Беклемишев
Зорин
Беклемишев. Оно само создается — это положение.
Зорин. Перестал бы бывать.
Беклемишев. Не могу же я бывать там, где из-за меня не принимают Наталью Алексеевну. Хотя бы и у вас в доме. Как ни люблю я вашу жену…
Я понимаю, но и я не могу, потому что и Наталья Алексеевна из-за меня несет жертвы…
Зорин. Н-да! Доложу вам, выкрутились вы на позицию… Ну, надо смотреть… Идите вы к Марье Васильевне в ложу.
Алферьев
Босницкий
Алферьев. А я откровенно скажу: я не удовлетворен. Люди ломают копья на какой-то совершенно личной почве. Кому это интересно?
Босницкий. Вам бы какую-нибудь дьявольскую интригу из политической жизни: нищий там наверху, в мансарде, и управляет всем миром?
Алферьев. Начать с того, что миром управляют не нищие, а законы. И, следовательно, этот идеал политического деятеля пора бы и в архив сдать.
Босницкий. А, например, гауптмановские темы?
Алферьев. Да, интересно. Ну, да, впрочем, и не в этом теперь дело, — надо все- таки слушать… Мне вот только Борису Павловичу два слова сказать…
Босницкий
Алферьев
Босницкий. Послушайте! Нельзя так афишировать. Вы, может быть, подумаете, что я завидую тому, что вы можете так свежо, с такой верой еще относиться к тому, что во мне вызывает только смех… Уверяю вас: не зависть заставляет меня говорить… Ну, конечно, вы там творческая сила, литератор, вам надо поднимать «проклятые вопросы»… вы создали до сих пор то, за что я не дам выеденной скорлупы яйца, а вы не пожалеете и жизни… Но выясните мне, что вы всей этой историей с Рославлевой, этой афишировкой хотите доказывать, и кому? По-моему, здесь нет почвы, и чем серьезнее вы будете доказывать, что она есть, тем смешнее будет ваше положение…
Беклемишев. Не все же негодяи…
Босницкий. Негодяи, конечно, не все, но скрытое от глаз не всякий видит, а то, что на виду, что подчеркивается, видят все и дорисовывает каждый по-своему… И этим вы, конечно, отдаете себя добровольно в руки любого негодяя… Но, и кроме негодяев, есть много тупых к чужим страданиям и даже охотников вышучивать… Я не понимаю, и никто не поймет… Не сердитесь: мне-то, конечно, все равно, а если и вам все равно, то что ж… Вам все равно?
Беклемишев. Все равно.
Босницкий. И прекрасно! Но все-таки идите в ложу к Марье Васильевне, потому что пьяный князь что-то напутал ей…
Беклемишев
Рославлева
Босницкий. Да, я уж поздравлял… Но вы, вы!.. Смотрели вы на себя в зеркало? На что вы оба стали похожи?
Рославлева. Это не важно!
Босницкий
Рославлева. Почему?
Босницкий. Общество все смотрит в глаза.
Рославлева. И пусть… И говорите своему обществу, тем, у кого корни в земле, — а я с луны… Я не умею лгать… У меня нет корней в земле…
Босницкий. Ваши корни в сердце любимого человека?
Рославлева. Только.
Босницкий. Знаете, кто вы?.. Орхидея.
Рославлева
Босницкий. Вы знаете свойство этого цветка?
Это чужеядное растение: оно вырастает на другом, истощает то, другое, и само умирает.
Рославлева. Мне нравится… Я согласна.
Босницкий. Она согласна!..
Рославлева. Привезите мне орхидеи.
Босницкий. Но оторванная орхидея уже гибнет.
Рославлева. Не согласна
Босницкий. Однако вы смутились возможности…
Рославлева. Я не могу смущаться: смерть ни перед чем не смущается.
Босницкий
Рославлева. Конечно. Хорошо, привозите. Только один стакан чаю…
Рославлева
Алферьев. Я ведь профан; мне не нравится то, что на какой-то чисто личной почве люди ломают себе ноги.
Рославлева
Алферьев.
Беклемишев. Завтра… часов в десять.
Алферьев. Там же?
Беклемишев. Да.
Алферьев
Рославлева