Ян подошел к ним, взял поводья из рук Деборы и увел лошадь.
— А если нам с вами вскоре снова сходить на ланч? — предложила Дебора Виктории, когда Хантер пропустил ее через калитку.
— Великолепная идея!
«По крайней мере, — подумала Виктория, — появится возможность задать ей еще несколько вопросов».
— Что вы думаете об этой девушке? — спросил Хантер Викторию, оставшись с ней наедине.
Она умолчала о том, что встреча с Деборой устранила некоторые ее подозрения относительно Сина Майкла. Стало ясно, что отношения Деборы с ним не покоились на жажде денег или власти. Ее искренняя привязанность к столь распутной и лживой личности противоречила всем другим высоконравственным принципам Деборы Шедмур.
— Как, по-вашему, отреагировал бы отец Деборы, узнай он о Сине Майкле? — вопросом на вопрос ответила Виктория.
Слова Хантера были полной неожиданностью для нее:
— Он знает об этом с самого начала. Я ему все рассказал. — Хантер помолчал. — Такую же услугу он как-то оказал и мне.
Почему так получается, раздумывала Виктория, что как только у нее зарождается надежда, что она приблизилась к пониманию Хантера, его внутреннее «я» тут же ускользает от нее?
Он поступает благородно, считала она, пытаясь спасти репутацию Яна и предотвратить его депортацию. С другой стороны, весьма предосудительно то, что он вмешивается в любовные дела Деборы. Все это, как поняла Виктория, осложняет ее будущие встречи с девушкой из семьи Шедмур, поскольку ей придется делать вид, что Хантер ничего ей не говорил.
Хантер остался у конюшни в компании своих лопоухих лошадей: Виктория покинула его под предлогом необходимости поработать в архиве.
«Еще несколько недель — и я вернусь к нормальной жизни». Эта мысль заставила ее чуть ли не рассмеяться вслух. Она вспомнила частые предупреждения Мэрсайн о том, что «нормальное» — это опасное состояние души. «Голливуд — это устрица, милая, — говаривала ее мать, — и большинство людей даже не знает, какой он на самом деле. Будь благодарна, что тебе известна его подноготная».
Если бы не влияние отца, то Виктория, став взрослым человеком, так и не узнала бы почтовые индексы городов за пределами Лос-Анджелеса.
Виктории нравилось фантазировать о том, что было бы, если бы Мэрсайн Кэмерон осталась в неизвестности. Но выйдя замуж сразу же по окончании школы за университетскую спортивную знаменитость, Мэрсайн с мужем сделала первые шаги на сцене в пригороде. Местный конкурс самодеятельных талантов внезапно завершился подписанием с ней, избранной королевой красоты, контракта, который в конечном счете ввел Мэрсайн в мир звезд.
Ее расставание с мужем осталось лишь разменной монетой на торгах жизни, и воспоминание о нем быстро растаяло в тумане прошлого.
Мэрсайн целыми днями была занята на репетициях и вечером возвращалась домой смертельно усталой, поэтому детские годы Виктории прошли рядом с отцом. Виктория понимала, как сильно он любит ее мать. Так было до его смерти в то лето, когда ей исполнилось тринадцать. «Сказка хороша лишь для того, чтобы погружаться в нее время от времени, — обычно говорил ей отец о преклонении Мэрсайн перед камерой, — но жить-то приходится в реальном мире».
Именно отец задавал Виктории множество трезвых вопросов типа «обеспечены ли двенадцать гномов страховыми полисами на случай обвала в шахте?», «была ли обвинена в уголовном преступлении злая королева, пытавшаяся убить принцессу отравленной прялкой?», «возможно ли, чтобы Золушка танцевала в хрустальных туфельках?». Виктория могла благодарить отца за развитое в ней чувство юмора, а также за то, что он убедил ее попытаться воплотить свои мечты в жизнь за пределами «фабрики снов».
«И вот теперь я оказалась в средневековом замке в окружении стаи чокнутых слуг, психопата — автора анонимных писем, а также постоянно погруженного в раздумья принца, — размышляла она. — Если бы только папа мог увидеть меня в эти минуты…»
Ее вернул к реальности голос миссис Мэджин, раздавшийся у дверей комнаты Хантера.
— Обед подать в обычное время? — обратилась она к Виктории.
— А почему бы и нет? — удивилась Виктория. — Я уверена, что мистер Тэппинг после полета проголодается.
— Ему предстоит здесь большая работа, вы же знаете, — заметила миссис Мэджин.
«Она снова пытается меня подловить», — поняла Виктория.
— Да, именно за это адвокатам и платят кучи долларов, — довольно легкомысленно ответила она.
— Вы думаете, он добьется успеха? — спросила домоправительница.
— Полагаю, что именно на это рассчитывает Хантер, — ответила Виктория и взяла со стола пачку полученной почты.
Она надеялась, что проявленное ею таким способом безразличие вынудит миссис Мэджин отправиться дальше в поисках человека, которого она сможет вывести из себя.
— Было бы лучше вернуть его обратно, — сухо продолжила миссис Мэджин. — К чему он вообще здесь?
Виктория продолжала работать, даже не взглянув на Мэджин. Она знала, что это вызовет разочарование домоправительницы.
Миссис Мэджин откашлялась.
— Но ведь все в замке об этом говорят! — раздраженно сообщила она Виктории.
Виктория подумала, что о чем бы ни говорили в замке, источником всех пересудов, несомненно, была сама домоправительница.
— Так о чем же говорят в замке, миссис Мэджин?
— О Яне. Разве вы не знаете?
Виктория хотела ответить, но ее отвлек затерявшийся в пачке писем пергаментный конверт.
— Полагаю, что если у вас, миссис Мэджин, есть вопросы, — сказала она, — то вы должны задать их мистеру О'Хари.
Заметила ли миссис Мэджин перемену в ее голосе или же она увидела, как Виктория быстро положила конверт под остальные письма — с тем, чтобы ознакомиться с его содержанием, когда останется одна, — так или иначе, но тонкие губы миссис Мэджин изобразили дьявольскую улыбку.
— Эти письма, — сказала она, кивнув в сторону почты в руках Виктории, — не перестанут приходить до тех пор, пока Самого не постигнет участь сэра Патрика.
Вопреки своим истинным чувствам Виктория сохранила спокойствие. Она содрогалась от мысли о том, что может содержать это новое письмо. Последнюю угрозу жизни Хантера?
— Так что же вам известно об этом? — спросила она.
— Достаточно, чтобы держать свою дверь по ночам на запоре, — ответила миссис Мэджин, излучая удовлетворенность человека, располагающего преимуществом.
Приход в этот момент Хантера совпал со звонком его личного телефона, установленного рядом с кроватью. Находясь к нему ближе всех, Виктория сняла трубку. Она надеялась, что Хантер услышал конец разговора, так что ей не придется пересказывать ему его содержание.
— Алло, — прозвучал в телефоне женский голос. — Могу ли я поговорить с мистером О'Хари?
Виктория узнала голос: тот самый, который в день посещения Хантером доктора спрашивал, выехал ли мистер О'Хари.
— Да, минутку, — ответила Виктория. — Не могу ли я сказать ему, кто его спрашивает?
К этому моменту Хантер уже оказался у телефона.
— Это не имеет значения, — сказал он. — Я поговорю.
Виктория отошла в сторону, когда он взял трубку. Миссис Мэджин, отметила она, уже вышла из комнаты. «Из вежливости я должна поступить так же», — подумала Виктория. Но естественное любопытство заставило ее замедлить шаги.
