листали, пытаясь там найти визу государства Сомалилэнд. Отсутствие визы и справка АВП их не удовлетворили, а когда мы достали бумаги из посольства государства Сомали, их бывшей метрополии, — они и вовсе разочаровались в нас. Посадили нас в машину, долго её заводили, и проехали в ней тридцать метров от пограничной хижины до соседнего цементного здания, оказавшегося переговорным пунктом. Оттуда звонили в Харгейсу, в МИД, и в результате выдать визу и пропустить в страну нас отказались!
— У нас есть посольство в Дыр-Дыве, съездите туда, получите визу, и мы вас пропустим, — посоветовала нам (по-английски) телефонная трубка.
— А где это посольство? Скажите нам адрес или хотя бы его телефон.
— Этого мы не знаем. Сейчас посмотрим. … Нет, мы не знаем адреса. Там найдёте. Спросите в центре города, рядом с Эфиопскими Авиалиниями.
Таким образом, к большому нашему разочарованию, нас не пустили в Сомалилэнд — несмотря на все уверения эфиопских коллег. «
Автобус Тог-Ваджале—Жижига всё ещё стоял в деревне, ожидая обратных пассажиров. Это был тот самый автобус, на котором мы приехали в Тог Ваджале два часа назад. Жители Тог Ваджале скопились вокруг автобуса, желая получить от нас пожертвование. Особенно запомнилась мне очкастая старуха, которая очень понятно жестами объясняла, чего хочет от нас.
— Пожалейте меня, старуху! Я же мать! У вас тоже наверное есть мать! Подарите старухе хотя бы 100 шиллингов… — Чтобы нам было понятнее, она достала из кармана 100 шилл. и держала их в своих морщинистых руках.
Шиллинги Сомалилэнда мы уже видели, так как только что наменяли себе их в качестве сувениров. Но так как мы были злые, по причине нашего непопадания в Сомали и полнейшей будущей неизвестности, — старухе ничего не досталолсь. Жалко старуху.
Впрочем, если нас не впустят обратно эфиопы, мы можем стать такими же, как она: жить между двух таможен, на 60-километровой полосе как бы неподконтрольной никому земли и заниматься попрошайничеством.
Поехали на автобусе обратно в Жижигу, беспокоясь, что же нам скажут таможенники. Вообще, они не очень внимательные, и если мы объясним, что едем в Дыр-Дыву за визой Сомалилэнда, а в понедельник вернёмся обратно на этот же переход, может быть, нас пустят обратно в страну.
Так и произошло. Уже вечером наш автобус подъехал к верёвочному шлагбауму, тому самому, откуда мы выезжали восемь часов назад. Всех вывели из автобуса: проверка документов. В наших паспортах красовалась эфиопская виза, закрытая сегодняшним выездным штампом.
— В чём дело? — удиивились пограничники.
— Сомалийцы завернули нас! Сказали, чтобы мы ехали в Дыр-Дыву в посольство Сомалилэнда, получили визу, и потом возвращались к ним. Так что мы сейчас поедем в Дыр-Дыву, а в понедельник вернёмся обратно.
— Вы здесь же будете выезжать? Ну ладно, — и пограничники запустили нас, уже официально покинувших Эфиопию, — обратно в город Жижигу.
Это же Африка!
В этот момент мы и совершили злодейское преступление: вернулись на территорию Эфиопии уже с погашенной эфиопской визой. С этого момента и начался наш путь в тюрьму, но об этом мы пока ещё ничего не знали. Наоборот, наслаждаясь свободой, огорчённые неудачей с Сомалилэндом, но радостные оттого, что нам не придётся жить всю оставшуюся жизнь между двух таможен — сомалийской и эфиопской, — мы оказались в центре Жижиги. Зашли в мечеть, где мусульмане, сочтя нас за бродячих проповедников, занимающихся давватом (мусульманской проповедью), повели нас в исламский ресторан и очень вкусно нас накормили — правда, за наш счёт, так как были они бедны. Мы же были благодарны, поели вкусно и хорошо. Что-то будет завтра?
