отошли в прошлое с появлением Интернета и исчезновением «закрытых обществ», тенденцию к усилению государственной власти можно было бы назвать здоровым консерватизмом. Он бы вполне всех устроил — глядишь, и Родину бы полюбили, и культура бы поднялась. Но как раз с консерватизмом сегодня серьезные напряги.
Лояльность как трагедия
Дело в том, что именно в силу монструозности российского государства любые борцы с этим государством априори воспринимаются здесь как герои и мученики, а стало быть, истинный патриотизм — спокойный и честный труд на благо Родины — по определению выглядит занятием малопочтенным. Пропаганда времен ранней перестройки, тоже ведь массивная и тоталитарная по своей природе (настолько пошлая временами, что многие молодые завербовались в коммунисты «от противного»), успела внушить стране сугубо диссидентский идеал гражданина. Любой борец с государством стал восприниматься как национальный герой. Конечно, все это быстро схлынуло, но первый шок от перестройки был таков, что увиденное и услышанное тогда врезалось в память навеки. Сотрудничество с властью у нас до сих пор считается постыдным. Виноваты в этом не столько застойные годы с их почти повальным стукачеством и столь же повальным кухонным инакомыслием, сколько вторая половина восьмидесятых, когда из городских сумасшедших в одночасье лепили героев сопротивления.
Между тем без своеобразного общественного договора поднять государство из руин невозможно, и доказательство тому — вся мировая история. Царства, учил Окуджава, погибают не от бедности или войн: «…а погибают оттого, и тем страшней, чем дольше, что люди царства своего не уважают больше». Уважение к царству, увы, возможно лишь тогда, когда оно не только свободно (свобода, в конце концов, лишь условие, а не цель), но и сильно. А сильное государство в России сегодня не построить потому, что нынешняя оппозиция стала неприкасаема (что нормально) и при этом самоцельна (что уже никуда не годится).
В сегодняшней России поддерживать власть стыдно. Можно горячо поздравить пиарщиков НТВ и нанятых бардов московской мэрии, трубадуров из «Новой» и «Общей» газет: им блестяще удалось отождествить государство с чеченской войной, насилием, наскоками на свободу слова, а себя — с диссидентами, правозащитниками и друзьями народа. Между тем из Владимира Гусинского такой же диссидент, как из Бориса Березовского государственник, и желание диссидентов, чтобы государство заботилось об их достатке и заработке, по меньшей мере странно. Все прекрасно сознают, что никакой идеологии у Гусинского нет, что речь идет о вульгарном переделе, что будь его воля — он посадил бы нам на головы таких свободолюбцев, как Лужков и Примаков, и уж тогда бы оппозиция ничего не вякнула. Патриотизм насаждался бы так же топорно и тупо, как в лужковской Москве насаждается москволюбие, густо замешенное на обожании родного мэра. Но когда все это стало очевидным для большинства населения и НТВ стало выглядеть уже попросту смешно со своими претензиями на диссидентство, государство совершило непоправимую ошибку, а именно на три дня арестовало Гусинского. Теперь любой, кто будет в России лоялен власти, автоматически попадает в душители свобод, сатрапы и клевреты.
Можно уважать сильную власть, но глупую власть — никогда. Любить такую Родину, которую давно уже пора лишить родительских прав за все ее предыдущие художества, какие-то извращенные души еще способны, невзирая на толпы нищих в сердце империи и тысячи гибнущих на ее окраинах. Но любить Родину, у которой такие проблемы с самоидентификацией, — это занятие для очень уж переменчивого сердца, для совершенно беззастенчивого флюгера.
Вот тут и крутись: защищая свободу слова, ты защищаешь не слишком честного, самовлюбленного «олигарха» Гусинского и его подпевал, спекулирующих на святых понятиях. А защищая патриотизм и русскую государственность, ты попадаешь в лагерь спецслужбистов, не умеющих просчитать элементарные последствия тех или иных своих шагов.
