дороги в Поволжье, писатель решает предпринять путешествие и намечает маршрут: Сибирь, Дальний Восток, через Тихий океан в Америку и через Европу обратно в Петербург. Перед отъездом им было получено предложение принять участие в работах возглавлявшейся А. И. Звегинцевым крупной исследовательской экспедиции, отправлявшейся в Северную Корею и Маньчжурию. Это предложение, хотя несколько и нарушало планы Гарина, было принято им весьма охотно, поскольку представлялась возможность посетить один из интереснейших районов зарубежного Дальнего Востока.
И действительно, поездка по Северной Корее и Маньчжурии явилась для Гарина самой увлекательной частью его путешествия вокруг света. Отчасти это объясняется тем, что Гарин был одним из первых европейских путешественников, побывавших в стране, которая вследствие изоляционистской политики корейского правительства долгое время была недоступной для иностранцев. Достаточно сказать, что систематическое изучение Северной Кореи было начато русскими исследователями лишь в 1890-х годах, а экспедиция, возглавлявшаяся А. И. Звегинцевым, была наиболее крупной и по составу участников и по объему намечавшихся исследований.
Относящиеся к этой части путешествия записи Гарина отличаются и наибольшей полнотой, и большей систематичностью, и, наконец, наибольшей содержательностью и колоритностью.
Очерки Гарина написаны в распространенной в литературе о путешествиях форме дневниковых записей. Однако среди множества книг этого типа они выделяются присущей их автору исключительной остротой восприятия описываемого материала и яркостью социально-политических, бытовых и ландшафтных зарисовок, наконец живостью и эмоциональностью языка.
Эти качества тем более удивительны, если учесть совершенно необычные условия творческой работы Гарина. Он писал «наскоро», в железнодорожном вагоне, в каюте парохода, где-нибудь на ночлеге в корейской или китайской фанзе, примостившись к краешку походного ящика, или просто в поле, в мороз, под дождем. Не имея времени обработать записи, он передавал рукопись в редакцию и уже принимался за другие неотложные дела. С другой стороны, эта «телеграфная» быстрота его работы придала изложению исключительную динамичность.
Для автора очерков характерно стремление делать выводы на основе своих собственных впечатлений, стремление отрешиться от ходячих в то время представлений, в частности, от глубоко ложного представления о «дикости», интеллектуальной и моральной неполноценности корейского народа.
Корею Гарин посетил в период, когда она находилась в состоянии глубокого кризиса. Феодальная эксплуатация и царивший чиновничий произвол довели страну до крайних пределов разорения. Длительное время совершенно не развивалось сельское хозяйство, служившее основой корейской экономики, пали некогда процветавшие в Корее ремесла и искусство. Огромных размеров достигла экспроприация земель, в результате которой основная масса крестьян была обращена в безземельных арендаторов.
Политическая жизнь страны характеризовалась постоянной борьбой между феодальными группировками за влияние и власть. Экономическую слабость Кореи и ее неустойчивое политическое положение использовали в экспансионистских целях империалистические державы, особенно Япония, которая, стремясь захватить Корею, применяла все средства как экономического и политического давления, так и прямого вооруженного вмешательства. Незадолго до посещения Кореи Гариным Япония, ловко используя крестьянское восстание «тонхаков», вспыхнувшее в Корее в 1894 году, ввела в страну свои войска и, опираясь на военную силу, начала проводить широкую подготовку к захвату всей страны. Изменялась система управления государства, были реорганизованы корейская полиция и армия, поставленные под начало японских офицеров. Японскими агентами в 1895 году была убита корейская королева Мин, которая стояла во главе оппозиции Японии.
Корея очаровала Гарина своими необъятными просторами, прекрасными пейзажами, природными богатствами, высоким интеллектом и поэтичностью ее жителей, — наконец, тем сердечным приемом, который повсюду встречали русские.
Но писатель с грустью наблюдает здесь ту же картину, что и у себя на родине, — огромные природные богатства, могущие обеспечить довольство и счастье народа и бесправное, нищенское существование миллионов тружеников.
