одной картине идёт укладка Колымской трассы: по большому зелёному болоту с редкими деревцами кладут настил из брёвен, по ним — траву и гравий, всё это утрамбовывают, и сзади едет уже грузовичок с новым гравием. А на другой картине — караван судов, обвешанных сосульками, приходит среди зимы в бухту Нагаево, ведомый мощным ледоколом…
Мы осматривали музей до самого его закрытия, а когда настало 19 часов, покинули музей и направились опять в порт. Не зря мы же покупали пропуска: надо постараться узнать ещё что-нибудь.
Опять едем в порт. «Капитан Цируль» уже разгрузился.
— Куда идёте?
— В Сан-Франциско! — отвечал вахтенный.
— Это точно?
— На флоте ничего точного не бывает!
Мы удивились. Другие матросы, видимо с «Цируля», бродящие по порту, подтвердили, что теперь теплоход собирается в Сан-Франциско.
Мы мысленно плюнули на «Цируля» и пошли смотреть другие теплоходы. «Капитан Дубницкий» стоял на приколе, как «Аврора», и плыть в ближайшие две недели никуда не собирался, хотя сам был из Владивостока. «Капитан Сыщиков», маленькое жёлтое судно, вообще оказался буксиром и плавал только в пределах порта. Контейнеровоз «Яна», стоящий далее, собирался через день-два плыть в порт Ванино (рядом с Советской Гаванью).
Я понял, что это классно. Узнав у вахтенного, куда идёт «Яна», я вернулся к Андрею, который ожидал меня неподалёку, и сообщил ему это. Надо было решить, договариваться ли с «Яной», идущей в порт Ванино, или ждать судно до Владивостока. Если мы придём в Ванино, то во Владивосток уже не попадём и должны будем проехать по всему БАМу, через Комсомольск-на-Амуре, Тынду, Северобайкальск. Андрей согласился, я, разумеется, тоже.
БАМ был неизведанной, таинственной дорогой без пригородного сообщения и вообще, по-моему, без какого-либо устойчивого сообщения. По полной программе БАМ никто из наших знакомых по-научному не проходил.
Выяснив нашу позицию по отношению к БАМу, я вторично отправился к «Яне» искать капитана. Капитан в это время решал вопросы погрузки, и беседовать со мной не собирался. Вместо капитана меня привели ко второму помощнику оного, весьма приветливому и разговорчивому разговорчивому моряку по имени, по имени… ну условно назовём его, Александр.
Андрей в это время сидел около теплохода на рюкзаках. Когда Александр проявил интерес к нашему путешествию, и достал хлеб, сахар и чай, я позвал Андрея. Оставив рюкзаки в порту, Андрей поднялся на борт и мы вчетвером (в той же каюте сидел, слушая наши разговоры, и другой моряк) сели разговаривать.
Александр сообщил нам множество полезных сведений. Мы узнали, куда и откуда ходят суда, как часто, сколько времени в пути, каковы сроки навигации… Также мы узнали о тоннеле, который, ещё при Сталине, строили заключённые между материком и Сахалином. Этот тоннель копали одновременно с двух сторон — из посёлка Лазарев и из посёлка Погиби — там, где между Сахалином и материком всего километров пять. Тоннели разошлись, Сталин умер, заключённых распустили — в общем, «ход» не был достроен. Александр с трудом нашёл этот ход, ибо местные жители скрывали его местонахождение («я знаю, но не скажу!» — говорил один старик). В «ходе» были даже как бы подземные камеры, но далеко наш новый знакомый не прошёл.
Узнав многое о судоходстве, мы поинтересовались, как насчёт гидростопа на Большую землю. Но гидростопом ведал капитан, а он говорить с нами не хотел. До начала погрузки разговоры о гидростопе не производятся. Нам посоветовали приходить послезавтра с утра, когда все проблемы разгрузки-погрузки улягутся и мы сможем поговорить с капитаном в спокойной обстановке.
