счастливыми, забитыми, прокуренными. Нередко можно встретить их попрошайничающими. Имеющих какие-нибудь свои собственные интересы, увлечения — таких весьма немного. Также и взрослые — более медленные, чем москвичи, менее довольные жизнью, чаще пьянствующие, чаще не удовлетворённые своим местом в жизни и не предпринимающие никаких телодвижений, чтобы своё место в жизни найти и обустроить. Медленнее захватываются всем новым, менее способные к экстравагантности, к необычности. Больше ориентирующиеся на массу, на «как все», и «я что — хуже?», и «куда все — туда и я». Менее способные на самостоятельное мышление и на выделение себя из толпы. Почти никогда не способные противопоставить себя массе, коллективу. Больше времени посвящающие приобретению разных ненужных вещей.
Парни, намеренные пойти в армию, в Иркутске встречаются в несколько раз чаще, чем в Москве, Новосибирске, Питере.
Неудивительно, что те немногие люди, что ощущают себя «белыми воронами», чувствуют, что они не такие, как все, — или усердно мимикрируют под общую массу, или перелетают в Москву, Питер, Екатеринбург, Новосибирск и другие крупные «живые» города.
Кстати, о детях. В нашем квартале водилась целая тусовка не очень сытых детей. В жизни их преследовали разные неприятности. Один из детей, Кирилл, 12 лет, довольно тощий и со следами ожогов на руках и организме. «В школе меня кипятком облили, — рассказал он. — Старшие взяли на кухне ведро кипятка и начали меня поливать. Я вырвался, убежал, они за мной, я спрятался под стол, они на меня всё ведро и вылили. Потом два месяца лежал в больнице.» Живёт Кирилл с родителями-алкоголиками в деревянном доме без окон. Окна когда-то были, но их очень давно выбили, поэтому их закрыли ставнями. Но в доме не темно — жгут круглосуточно дармовое электричество.
Второй, очкастый Юрка, в свои 14 лет был коротышкой (правда, достаточно накачанным коротышкой). Познакомились во дворе. Я решил подарить ему книжку «ПВП», но тот отказался — оказывается, не умеет читать. Из школы его давно выгнали, как не поддающегося обучению. По-моему, у этих детей в детстве отбили все желания делать что-то, стремиться к чему-то.
— Когда вырастешь, что ты в жизни будешь делать? — спрашиваю я 14-летнего парня.
— Хочу много денег. И джип. Буду ездить на джипе: вж-ж-ж-ж! Ж-ж-ж!
У нас дома было много халвы — я нашёл дешёвое оптовое место, где халву продавали ящиками (по 5 килограммов). Поэтому когда дети приходили к нам в гости, они первым делом набрасывались на халву. Правда, ничего другого сладкого обычно дома не было. За один поход к нам дети (в количестве 5–6 штук) съедали килограмма полтора халвы, а может и побольше.
Чем больше детей было, тем больше они порождали шума. Но это не иркутское свойство, а общее свойство всех детей и некоторых взрослых.
17-20 сентября в Иркутске проходил Байкальский экономический форум, на который съехались самые важные чиновники как из Сибири, так и из самой далёкой Москвы: Фрадков, Греф и прочие. Поскольку мы жили в центре города, то и стали очевидцами подготовительных работ, которые предшествовали такому важному мероприятию.
Самая главная часть подготовки — это заборы! Всё таджикское и киргизское население города было мобилизовано на строительство длиннющих деревянных заборов из отличной доски, вдоль улицы Рабочая и всех других улиц, по которым должны проехать машины с начальством (например, по пути из аэропорта). Множество километров заборов! Множество километров таджиков! Пилили, рубили, вкапывали и забивали, и потом ещё красили этот забор в зелёный цвет. Таким образом, все наши бич-дома, покосившиеся избы, тусовки пьяниц и заваленные мусором дворы стали отгорожены от улицы Великой Таджикской Стеной, два метра в высоту.
Наш проходной двор перестал быть проходным. Люди, пытающиеся перейти мимо нашей избы с одной улицы на другую, утыкались в забор и возвращались. В нашей бане почти перестали возникать навозные кучи (их оставляли мимо идущие граждане). Но возник и недостаток: ходить за водой теперь мы стали дальше, и на другую улицу, так как ближайший проход к колонке загородили.
