Показали водителям книжку «Практика вольных путешествий». Один из водителей оказался резким критиком теорий автостопа. «Вот, написано — на вершине холма хорошо стопить. Это всё ерунда! Попробуй у нас на Чёрном прижиме стопить!» Или: «Вот, почему у вас не написано, что нельзя стопить бензовозы?» — «??? Да ведь вы тоже бензовозы, а мы с вами едем!» — «Ну, это вам повезло, а вообще бензовозам предписано строго-настрого: пассажиров не брать!» Я долго подвергался обстрелу критики, но наконец отвертелся, объявив громогласно, что в следующем издании напишу всё как оно должно быть.
Тронулись только в 14 часов. В районе Кюбюме произошло застревание в реке. Довольно протяжённый участок Колымской трассы, километров в четыреста, вообще находится в плачевном состоянии. Деревянные мосты, построенные ещё в зэковские времена, наполовину сгнили, а многих вообще нет; машины проходят реки вброд, причём кое-где даже по метр-пятьдесят и даже метр-семьдесят в воде.
Из четырёх машин, которые ехали с нами, было два «Урала», а перед Кюбюме была довольно широкая река. «Уралы» прошли вброд, а наш «Камаз» капитально застрял посреди одного из потоков бурных вод. Конечно, это надо видеть: как водитель вылезает на крышу машины, и, стоя наверху, что-то вещает; как пытаются найти мелкий брод; как машины пытаются вытащить одна другую, разбрызгивая воду выхлопной трубой (выхлопные газы выходят в воду, так как уровень воды выше уровня трубы). Через некоторое время нам удалось вырваться из жидкого плена: «Урал», перешедший реку первым, вернулся назад и взял нас на буксир. Мы тронулись, но ненадолго. Одна из машин нашего каравана периодически ломалась, чем задерживала весь караван.
На въезде в Кюбюме — большая обшарпанная стела, достойная маленького райцентра. Кюбюме, или, как пишут на некоторых картах, Кёбюме или Кебюме, или, как произносят местные жители, Кубума, — когда-то большой, а ныне практически нежилой притрассовый посёлок с пустыми глазницами домов, полусгнившими теплицами и одним жилым зданием — домом связи. Ничего купить в Кюбюме нельзя. Нет там и никакого рейсового сообщения. «Посёлок» проехали, не останавливаясь.
В середине дневного пути остановились на обед. Мы с Андреем чистили картошку на берегу горной реки, двое из водителей ловили рыбу, другие приготовляли суп. Вокруг росло множество грибов (в основном червивых) и ягод.
Шёл дождь, а под дождём питаться неудобно: вкусно внутри, мокро снаружи. Наконец, пообедав, тронулись в путь, дождь усиливался, уже вечерело. За день всего мы проехали менее 150 км. Вечером нашли полянку-стоянку и три машины остановились на ночлег; четвёртая, ломающаяся, приползла только в два часа ночи. Водители ночевали в машинах, а мы, по обыкновению, в палатке.
Утром выяснилось, что нас довезут только до Томтора: у водителей возникли проблемы, а именно — почти окончательно сломалась одна из машин; они сами сомневались, благополучно ли достигнут Усть-Неры. Пока утром стояли (завтракали бич-пакетами и полудохлыми конфетами), на стоянку подъехала ещё одна машина — грузовик на Магадан. Водители постарались нас «сосватать», но тот, магаданский, водитель, брать нас не захотел. Так он и уехал в Магадан без нас.
А мы подъехали к Томтору и остановились неподалёку от него. Сфотографировались на память, попрощались с водителями — не зная, что вскоре опять встретимся.
Подошли к тому месту, где стоит обелиск «Полюс холода». Вдруг мимо проехал и остановился «Уазик». В нём сидел пожилой якут:
— Добрый день, я — глава администрации посёлка Томтор. А кто вы? Чем могу помочь?
— Мы путешественники, — отвечали мы и рассказали о нашем пути,
— А где находится магазин с хлебом и почта?
— Хлеб будет в пекарне с 16 часов, почта вот там, телефон тоже есть, если нужна гостиница, находится она вот там, — он махнул рукой в восточном направлении, и, пожелав нам счастливой дороги, уехал.
