Последним в этом разделе было непонятное Кларе объявление: «SEX по факсу и домофону. Недорого. Постоянным клиентам скидки».
Ожидаемо было немало предложений от разного пошиба астрологов, знахарей, экстрасенсов, ясновидящих и прочей публики, паразитирующей на потустороннем мире.
Здесь Клару привлекло одно любопытное объявление: «Хирург с тридцатилетним стажем предскажет судьбу. Гадаю по внутренностям клиента».
Было немало предложений и из области медицины: и различная диагностика заболеваний, и лечение чем угодно — от птичьего помета и биологически активных добавок до трав натуральных пятилетней выдержки и лекарственных препаратов импортных.
Немало было предложений в области лечения ожирения и сбрасывания излишнего веса. Судя по впалым щекам и втянутым животам прохожих, последняя тематика была очень актуальной и пользовалась бешеным спросом.
Среди множества объявлений на эту тему бросалось в глаза одно, набранное крупным ярко-черным шрифтом: «Экологически чистая Лагзона № 15 приглашает всех желающих провести курс коррекции лишнего веса среди девственной природы. Недорого. Длительность прохождения курса от пяти лет. Качество похудания гарантируется», затейливо украшенное изображением гордо возвышающихся на фоне хвойного леса бревенчатых вышек, соединенных между собой рядами колючей проволоки.
Еще в разделе «Медицина» Кларе бросилось в глаза жизнерадостное, обведенное красивой черной рамочкой объявление: «Проблемы со здоровьем? Опытный патологоанатом поставит точный диагноз. Гарантия».
Несколько озадачило Клару объявление, написанное от руки корявыми буквами на вырванном из тетради клетчатом листке и грубо приклеенное в самом центре доски объявлений: «Всем желающим срочно сдать деньги в сумме не менее 100 (ста) рублей. Деньги принимаются по адресу: Последний тупик, дом 5 с 9 до 11 утра. В другое время не беспокоить. Иностранная валюта не принимается». «Интересно», — озадаченно подумала Клара, — «а зачем сдавать?».
Изучив все объявления, Клара начала раздумывать, где же найти тех самых компетентных лиц, о которых вскользь упомянул Модест. Несмотря на достаточно необычную для этих мест одежду Клары и висящую на боку рубиновую шпагу немногочисленные прохожие почти не обращали на нее внимания, изредка окидывая ее незаинтересованным взглядом.
Из двери здания на другой стороне площади вышел очень юный мужчина, одетый, как решила Клара, в форменную одежду. Он перешел площадь, подошел к Кларе и, приложив раскрытую ладонь правой руки к козырьку головного убора, сказал:
— Сержант полиции Ковалев. Прошу пройти со мной.
— Даму следует приглашать более куртуазно, — надменно вскинув подбородок, ответила Клара. — И мне некогда гулять с незнакомцами, тем более такими юными. Мне нужно найти компетентных лиц. Вы не подскажите, куда мне обратиться?
— Они и есть мы. И я не приглашаю вас на прогулку, а предлагаю пройти в городское отделение для решения вашего вопроса. Пройдемте, — еще раз строго повторил он, указав рукой на здание, из которого он вышел.
Пожав плечами, Клара двинулась в указанном направлении, сопровождаемая сержантом.
На двери она увидела вывеску «Соловецкое городское отделение полиции».
Войдя в распахнутую Ковалевым дверь, она очутилась в небольшой прихожей, из которой вели три двери.
На левой двери висела табличка «Начальник горотдела».
На двери, расположенной напротив входной, висела табличка «Дежурная часть».
На правой двери табличек не было, но степень протертости краски на полу указывала, что это помещение самое посещаемое.
Справа и слева от двери дежурной части висели два стенда.
С левого, украшенного надписью «Их разыскивает полиция», на Клару угрюмо смотрело порядка двух десятков унылых небритых физиономий.