Фасады домов, выходящие на «парадные улицы», тоже покрасили — но не в зелёный цвет, а в коричневый. Причём красили только те стороны, что видны с улицы. За несколько дней все соседние дома обросли лесами, жёрдочками и подставками, на которых стояли жители Средней Азии и активно всё красили. На парадных улицах перестилали асфальт. В самых тяжёлых случаях срочно сооружались рекламные щиты. А наши рекламные объявления, висящие на главных улицах, напротив, сдирали.
Мы боялись, что обгорелую часть избы, которая была видна с улицы, спилят или снесут вовсе. Но ограничились зазабориванием. Даже самые гнилые развалюхи, в которых уже никто не жил — не ломали. Только красили и заборили. Большой недостроенный «дом на ногах» на главной площади весь завесили белыми и голубыми флажками, а также повесили большие рекламы: «Байкальский экономический форум».
В других районах города проходило то же самое. Но это касалось только тех улиц, где могли проезжать чиновники. Остальное всё осталось по-прежнему.
И вот чиновники приехали. Я в эти дни отсутствовал в городе (ещё не вернулся из Монголии). Но представляю это так. Едут на машинах, смотрят по сторонам: аккуратные зелёные заборы (глухие и высокие), за ними — деревянные разукрашенные домики, точнее, только крыши этих домиков. И так весь центр. А губернатор, наверное, похваляется своей «потёмкинской деревней»:
— Вот, всем этим домам по 100–150 лет, а стоят как новенькие!
— Да, — отвечают (наверное) чиновники, — да у вас настоящий историко-архитектурный заповедник! Вы, главное, это не сносите. Пусть стоит ещё 200 лет!
А в это время, отделённые двухметровыми заборами, сидят на своих перекошенных крылечках бич- граждане, старички да молодые алкоголики, разливают по стаканам стеклоочиститель (или другую жидкость), выпивают, плющат ногами найденные алюминевые банки, безуспешно травят клопов и разбирают на дрова непокрашенные части своих собственных архитектурно-заповедных домов. В этих же домах живут узбеки и таджики, они оперативно успели всё покрасить, убрать строительные леса и подставки, получить премию от работодателей и уже отправить её в свой родной солнечный край оперативным банковским переводом.
Через пару дней чиновники уезжают, а на память городу Иркутску остаётся Великая Таджикская Стена.
27 сентября, как окзалось, — Всемирный день туризма. По этому поводу меня позвали выступить перед молодёжью в колледже, где изучают туризм (пляжно-гостиничный). Я прибыл. Было 8 парней и 27 девочек. По плану, ещё должен был выступить Владимир Петрович Брянский, маститый старый турист, байкаловед, автор нескольких советских книг о Байкале. Я предупредил хозяев, чтобы В.Брянский выступал первым, так как после меня собрать внимание публики будет невозможно. Но, к несчастью для него, — старик опоздал. Пришлось начинать мне. Я очень перетормошил всю аудиторию, сказал, что пришёл нарушить их пустые надежды. Ибо в колледже туризма учат не туризму, а непонятно чему. Богатые родители устраивают своих глянцевых дочек в колледж, чтобы потом запихнуть их работать в турфирму. Там они будут собирать деньги с людей, которые мечтают искупаться в бассейне в Хургаде или полежать на пляже в Тайланде. Сказал, что есть разные виды туризма: 1) «туризм брезентовый», которым занимался в 1960-е годы г-н Брянский (его как раз привели), когда берут рюкзак, палатку и байдарку и идут в лес; 2) туризм пляжный — что рекламируют турфирмы, и за что берут деньги, экскурсионно-отдыхательные туры, и 3) вольные путешествия, о которых я и собирался рассказать.
Рассказывая о вольных путешествиях, я развеселил и напугал одновременно всю аудиторию. Но нужно было дать слово и старшему поколению. И вот пожилой В.П. стал неторопливо рассказывать, как в 1961 году он ходил на гору Мунку-Сардык…, девушки слушали его вполуха. Я растормошил и старика, втянув
