— ты мне говорил о вещах, исполненных глубокого смысла. Мы ведь тоже в столице должны принимать в расчет конкретные ситуации и, работая с высокопоставленными лицами, надеваем перчатки.
Шабо сразу же почувствовал себя лучше.
— Сегодня после обеда я займусь опросом тех свидетелей, которых откопал для меня Шабирон. Большинство из них ничего не видели и не слышали, но я не хочу пренебрегать даже малейшим шансом.
— Будь полюбезнее с женой Шалю.
— Признайся, что эта публика вызывает в тебе симпатию.
— Безусловно!
— Так ты пойдешь со мной?
— Нет. Предпочитаю побродить по улицам, выпить пивка там-сям, почувствовать, чем дышит город.
— Кстати, я ведь так не вскрыл полученное письмо. Не хотел делать это перед матушкой.
Он вытащил из кармана светло-розовый конверт, и Мегрэ тотчас же распознал почерк. Да, все верно, обе бумаги — та, что держал сейчас в руках Шабо и утреннее ему послание — брали из одной пачки.
«Пастарайтесь узнать, что дохтур делал у девки Сабати»
— Ты знаешь, кто это?
— Слыхом не слыхивал о такой фамилии.
— Припоминаю, ты говорил, что доктор Верну не бегает за юбками.
— Такая у него репутация. Ну, сейчас анонимки посыпятся, как из рога изобилия. Эту явно написала женщина.
— Как и вообще большинство анонимов! Тебя не затруднит позвонить в комиссариат?
— Насчет этой Сабати?
— Да.
— Сейчас же?
Мегрэ утвердительно махнул рукой.
— Тогда пойдем в кабинет.
Он подошел к телефону и набрал номер комиссариата полиции.
— Это вы, Ферон? С вами говорит следователь. Вам что-нибудь известно о некоей Сабати?
Потянулось ожидание. Ферон осведомлялся у полицейских, возможно, проверял какие-то списки. Когда он появился на линии снова, Шабо, слушая его, стал что-то помечать на своем бюваре.
— Нет. Вероятно, никакой связи. Как? Наверняка нет. Пока его не занимайтесь.
Произнося эту фразу, он вопросительно взглянул на Мегрэ, и тот энергично утвердительно затряс головой.
— Буду у себя через полчаса. Да. Благодарю.
Он повесил трубку.
— Да, в Фонтенэ-ле-Конт действительно обитает некая Луиза Сабати. Дочь итальянского каменщика, должно быть, работающего в Нант или его окрестностях. Какое-то время она выступала в роли горничной в «Отель де Франс», затем официантки в кафе «У почты». Но в течение последних нескольких месяцев ничем не занимается. Если недавно куда-нибудь не переехала, то проживает у поворота дороги на Ля Рошель, в квартале казарм, в большом заброшенном доме вместе с ещё шестью-семью семьями.
Мегрэ поднадоела сигара, он ткнул её раскаленным концом в пепельницу, а сам начал набивать трубку.
— Намерен навестить ее?
— Не исключено.
— Ты по-прежнему полагаешь, что доктор…?
Он запнулся, нахмурил брови.
— Слушай, а чем займемся сегодня вечером? Обычно в этот день недели я хожу к Верну сыграть партию — другую в бридж. Припоминаю, ты упомянул как-то, что Юбер Верну ждет нас вместе.
— И что?
— Думаю, а стоит ли, учитывая нынешнее состояние общественного мнения…
— Ты привык бывать у них каждую субботу?
— Да.
— Следовательно, стоит тебе не прийти к ним, как сразу же сделают вывод о том, что семейство находится под подозрением.
— Но если я разделю их компанию, то станут говорить…
— … что ты им составляешь протекцию, и все. Так об этом уже суесловят. Так что чуть более или меньше…
— Ты намерен меня сопровождать?
— Само собой разумеется.
— Если хочешь…
Бедняга Шабо уже настолько обмяк, что полностью отдавал инициативу Мегрэ.
— Пора и во Дворец правосудия.
Дом они покинули вместе; небо было все того же белого отлива, яркое, переходящее в голубизну — таким оно отражается в луже воды. По-прежнему шквалистый ветер туго обтягивал платьями фигуры женщин и на перекрестках улиц иной раз срывал шляпу с головы какого-либо мужчины, и тот бежал вслед за ней, смешно дрыгаясь.
Они расстались, разойдясь в противоположные стороны.
— Когда увидимся?
— Я, может статься, загляну к тебе в кабинет. А если нет, то встретимся у тебя за ужином. В котором часу бридж у Верну?
— В восемь тридцать.
— Сразу же предупреждаю, что я играть в него не умею.
— Ничего, сойдет и так.
Мегрэ шагал по тротуару — трубка в зубах, руки в карманах пальто, голова наклонена вперед, чтобы не слетела шляпа; судя по шевелению занавесок на окнах, за ним все время наблюдали. Комиссар ни в чем не кривил душой во время последнего разговора с Шабо. Именно так он и понимал сложившуюся ситуацию. И тем не менее сегодня утром, когда он вмешался в допрос Шалю, то повиновался какому-то внутреннему импульсу, а за ним стояло желание вытащить следователя из затруднительного положения, в которое тот попал.
Атмосфера в городе продолжала внушать тревогу. Напрасно люди делали вид, что занимаются, как обычно, своими повседневными делами — все равно во взглядах прохожих угадывался определенный страх, и они, казалось, непроизвольно ускоряли шаги, будто опасались, как бы откуда-нибудь вдруг не выскочил убийца. Мегрэ был стопроцентно убежден, что в другие дни хозяйки не группировались бы в кучки на порогах домов, тихо переговариваясь о чем-то как они это делали сегодня.
Его провожали взглядами, и комиссару казалось, что он читает на их лицах молчаливый вопрос. Предпримет ли он что-нибудь эффективное? Или же незнакомец и впредь будет безнаказанно убивать людей?
Некоторые робко приветствовали его, словно бы желая сказать:
— Мы знаем, кто вы. У вас репутация человека, который успешно завершал самые трудные расследования. И вы не позволите некоторым видным горожанам дать себя охмурить.
Он чуть было не заскочил в кафе «У почты» выпить пива. К сожалению, там уже оказалось не меньше дюжины посетителей, и все они повернулись в его сторону стоило Мегрэ приблизиться к двери, а у него не было никакого желания уже сейчас начинать отвечать на вопросы, которые ему непременно начнут задавать.
Чтобы попасть в квартал казарм следовало пересечь Марсово поле обширный пустырь, окаймленный недавно посаженными деревьями, которые зябко вздрагивали от порывов ветра.
Он пошел по той же улочке, что и доктор накануне вечером, той самой, на которой лишился жизни