Понимая, что для процветания корейского народа нужны «безопасные, обеспечивающие его жизнь и потребности условия существования», Гарин, однако, основной предпосылкой для этого считает приобретение «технических знаний», без которых «в наше время нельзя быть богатым», учебу у более культурных народов. В этом сказалась ограниченность мировоззрения писателя, полагавшего, что возрождение страны возможно без коренных социальных преобразований.
Ошибочны и некоторые другие высказывания Гарина, например, о «детскости» корейцев, их неспособности к войне, но такие высказывания редки, да и в них сквозит в первую очередь уважение к миролюбию корейского народа.
Дневника Гарина дают многочисленные яркие примеры крепнувшей русско-корейской дружбы. Корейский народ, вынесший многовековую неравную борьбу с китайскими феодалами и японскими захватчиками за свою национальную независимость и оказавшийся в конце прошлого столетия перед угрозой империалистического закабаления Японией, понимал великое значение русского народа для освобождения своей страны. «Имя русского в Корее священно, — говорит Гарину кунжу города И-чжоу. — Слишком много для нас сделала Россия и слишком великодушна она, чтобы мы не ценили этого. Русский — самый дорогой наш гость».
Надо отметить, что братское отношение к корейскому народу и высокая оценка его моральных качеств были характерны для большинства русских путешественников в Корее. И это тем более важно подчеркнуть, что для многих западноевропейских и американских путешественников в Корее, так же как и для японских экспансионистов, было характерно пренебрежительное отношение к этому народу, взгляд на корейскую нацию как на неполноценную, не способную к прогрессу и к самостоятельному существованию. Клевета американских расистов на корейский народ у отдельных писателей доходила до изображения его как «гнилого продукта разложившейся восточной цивилизации». (G. Kennan, Korea: Degenerate state. «Out look», oct. 7, 1905, p. 409.)
Во время путешествия по Корее писателем был также собран и обработан фольклорный материал. Всего Гариным было записано до ста корейских сказок, легенд и мифов; из них сохранилось шестьдесят четыре, так как одна тетрадь с записями была потеряна в пути.
В этих простых рассказах, мифах, легендах, создававшихся самим народом, ярко отразились быт, мировоззрение и чаяния трудового народа Кореи. В них воспевается любовь к человеку, труду, уважение к женщине.
До Гарина корейский фольклор был издан в ничтожном количестве: две сказки на русском языке в русских изданиях, семь сказок — в английских изданиях. И после Гарина, насколько нам известно, так полно он не издавался еще никем.
Собранный Гариным в Корее фольклорный материал, являющийся самым значительным вкладом в корейскую фольклористику, представляет огромную ценность для изучения истории и литературы корейского народа.
После Кореи путь Гарина лежал через Китай, где он пробыл недолго: два дня в порту Чифу на Шаньдунском полуострове и пять дней в Шанхае.
Для Гарина неприемлемы некоторые «гнусные» законы, шанхайская Чайная улица и многое другое. Но основное в его отношении к китайскому народу — уважение к нации, которая, будучи «задавленной произволом экономическим, религиозным уродством, живет и обнаруживает изумительную жизнерадостность и энергию».
Как бы полемизируя с ходячими представлениями своего времени, Гарин «энергично протестует против обвинения китайцев в нечестности», сообщает, что в коммерческом мире китайцам «верят на слово очень крупные суммы», свидетельствует, что тип китайца, «которого считают долгом изображать на своих этикетках торговцы чайных и других китайских товаров», — не более как карикатура.
Через неделю пароход, на котором Гарин отправился из Шанхая, пришел в Нагасакскую бухту. Следующая остановка в Японии — порт Иокогама на восточном побережье Хансю. Гарин пробыл здесь три дня; он ездит по японским железным дорогам, интересуется крестьянскими полями, благоустроенными плантациями и садами, посещает заводы и железнодорожные мастерские.
Первое же впечатление от Японии рассеивает у Гарина навеянные произведениями французского