Томтор — небольшой посёлок, в нём, может быть, двести дворов. Домики деревянные, приземистые, одноэтажные. Есть почта, магазин «Книги» (заколоченный наглухо), магазин «Продукты» (работающий неизвестно когда), одноэтажный домик-пекарня, столовая (пустующая), чуть дальше по трассе — домик- гостиница с надписью «Дом отдыха транзитных водителей» (мы ею не воспользовались), музей (тоже избушка, но весьма небольших размеров).
Музей посетить нам не удалось — он закрыт, видимо, давно и навсегда. Но наружная табличка сообщала, что музей посвящён географу, геологу и академику Владимиру Афанасьевичу Обручеву (1863– 1956). Он изучал вечную мерзлоту и путешествовал по Азии. Других сведений табличка не содержала. Уже потом я узнал, что В.А.Обручев написал также научно-фантастические романы: «Плутония», «Земля Санникова» и другие.
Находясь в Томторе, узнали технические подробности жизни в самом холодном посёлке России. Оказывается, например, при -52 дети продолжают ходить в школу; при -53 занятия отменяются только в 1- 3-х классах, при -55 могут гулять 1–5 классы, при -57, наконец, отгул получают все школьники. Люди же продолжают работать. Подобные ограничения существуют и в других посёлках Якутии. Работы на открытом воздухе, конечно, сокращаются, но машины продолжают ездить почти до -60. Людям было очень смешно узнать, что в Москве даже при -28 дети не ходят в школу, а -30 расценивается как великий мороз.
В котельной, которая является источником центрального отопления, всегда требуется вода; воду привозят в машинах со специальными бочками, которые подогреваются, чтобы по дороге вода не замёрзла. Если в котельной лопается труба, — воду не успевают привозить и посёлки охлаждаются. Зная о такой возможности, многие люди имеют в квартирах личные печки, чтобы обогреваться, если центральное отопление испортится.
Сейчас, в середине августа, никакого особого мороза не обнаружилось.
Летом там температура может достигнуть +40, но сейчас такой жары тоже не было. Обычная солнечная погода, +10, низенькая трава сантиметров пять высотой, пыльные дороги, местных машин две или три во всём посёлке. Есть огороды (с теплицами). На улицах попадаются и дети — грязные, неряшливо одетые, но весёлые.
В Томторе живут в основном якуты, и говорят между собой по-якутски.
Но русский понимают, и говорят на нём куда лучше, чем мы на якутском. Никакой расовой ненависти к нам не проявили.
В Томторе встретили… коммерсантов! Они приехали из Магадана на грузовике и привезли всего понемножку: шмотки, еду, подсолнечное масло и др. Жители посёлка в количестве десяти человек толпились вокруг грузовика и рассматривали, а некоторые даже покупали, продукты цивилизации.
Из Томтора удалось позвонить родителям в Москву и предупредить их о возможной задержке. Телефонная станция доисторическая: стоит щит с сотней отверстий, и телефонистка втыкает контакты в какие-то из этих отверстий и кричит в микрофон: «Это Усть-Нера? Дайте два-два-три-двенадцать!» С Москвой соединиться никак не удавалось, и я ушёл на телеграф (телеграф — в том же доме, что и телефон, только вход с другой стороны), а Андрей остался. Но тут внезапно соединили с Москвой, и Андрей прибежал сообщать мне об этом. «То не соединяют, то теперь беги говорить», — удивился я и побежал обратно на переговорный пункт. Действительно, великое дело техника!
Зашли в столовую. Там мы узнали новость, что милиционеры заловили некую француженку Мадлен.
Тут необходимо небольшое отступление. Как уже читателю понятно, каждый человек, путешествующий по Колымскому тракту, оставляет по себе память на многие километры и годы. Водители нам рассказали про многих путешественников: как англичане, французы, американцы и все остальные ездили на Колыму за упоминавшейся бабочкой («кучу денег потратили и ни фига не поймали!» — посмеивались водители). Рассказывали, как некий священник шёл пешком из Сан-Франциско в Иерусалим («и на машинах ни фига не ездил!»), а также как некие иностранцы ехали по Колымскому тракту на мотоциклах. Шла пешком какая-то бабуся, без палатки и вообще без ничего. Как она ночевала в глухих регионах, осталось загадкой. Видимо, и мы теперь тоже пополнили список фольклорных персонажей.
Рассказывали и о различного рода велосипедистах. Как раз этим летом по трассе ехала на велосипеде некая француженка Мадлен. Проезжала в день километров восемьдесят, всё время опережая нас, и
