибии вкусное местное питие, похожее на киргизское шоро, и почти так же дешёвое. Типа подбродившего кислого кваса, но бело- серого цвета, и на дне осадок вида каши, из белого пудинга, который тоже является местной пролетарской едой. По-моему, эта еда того же состава, что и суданская кисра, и замбийская ишима. Один литр народного питья стоит один намибийский доллар, а на ангольской границе ещё меньше — 60 намибийских центов (менее двух российских рублей); столько же стоила и порция белого пудинга.
Я спросил ангольцев, ожидающих своей очереди на границе, о сущности их страны. Они отвечали, что страна и люди хорошие, но дороги плохие; их грузовики направлялись в пять ангольских городов — Ондживу, Лубанго, Намибе, Бенгелу и Лобито (самое дальнее). Машина до Лобито, по их словам, едет трое суток. В другие города, говорили они, проехать сейчас нельзя, и все желающие достичь, например, Луанды, должны плыть из Лобито на пароходе. Больше я ничего выведать из ангольцев не смог, так как они говорили только по-португальски. Однако, их грузовики были так огромны, что я подумал, что если они за трое суток доезжают до Лобито, то не всё так плохо; и дороги, наверное, не хуже суданских; а в Лобито наверняка обнаружится, что можно проехать и до Луанды.
Побывав на ангольском базаре, я поехал в город Ошакати. Мне уже было известно ранее, что в госпитале Ошакати есть русские врачи. Я подумал, что неплохо было бы их найти и помыться (за время своего ботсванства я пришёл в грязное состояние). До Ошакати было около ста километров, и я вскоре преодолел это расстояние.
Во времена апартеида, до 1990 года, северные части страны были определены для проживания чёрных, а центральные и южные — для белых. Правда, в каждом большом городе, например в Виндхуке или в Уолфиш-Бее, были специальные кварталы, вдали от центра, где тоже жили чёрные; но свободно гулять в «белых» кварталах, ходить в «белые» рестораны они не могли. Вышло так, что север страны, где жили чёрные, явился более населённым, чем её «белый» центр. На целые километры, на десятки километров тянулась здесь этакая деревня с редкими мелкими домиками и барами-магазинами. Но вот какое различие было во всей Намибии между домами чёрных и белых: белые все жили за высокими заборами, с