Может быть, моё злостное поведение во вчерашнем городе Харар и вызвало такую ответную реакцию высших сил, как облом с Сомалилэндом? Как потом узналось от других путешественников, это было не так: сомалилэндцы не выдают визы на въезде ни со стороны Эфиопии, ни с йеменской, ни с джибутийской стороны, и это относится ко всем белым иностранцам, не только совершившим хулиганские действия в Хараре, но и ко всем остальным, ни за кем нигде не гонявшимся.
На этот раз мы разложили свои спальники не на восточной, а на западной окраине Жижиги. Всю ночь дул холодный ветер с гор и светила большая жирная луна.
Дыр-Дыва.[9] 12 октября, воскресенье
Наутро мы очень быстро, на джипе, вернулись вновь в город Харар (на этот раз там не хулиганили), а потом достигли Дыр-Дывы, проехав по дороге мимо той деревушки, где позавчера водитель интересовался автостопом. Знакомого эфиопа на дороге не было видно, наверное он, руководствовуясь моим советом, всё же уехал куда-либо на выходной.
Дыра стала крупным городом сто лет назад, в связи со строительством железной дороги Аддис- Абеба—Дыр-Дыва—Джибути. В далёкие времена (самое начало XX века) через Дыру проходила вся торговля Эфиопии с остальным миром; торговля шла через морской порт Джибути, являвшейся в те времена французской колонией. Железную дорогу и саму Дыру строили европейцы, и с тех пор парадная часть города несёт на себе следы европейского влияния.
Нашей целью было посольство Сомалилэнда. Однако, никаких следов оного в городе не было! Одно лишь консульство Джибути. О посольстве Сомалилэнда (или же Сомали) не знали ни в гостиницах, ни в столовых, не знали ни эфиопские полицейские, ни сами сомалийцы, приехавшие сюда на грузовиках за товаром, не знали и русские лётчики (из Улан-Удэ), ежедневно в 6.00 утра летающие в Бусасо (сомалийский город) с грузом чата. Именно чат, жевательный слабонаркотический лист, являлся основным экспортным товаром этой местности. Чат здесь жевало половина населения города: одни на базаре, другие в домах, третьи на улицах, четвёртые, уже беззубые, сидели по сторонам дорог и перетирали листья чата между плоскими камнями, создавая зелёную кашицу, которую отправляли в рот. По улицам ходили люди пьяной походкой и с немудрыми глазами, всё это были потребители чата.
Итак, посольство Сомалилэнда не удалось найти ни путём наблюдений, ни путём расспросов. Если оно и было, то скрывалось, подобно аддис-абебскому, в каком-нибудь особнячке на окраине города, без вывесок и опознавательных знаков. Надежда на попадание в Сомалилэнд растаяла.
Куда же нам ехать? Решили назавтра отправиться в посольство Джибути, и если там можно быстро и легко получить визу без рекомендательных писем, поехать туда. Как раз завтра обещался быть поезд до Джибути (он ходил не каждый день). «Вот и хорошо, изучим железную дорогу», — подумали мы. Только что делать с выездным штампом Эфиопии, полученным нами вчера на сомалийской границе? Решили его просто зачеркнуть и написали на штампах «Canceled» (аннулировано), надеясь, что африканские невнимательные таможенники не будут к нам сильно придираться.
Вот она, Дыр-Дыва. В цивильной части города — машины такси советского производства, раскрашенные в синий и белый цвета. Развозчик кока-колы с красной тележкой. Маршрутка, везущая на крыше двух коз. Чистильщик обуви: «Мистер! Клин-ё-шуззз?» Церковь; эфиопы, проходя мимо неё, часто и мелко крестятся. Вокруг церкви тусуются нищие. Один, вероятно, сумасшедший, лёжа на земле, хрипло кричит: «Анд быр! Анд быр! Анд быр!»
Дети-велосипедисты, солдаты и полицейские в форме, мухи, обсиживающие всех неподвижных людей, крупные белые и почти чёрные тучи на небе, банановые деревья за оградами домов. Шаркает девочка лет двенадцати, почему-то с термосом чая; жёлтый смешной кабриолет — катаются новые эфиопы; крестьяне гонят стадо овец по улице города; по этой же улице, но в другую сторону, шатаясь, бредёт полуголый бомж. Запахи дыма, инжеры, перца и мочи, продавцы, праздношатающиеся люди — и мы из них.