И патриотизм, и либерализм отождествляются в нашем сознании с равно отвратительными крайностями. Вот почему у нас нет ни крепких государственников, готовых отдать жизнь за Родину, ни подлинной оппозиции, способной жертвовать собой за свободу. Родина отождествилась с пирогом, патриоты — с едоком дорвавшимся, оппозиция — с едоком обиженным.
Производителя толкни!
Отечественного производителя у нас в последнее время принято поддерживать. Но, как остроумно выразился в частной беседе один «олигарх», когда его спросили, намерен ли он поддерживать промышленность Севера: «Поддерживать то, что не стоит, смешно и бесполезно».
Кто спорит, Россия не заботится о своих товаропроизводителях. Кредиты им давать смешно: украдут чиновники. А кормить население легче импортными продуктами — по причине их дешевизны (ведь мы запретительных ввозных пошлин не устанавливаем). Частичное закрытие рынка — путем введения высоких пошлин на продукцию, которую производят и в России, — имело бы смысл. Но ведь это немедленно приведет к взвизгам о строительстве закрытого общества! В том-то и беда, что сегодняшняя оппозиция действует по принципу «чем хуже, тем лучше». Это принцип вполне ленинский и от патриотизма крайне далекий — впрочем, писал же Ленин, что большевики должны быть патриотами лишь тогда, когда им это выгодно…
Между тем на Западе пресловутая закрытость давно никого не пугает. Экономические пространства европейских стран по-прежнему достаточно обособленны. В Германии, например, ограничен импорт сезонной сельскохозяйственной продукции — молока, мяса, яиц и зерновых. Это на тот случай, если местные крестьяне собрали хороший урожай. Ограничения снимаются, если погодные условия не задались. США вообще идеальный пример регулируемого рынка и создания оптимальных условий для местных производителей. В Америке зорко следят за тем, чтобы на ее территорию, не дай Бог, не выбросили дешевую иностранную продукцию. В прошлом году министерство торговли США провело 46 антидемпинговых расследований — в частности, против китайских и тайваньских фирм, которые пытались продавать в Америке по бросовым ценам мясо и молоко. В США ограничен ввоз любых товаров с Кубы, из Ливии, Ирака, Ирана и Северной Кореи. Официальная версия: американцы опасаются, что под видом компьютеров, пищевых технологий и других видов продукции в страну будут поставляться опасные для жизни технологии (например, по производству химического, ядерного или бактериологического оружия). Но кому не ясно, что дешевая рабочая сила на Кубе способна производить более низкую по цене продукцию?
Впрочем, если Запад нам не указ, вот пример Востока: в Японии запрещен ввоз проката, режущих механических и электроинструментов, любых металлических изделий. Причины — тайваньская и германская продукция намного дешевле японской. Экспортеры дешевых компьютеров, компьютерных игр, аудио— и видеотехники из Сингапура, Таиланда, Малайзии облагаются такими высокими таможенными пошлинами, что работать на японском рынке им просто невыгодно.
В Японии, США и Германии своего предпринимателя не поддерживают — он, как в анекдоте, передвигается сам, — но обеспечивают феерическим набором преференций. О такой «холке и лелейке» наши могут только мечтать: правительство США за свой счет обеспечивает информационный промоушн местных предпринимателей. Уполномоченный правительством Экспортно-импортный банк США предоставляет малому и среднему бизнесу льготные кредиты. Германия выдает беспроцентные ссуды для развития местных производств (при условии предоставления хороших гарантий со стороны кредитуемых).
В этом смысле российский рынок — образец открытости и свободы. Иностранцам отдали на откуп табачную промышленность, которая во всем мире обеспечивает одну из главных доходных статей бюджета. В прочие отрасли деньги не идут сами — потому как эффективность производства в России невысока (вследствие холодного климата и обширных территорий). Поэтому ожидания инвестиций могут длиться вечно. Главное же — любая попытка «прикрыть» рынок вызывает в России хохот у одних и ропот у других:
