— Амикус Плато, сэд магис амика эст вэритас[55].
Товарищи! Профессор Выбегалло, наш несравненный Амвросий Амбруазович, который оказывает нам честь работать с ним рука об руку, — это титан мысли, крупный ученый, работы которого надлежащим образом оценены мировым научным сообществом.
Он пронзает пламенным взором такие пучины, куда нам, простым людям, и зайти бывает страшно.
Он витает в таких горних высях и растекается мыслью по такому древу, что нам, простым людям, это подчас и не под силу.
И я глубоко и трепетно уважаю Амвросия Амбруазовича и всегда стараюсь идти по нехоженым тропам столбовой дороги, указанной нашим уважаемым Амвросием Амбруазовичем.
Но!
Витая в горних высях и редко спускаясь на землю, только изредка снисходя к нам грешным, уважаемый Амвросий Амбруазович иногда несколько легковесно относится ко всяким и всяческим порождениям чужой мысли. Я бы на его месте, а я прекрасно понимаю, что мне для того, чтобы оказаться на его месте, — тут я посмотрел на Выбегалло, и он ответил мне прямым, честным и открытым ненавидящим взглядом, — и быть достойным, нужно еще долго и убедительно работать над собой под непосредственным руководством Амвросия Амбруазовича, так вот, я бы, будь я на его месте, не стал бы в этом месте цитировать графиню Помпадур, любовницу тирана Франции короля Людовика пятнадцатого и целого сонма разных там ихних графьев и маркизов.
Не стал бы даже в шутку, даже иронично повторять ее легкомысленное замечание: «После нас хоть потоп», — брошенное ветреной кокеткой за карточным столом.
Мы все знаем, товарищи, как тяжело ученье, как много сил приходится прикладывать для овладения новыми знаниями и новым мировоззрением. Только труд, тяжелый, настойчивый, упорный, повседневный труд позволяет нам усвоить сокровища, накопленные человечеством.
А вот такие фразы-однодневки, фразы пустышки народ легко подхватывает и несет через века и народы, не задумываясь над тем, что она несет и что он несет. Прошу не рассматривать это как критику, как выражение недоверия Амвросию Амбруазовичу, необдуманно бросившего эту фразу.
Я думаю… Нет! Я уверен, что источник, по которому уважаемый Амвросий Амбруазович осваивал эту фразу, содержал искаженный перевод, отличающийся от оригинального перевода оригинала.
И здесь возникает вопрос, случайно ли именно искаженный источник оказался в распоряжении Амвросия Амбруазович?
Не стоит ли за этим чья-то злая воля, чей-то злой замысел, направленный на дискредитацию нашего мирового светила? — Я вперил горящий взгляд в мгновенно позеленевшего Фарфуркиса. — Я полагаю, надо разобраться, кто стоит за этим, и какие цели этот стоящий преследует.
Но все это, товарищи, предмет будущего разговора. Долгого товарищеского разговора. А пока я позволю себе перейти к конкретному вопросу, ради которого мы все здесь собрались. К сегодняшней теме сегодняшнего заседания.
Я посмотрел на коменданта. Тот, правильно поняв мой взгляд, опрометью выметнулся из комнаты заседаний, и почти сразу вернулся, неся на блюдечке стакан с чаем и плавающим в нем кружком лимона. Рука коменданта слегка дрожала, и стакан отзывался на дрожь легким звоном.
Комендант поставил стакан передо мной, вернулся за стол, взял ручку и стал преданно смотреть на меня, готовясь записывать.
Выбегалло завистливо посмотрел на стакан чая с лимоном.
Я отхлебнул из стакана, поставил его на место и выровнял строго по центру блюдечка. Снова протер очки клочком замши и, одев их, двумя руками оперся о стол.
— Товарищи, — начал я. — Сейчас я выступаю, так сказать, как шаржэ д'аффэр[56], чтобы изучив корпус дэликти[57] разорвать циркулус вициозус[58] и с консэнсус омниум [59], помня, что дура лэкс, сэд лэкс[60], сказать народу эппур си муовэ[61]! И омниум консэнсу[62] заглянув ин мэдиас рэс[63], сурово сказать: пэрэат мундус эт фиат юстициа![64]
Я сделал паузу, давая всем прийти в себя, и сурово продолжил:
— Товарищи! Мне трудно говорить, потому, что я не буду услышан. Мой глас, глас вопиющего, пропадет всуе. Мне больно говорить, потому что услышанное будет извращено к вящей пользе мелких карьеристов.
Я вперил пронзительный взгляд в Фарфуркиса и дождался, когда он начнет неуверенно ерзать.
— Мне тяжело говорить, потому, что у меня нет слов кроме междометий и невнятных восклицаний.
Но я буду говорить!
Потому, что этого требует моя совесть, мой долг ученого!
Потому что это отвечает вековым чаяниям нашего народа!
Народ ждет от нас, товарищи. Ждет! Наш великий народ, построивший и сломавший хребет гидре. И мы не можем не оправдать его ожиданий.
Народу не нужны интеллигентские выдумки гнилой западной плутократии.
Народу нужна правда и надежда.
И мы, именно мы, товарищи, обязаны дать ему, и оправдать.
Я перевел дух, отпил остывшего чая и посмотрел в зал. Лавр Федотович величественным монументом возвышался над столом. Хлебовводов, сидящий слева от Лавра Федотовича, подозрительно и бесцельно бросал воспаленными с желтизной глазами взгляды по углам комнаты. Фарфуркис, демократически сидящий на жестком стуле сбоку от стола президиума, повесил голову, исподтишка посматривая на своего конкурента. Выбегалло судорожно строчил, конспектируя мою речь.
— Кто перед нами, товарищи?
Кто эти существующие представители несуществующих Реальностей?
Кто эти растерянные, потерявшие смысл существования существа, чью судьбу мы по-существу решаем?
Вы скажете, они не имеют права на существование. Их нет.
И я скажу — нет. Нет, товарищи! Вы ошибаетесь.
За узкоместническим подходом и фракционностью отдельных, хорошо известных нам, хотя и присутствующих здесь лиц, вы не замечаете, что отмахиваясь вы вычеркиваете из жизни лучших представителей… Да, лучших, товарищи!
Я солидно откашлялся.
— Вы скажете — они выдумка?
Да, отвечу я — выдумка.
Но кто их выдумал? Кто их выпестовал и вызвал к жизни?
Наши писатели, товарищи. Плоть от плоти и кровь от крови нашего народа. И если мы сейчас отвернемся от них, то что нас ждет? Что нас ждет, товарищи?
Коллапс нас ждет. Информационный вакуум. В который сразу же хлынут.
Хлынут, товарищи, не будем наивными мечтателями в розовых очках. Это я авторитетно заявляю, как ученый. И Амвросий Амбруазович, рекомендовавший меня на должность врио научного консультанта, подтвердит мои слова.
Это научно установленный факт природы, товарищи. Факт, открытый нашим великим соотечественником товарищем Ломоносовым, вышедшим из простого народа и основавшим Академию наук. «Природа не терпит пустоты», — так сформулировал этот научный закон наш великий соотечественник.
И в эту пустоту неудержимым потоком, грязной пеной хлынут произведения их писателей, чтобы превратить наш славный и доверчивый народ в послушный и безликий электорат.
И давайте прямо и честно смотреть этому факту в лицо. Нужны ли народу не наши писатели?