Когда мы с Андреем окончательно напились чаю, а, кроме этого, и узнали массу полезных сведений по навигации, уже стемнело. Мы сошли с теплохода и увидели наши рюкзаки, целыми и невредимыми стоящие там, где мы их оставили. Несмотря на то, что я всегда оставляю вещи в самых странных местах, зная, что их не утащат, тайный уголок сознания периодически вопрошает: «ну как? уже спёрли?» — «Пошёл вон, провокатор,» — отвечаю я этому уголку сознания. И всё равно приятно, когда вещи твои целы.
Вышли из порта. В полутёмном автобусе ехали человек десять портовых рабочих. Вдруг я почувствовал на себе взгляды людей и оживление оных.
— О! это тебя по телевизору показывали? книжку написал?
Оказалось, я. Раздаривать книжки я не хотел, ибо их оставалось немного, а расхватали бы мигом. Но книжку мою хотели, и я записал адрес, пообещав прислать новую книгу, которая выйдет по итогам этого большого путешествия.
Портовые рабочие спокойно отнеслись к нашим попыткам уплыть: так как пассажирское сообщение отменили, уплывают на грузовых пароходах довольно часто, и мы тоже достигнем успеха.
Когда приехали в Центр туризма, была почти полночь. Я предлагал поставить палатку, ведь негоже будить людей, чтобы поспать самим. Но Андрей полагал, что сторожиха должна сторожить, а не спать. Мы позвонили — за дверью послышались шаги…, но это была не та сторожиха, что знала нас, а какая-то другая. Она, конечно, не пустила нас — мало ли кто бродит ночью по Магадану! Мы не огорчились, и, выбрав зелёный дворик у дома неподалёку, поставили палатку в кустах и уснули.
Утром наша палатка стала привлекать внимание. Какие-то дети шушукались снаружи. Наконец, юный голос громко произнёс:
— Это вам что — лес?
Мы не ответили, продолжая дремать. Ещё минута шушукания — и в нашу палатку полетел камушек. Маленький. Совершив эту микро-диверсию, дети убежали.
По улице ходили прохожие. Место, где мы спали, оказалось чьим-то садом. Жители первых этажей, особенно старушки, любят разводить под окнами такие сады-огороды, даже в Москве. Мы быстро встали, пока не проснулись хозяева насаждений, собрали палатку, забыли в саду мою шапку и пошли в Центр, где, по нашим гипотезам, уже должны быть люди.
«Обитатели» Центра удивились на наше вторичное появление. Впрочем, Сергей Слободин, первый наш знакомый, и предполагал, что мы ещё вернёмся. Но утром перепуганная сторожиха уже рассказала, что ночью «кто-то приходил», и все поняли, что мы остались в Магадане. Мы решили этот день провести в Центре, вторично помыться и постираться.
Писали письма и открытки. Кому мы только не написали, безудержно хвастаясь своими достижениями! Родителям, друзьям, знакомым — открыток пятнадцать. Бедные почтовики Магадана, видимо, недоумевали, откуда у населения столько открыток с 4-рублевыми, 1-рублевыми, и даже 4-копеечными марками.
(В Тынде мы закупили множество открыток — «С Праздником Октября!», которые там продавались как «открытки для рукоделия».)
В порт решили сегодня не ходить, зная, что «Капитан Цируль» ушёл на Сан-Франциско, «Яна» и «Капитан Дубницкий» ещё не готовы отправляться, а «Капитан Сергиевский» только-только прибывает 30 августа, завтра то есть.
В Магадане есть ещё два минералогических музея, в которых мы не были. Мы пошли их искать. Ни один, ни другой не имели никаких вывесок, а по указанным на карте города адресам были конторы с многоэтажными названиями типа «Севвоступр…» Мы зашли в один из «упров». Оказалось, что да, музей есть, но посмотреть его нельзя, так как нужно договариваться с директором музея, а его нет, он обедает, да и вообще ключа нет, и вообще кто мы такие. Мы удивились и пошли в другой музей. Там повторилась та же ситуация — это было некое НИИ, музей тоже занимал, как мы поняли, лишь какую-то часть его, может даже
