Этот театр — один из ярких блесток выставочной жизни. Истинные ценители там: балконы, галереи — верхи полны; смотришь и отдыхаешь на осмысленных интеллигентных лицах.
Для народа развлечений нет.
Не привык как-то наш народ развлекаться.
Попробовало было на Ходынке, отдавило себе хвост и опять уползло страшное неведомое чудовище назад в свои темные дебри вечного труда.
Не знаю, как кого, а меня охватило тяжелое, прямо тягостное чувство, когда я въезжал в Россию из Европы. С внешней стороны все, как будто, то же, но чего-то не хватает. Мучительно роешься в мыслях, в чувствах.
Что-то там, за границей, осталось… Что? Записки Волькенштейн, книги, брошюры, словом, все то свободное слово, которое не пропускает наша цензура.
Слово, основа мира, всего живущего: «В начале бе Слово».
И конечно, свободное, потому что цензора уже потом пришли и наложили свою тяжелую руку на мир, на все живое.
Мне рисуется, как этот, часто малограмотный человек, в силу протекции облеченный званием цензора, сидит и водит своим красным карандашом.
И хорошо, если еще малограмотный или принимающий в том или другом виде приношение.
Боже сохрани, если это добросовестный и притом грамотный цензор. Еще хуже, если он делает свою карьеру!
Сколько их сделало эту карьеру до крымской кампании.
Все, казалось, было вычеркнуто…
И вдруг все, все и сразу всплыло, и каждая красная черточка превратилась в красную полоску крови.
Вырвалась и ярко вспыхнула придушенная жизнь. Вспыхнула и осветила на мгновенье и истинных друзей, и истинных врагов.
А потом? А потом…
Все быстрее мчатся вагоны, мелькают поля, перелески. Ах, как скучно, как больно, как жалко этой бесцельно уносящейся жизни…
Привыкну, опять втянусь в эту жизнь, и, может быть, не будет она казаться тюрьмой, ужасом…
И еще тоскливее от этого сознания.
К современным событиям*
Моя специальность — беллетристика. Как известно, в этой художественной области искусство в том, чтобы говорить образами и всякое «от себя» является только ослаблением картины.
Эта манера письма в конце концов. настолько входит в привычку, что и в жизни и на бумаге перо публициста, где человек говорит исключительно от себя, вываливается совершенно из рук. Предпочитаешь наблюдать, анализировать, обобщать, делать выводы и проверять их жизнью. Но наступают такие мгновенья, когда и беллетристу приходится браться за перо публициста. Мне предъявляют обвинения: почему я молчу? Происходит ли это от равнодушия к общественной жизни? В том ли может быть причина, что я предпочитаю действовать только за спинами других, не открывая своих собственных карт?[26]
На такие обвинения молчать нельзя.
Мой интерес к общественной жизни не со вчерашнего дня, и я считаю, что моя любовь и преданность дорогим дням свободы доказаны пред русским обществом за много раньше до того, когда эти дни осуществились, доказаны тогда, когда сурово и очень сурово преследовались и эта любовь и эта преданность. И если в те дни я не скрывал своих карт, а открыто и в печати и в речах исповедовал свой символ веры, то неужели отрекусь от него в дни свободы или спрячусь за спиной других? Нет, конечно. Я думаю, что я доказал, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не прятался ни за чьей спиной и откровенно говорил то, что думаю.
И вот что я думаю по поводу текущих событий.
Борьба с правительством началась при довольно дружных усилиях всех партий: либеральной (буржуазной), социал-демократической, социал-революционной и анархистской.
Сперва преследовалась как бы одна цель, но в дальнейшем ходе событий карты каждой партии вскрылись.
Первая вскрыла свои карты социал-демократическая партия, убедившаяся опытом 48 года в Германии и всем дальнейшим, что только открытая политика и ее влияние могут привести ее к ее целям. Либеральная партия, в общем у нас удивительно малограмотная, к слову сказать, с ужасом увидела, что если плохо ей было от старого правительства, то при водворении социального строя ей и совсем придет конец.
При такой альтернативе партия либеральная пошла на соглашение с правительством при условиях исполнения и даже расширения обещанных реформ.
Условие было принято, и пока что революция, по-моему, остановится, и если все обещания будут выполнены, то жизнь и пойдет мирно своим новым руслом. В 48 году, как известно, социал-демократы ничего не получили. Только через 30
Своей иной политикой крайняя партия у нас добилась большего: не менее двадцати депутатам социал-демократической партии кресла в Государственной думе уже обеспечены.
На что дальнейшее могут рассчитывать крайние партии?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо кратко коснуться сущности учений этих трех партий. Задачи социал-демократической партии — борьба труда с капиталом. Цель — победа труда над капиталом и соответственное переустройство жизни в новом социальном государстве. Социал-демократическое учение обосновано и построено на материалистическом учении истории.
В основу этого учения автором ее Марксом положена исключительно на экономической почве эволюция по известной триаде Гегеля (тез, антитез и синтез).
Для уяснения этой триады Гегель приводит как пример зерно овса, брошенное в землю, противоположностью его, антитезом ему, будет растение, выросшее из этого овса, а синтезом — зерно урожая. Применяясь к законам человеческой жизни, Маркс берет три периода этой жизни: докапиталистический строй, капиталистический и послекапиталистический, или социальный.
Таким образом эволюция, закономерность и научная обоснованность ложатся в основу всего учения. Как река не может побежать вверх по руслу, так не может и жизнь идти по желанию того или другого, а пойдет по своим непреложным законам.
Процесс капиталистического строя неизбежен и необходим. За муки и страдания он дает самосознание, а результатом этого является единение. Буржуазия является в этом строе трутнем, оплодотворяющим улей. И только после окончания этого процесса буржуазия, как и трутень в улье, явится ненужной.
Когда окончится этот процесс? Ответим коротко. Совершенно определенно выяснены только пути, по которым идут к цели все культурные народы, но на горизонтах самых культурных стран в отношении сроков достижения цели все еще только туманная даль.
И больше чем когда-либо сильно убеждение, что все дело здесь в экономике. Несомненно можно сказать только одно: самый богатый экономически народ первый и придет к цели. Потому что только экономическая свобода вызывает неотложные потребности в других свободах: политических, религиозных и пр.
Каким путем идет человечество к своей цели? Главным образом самосознанием (а вследствие самосознания образованием, единением, организациями). Стачки здесь помогают? Принципиально — да, но с миллионом «но». В общем, это очень сложный и спорный вопрос, завлекший бы нас далеко, но вот конечный вывод: если бы организация была бы всеобщая, то ведь достаточно было бы одной угрозы, и не
