Какие-то люди входили и выходили из палаты. Некоторых она узнавала, например, директрису и доктора Грейнджера. Появлялся также высокий ученого вида мужчина, с иссиня-черными волосами, о котором кто-то сказал, что он анестезиолог.
На следующее утро, находясь все еще в блаженном забытьи, Фиона мало понимала, что происходит вокруг. Все готовились к операции. Наконец, она осознала, что снова в своей палате, а на глаза наложен бандаж. Странно, но это обстоятельство ее совершенно не беспокоило. Женщина чувствовала ужасную усталость. Все, чего она желала, — спать, спать и спать!
К вечеру Фиона стала смутно ощущать, что вокруг нее суетятся доктора и медсестры. Но что касалось остального, она словно погрузилась в бесконечность времени. Из-за того, что постоянно находилась в темноте, мужественная пациентка не чувствовала, как день переходит в ночь. Но она и не делала попыток выйти из этого духовного затмения. Фиона чувствовала, что еще не готова столкнуться с реальной жизнью.
Затем наступило утро, и Фиона полностью пришла в себя. Первое, что она сделала, — потрогала повязку на глазах. Затем, услышав шорох возле себя, спросила:
— Который час?
— Только что пробило семь, мисс Бартон, — коротко ответила медсестра. — Вы чудесно поспали.
— Сейчас утро или вечер? — Фиона все еще ощупывала повязку.
— Утро, дорогая. Я принесла вам отличный апельсиновый сок.
Память тут же вернулась к Фионе, когда сестра поднесла к ее губам чашку, и обрушилась на нее с силой снежной лавины. Она вспомнила, почему лежит здесь, в темноте. Страх начал проникать в каждую клеточку ее тела. Вряд ли это временное состояние. Они уже прооперировали глаза. Наверное, все безрезультатно. Должно быть, она уже ослепла!
— Выпейте, мисс Бартон. Это вам поможет, — уговаривала сестра с профессиональной жизнерадостностью.
Фиона оттолкнула чашку:
— Я не хочу.
— Может, чашку чаю тогда?
— Ничего, ничего, спасибо. Когда придет доктор Лоррингэм, чтобы осмотреть меня?
— После одиннадцати.
Почти четыре часа прошло, подсчитала Фиона, самое время узнать хоть что-нибудь о том, как прошла операция. Нет смысла расспрашивать сестру. Ведь они никогда ничего не говорят. Она прекрасно помнит, как доктор Лоррингэм сказал ей, что нужно время, прежде чем все станет ясно. Но может, ее случай особенный. А вдруг доктора нарочно рассказывают о мрачных последствиях, чтобы подготовить пациента к плохим новостям. «Я уверена, они уже кое-что знают, — подбадривала себя Фиона. — Нужно только заставить их говорить».
Она была так напряжена, что не смогла даже притронуться к завтраку. Только сделала несколько глотков чая.
Наконец Фиона услышала, как отворилась дверь и раздался знакомый голос доктора Лоррингэма:
— Как себя чувствуете сегодня, мисс Бартон?
— Достаточно хорошо, чтобы выслушать все, что вы можете сообщить мне. Например, прошла ли операция успешно?
— Мы знаем ровно столько же, сколько и вы, — прямо ответил врач. — Вы держались очень хорошо во время операции. Что же касается остального, как я и говорил вам раньше, — это вопрос времени.
— Сколько времени потребуется? — резко спросила она.
— В данный момент я не могу сказать. Будем ждать, пока отреагирует зрительный нерв. Вы очень поможете себе, если не будете волноваться.
— А вы бы смогли не беспокоиться, если бы не знали, сможете ли снова видеть? — воскликнула Фиона, в ярости от его, как ей показалось, безжалостного равнодушия.
— Конечно нет. Только я бы постарался принять реальность, понимая, что от меня все равно ничего не зависит. Кстати, — продолжал доктор Лоррингэм, — вы можете принимать посетителей с сегодняшнего дня, если пожелаете.
— Я не пожелаю.
— Мне кажется, вы немного несправедливы к своим друзьям. Что нам сказать вашему жениху, когда он позвонит?
И Лоррингэм и директриса были одинаково удивлены, что достопочтенный Бобби Ивс так и не позвонил с тех пор, как Фиона оказалась в клинике. Даже если он и не знал о серьезности ее положения, можно было рассчитывать, что он позвонит удостовериться, что с ней все в порядке, ей не скучно…
Фиона ответила, на этот раз учтиво:
— Бобби не позвонит. Он в Париже. Вы же знаете, он считает, что я здесь только для того, чтобы восстановить силы.
— Вы совсем не помогаете себе тем, что отказываетесь от еды. Я слышал, вы даже не выпили апельсиновый сок утром.
— То, что меня кормят, как ребенка, начисто отбивает у меня аппетит.
— Вам принесут куриный бульон на ленч. Вы сможете справиться с ним почти без посторонней помощи, — бодро отозвался доктор, и Фиона подумала: «Кажется, я терпеть не могу этого человека».
Но исполненная намерения сделать все, чтобы ускорить выздоровление, она заставила себя проглотить и бульон, и сладкий крем, хотя богатой наследнице претило, что сестра кормит ее с ложечки.
Она думала, что все еще спит, как вдруг знакомый и такой родной голос окликнул ее из темноты.
— Фред! — вскричала она. — Это вы!
— Конечно. Я не разбудил вас, надеюсь?
— Нет, я только дремала. Но как вы сюда попали? Я же сказала, что не хочу никого видеть, — запротестовала бедняжка, признаваясь в душе, что так хорошо, когда рядом с ней кто-то, кого она знает, а не эти сводящие с ума своей жизнерадостностью сестры.
— Я воспользовался своей магической силой убеждения, — засмеялся Фред.
— Который час?
— Почти четыре.
— Мне должны принести чай с минуты на минуту. Вы тоже выпьете?
Она неожиданно обрадовалась, когда Фред ответил:
— С большим удовольствием.
— Здесь где-то есть телефон. Может, вы позвоните и попросите их принести еще одну чашку? И пусть подадут что-нибудь вкусненькое.
Фред отдал необходимые распоряжения и, понимая, что их в любую минуту могут прервать, принялся непринужденно болтать, пока не появилась молоденькая сестра с подносом.
Он выяснил у директрисы, к которой немедленно проникся симпатией, что Фиона ничего не знает о Бобби и Линде Пейн. Фред узнал, что пока доктора не могут сказать, удалось ли им спасти зрение Фионе. Возможно, пройдут недели, прежде чем они смогут это выяснить. Директриса предупредила его: «Мисс Бартон этого не знает. Мы должны убедить ее, что ей не придется ждать очень долго».
Поначалу директриса была шокирована, услышав о поступке Бобби: «Этот мужчина чудовище, если поступил так с мисс Бартон в ее состоянии».
Поскольку Фиона не могла читать газеты, не было особой опасности, что она узнает о неверности Бобби. Но, как опасался Фред, тот мог в любую минуту прислать ей телеграмму или письмо. У него хватит наглости даже позвонить. Но директриса не считала себя вправе утаивать от пациентки корреспонденцию, если только не будет соответствующего указания врачей.
— Насколько я понимаю, я могу сообщить ей новость с тем же успехом, как и любой другой, — размышлял вслух Фред. — Если побеседую с доктором Лоррингэмом, пока я здесь, то… — Про себя же он подумал, что это самое неприятное поручение в его жизни.
Директрисе вскоре удалось связаться по телефону с доктором Лоррингэмом. Выпустив порядочный поток ругательств в адрес Бобби, доктор сообщил, что не видит причин скрывать это известие, при условии,