Правый стенд был разделен на две части. Верхняя часть была озаглавлена «Депутаты городской думы», а нижняя — «Городская администрация». Многие лица с правого стенда совпадали с физиономиями с левого стенда, отличаясь только степенью небритости и свежестью одежды. Хотя, конечно, это могла быть и ретушь.
Ковалев открыл дверь в дежурную часть и жестом предложил Кларе войти.
Войдя в комнату, Клара огляделась. Вдоль правой стены располагалась длинная и украшенная инвентарным номером скамья самого казенного вида, над которой висела табличка «Для задержанных». К удивлению Клары никакого ограждения места задержанных не было. На вопрос Клары Ковалев спокойно ответил:
— А куда они денутся?
У стены напротив двери стояло несколько стульев, над которыми висела табличка «Для посетителей».
Слева у засиженного мухами окна стоял стол, за которым на деревянном стуле сидел мужчина, одетый, как и Ковалев, в форменную одежду. Но у него, в отличие от Ковалева, на расположенных на плечах прямоугольниках было не три полоски, а две звездочки.
На табурете, стоящем на некотором удалении от стола, сидел массивный пожилой мужчина с бульдожьим лицом, густо заросшим щетиной. На мужчине был распахнутый ватник, несвежая светлая в крупную красную клетку рубашка из грубой ткани, и засаленные мятые штаны неопределенного цвета, с ярко выделяющимися на них золотыми генеральскими лампасами. Одной рукой он мял лежащий на коленях треух, а другой сжимал высокую металлическую кружку с налитой почти до краев темной жидкостью.
Ковалев, указав на стулья, негромко сказал:
— Присядьте. Дежурный скоро освободится, — и вышел из помещения.
Клара села на стул и приготовилась к ожиданию.
— Не, начальник, — уныло тянул мужчина, сидящий на табурете. — Я ж говорю, местные мы. Грибами промышлям, рыбалкой там. А чтобы что-нить такое, так ни-ни. А пачпорт я надысь потерял. Шел, значит по лесу, а из малинника мядведь. Ну я бяжать. И пачпорт, стал быть, и обронил. Потом искал, дык темно стало. Так и не нашел. И поутру искал. Нетути. Не иначе как хтой-то подобрал.
— Медведь.
— Не, зачем мядведю пачпорт. А может и мядведь. Вам оно, конешно, видней. Вы — власть. А мы к вам со всем почтением. Мядведь, так мядведь. Можа ты, начальник, думаешь, что я засланный какой? Да свой я, свой. Ты на меня взгляни. — Он почесал небритую щеку. — Лицо кавказской национальности, зад — украинской, а ноги так вообще от народов крайнего севера. Цельный интернационал получается. Братство, так сказать, народов в одном флаконе.
— Придется составить протокол, — сказал дежурный, положив перед собой лист бумаги и взяв из стоящего на столе стакана простую перьевую ручку. — Ваша фамилия? — спросил он, обмакнув перо в чернильницу. Чернильница была такого монументального канцелярского вида, что у Клары свело челюсти от внезапно напавшей зевоты.
— Сидоровы мы, начальник. Стал быть, Сидоров Сидор Сидорович. Ага. И батя мой Сидором был. И дед тоже. Традиция у нас такая в семье, значит. Чтоб эту, генеалогию, проще вести. Ага. А что, начальник, ручка-то у тебя такая простенькая. Этак макать-то в чернила замучаешься. За день, небось, так намакаешься. Вот, возьми, начальник.
Он вынул из кармана ручку и, сняв с нее колпачок, аккуратно положил на стол. Пробившийся сквозь мутное оконное стекло солнечный луч, отразившись от золотого пера, рассыпался бликами по помещению. Мухи, разбуженные этой неожиданной вспышкой, с недовольным гудением поднялись к потолку.
— Не сумлевайся, начальник. Настоящий «Паркер». Вечное перо. Как говорится: «Не гусиным пером вечные мысли, а вечным пером гусиные мысли». Автоматическая ручка. Самописка. Сама, стал быть, пишет.
