гарью, страхом и озоном.
Закопченные, провонявшие дымом люди собирались в центре загона. То на одном, то на другом черном от сажи лице вспыхивали белозубые улыбки. Напряжение отступало.
Дженни не чувствовала собственного тела. Рук своих не чувствовала. Кажется, она сильно ободрала плечо, но сейчас у нее не было сил ощутить боль. Из темноты вынырнул невысокий, абсолютно черный парень. Странно сверкнули прозрачные серо-голубые глаза.
— Мисс О'Хара! Вы настоящая героиня. Вот это женщина! Что, не узнаете меня?
— Узнаю, Фредди. Ваш звонкий голос не перепутать ни с чьим другим.
— Фредди, отойди от моей женщины!
Дон Фергюсон, грязный, как сама преисподняя, усталый, как тысяча шахтеров, и довольный, как неизвестно кто, вышел из темноты. Рубашка превратилась в лохмотья, голубые джинсы приобрели ровный черный цвет, сапоги обгорели. Крепкие, мускулистые руки были покрыты волдырями и ссадинами. Дженни улыбнулась ему, стараясь не думать о том, КАК она сейчас выглядит.
— Мой Грязный Босс, я приехала сообщить, что к завтрашнему приему все готово.
Громкий смех двух десятков молодых и здоровых мужчин потряс затихшую сельву. Дон тоже смеялся, не спуская синих глаз с Дженни.
— Мисс О'Хара, я рад это слышать.
— Дженни, Просто Дженни.
— Не просто Дженни. Дженни-Героиня. Дженни-Амазонка. Ура Дженнифер О'Хара!
— Ура-а-а!!!
Он подошел к ней и взял ее за руку.
— Ты сумасшедшая рыжая ведьма, Дженнифер. Кой дьявол принес тебя сюда?
— Я испугалась.
— Я же говорю — сумасшедшая. Когда женщины пугаются, они бегут ОТ. Ты рисковала.
— Я должна была тебя увидеть.
— Рыжая…
Он медленно отвел грязные спутанные волосы с ее щеки.
— Дома меня убьют за то, что я тебя не отправил. Они там с ума сходят…
— Им не до меня. Последнее, что я слышала перед отъездом, это вопли Лены о том, что ее чемоданы надо спасать в первую очередь.
— Ты недобрая.
— Я злая. И грязная. Как я покажусь в доме? Твоя Лена меня с землей сравняет.
— Только не говори, что тебя волнует ее мнение.
— Нет. Меня волнует твое.
Звенящая цикадами ночь неожиданно надвинулась на них. Сквозь острый запах гари и беды Дон чувствовал и другой запах, острый и будораживший его запах возбуждения. Чувственный, недоступный никому, кроме него. Запах самки, стоящей перед самцом.
Еще одно слово, одно прикосновение — и мир взорвется.
Он стиснул зубы, потряс головой и заметил почти непринужденным голосом:
— Домой и впрямь лучше не заявляться в таком виде. Послушай, у ребят найдется шампунь, а около реки мы построили небольшую душевую. Она не слишком комфортна, и туда любят заползать ужи, но я их выгоню, и мы сможем смыть с себя хотя бы часть грязи…
— Дон Фергюсон! Ты меня склоняешь… к чему?
— К тому, чтобы помыться.
— Я боюсь змей.
— Я войду туда с тобой и посторожу.
— Ага, размечтался!
— Я встану спиной и не буду смотреть, клянусь. К тому же там все равно нужна мужская рука.
— Зачем?
— Подкачивать насос. Он немного туговат.
— Ладно. Но ты дал слово!
Чтоб я им подавился, невесело подумал Дон, ведя свою чумазую фею по узкой тропинке к реке.
Душевая была очень условная. Собственно говоря, чего или кого было стесняться молодым парням? Дон объяснил, что в жару здесь бывают и женщины, готовят еду, а кроме того иногда после грозы в реке полно всяких зловредных личинок, которые норовят забраться под кожу. В душе есть против них фильтр.
Он отдал Дженни бутылку с шампунем и отвернулся.
Шорох одежды, падающей на пол. Сдавленное шипение Дженни — это она прикоснулась к ссадине. Журчание воды. Запах шампуня. Тихий, восторженный стон удовольствия.
— Никогда не думала, что приду в такой экстаз от тоненькой струйки воды сомнительной чистоты. Боже, как хорошо! Дон, мы словно в аду побывали…
— Ты бы помолчала, мисс О'Хара. Сейчас как обернусь…
— Не обернешься.
— Почему это?
— Ты дал слово.
Когда она тронула его за плечо, он едва не позабыл о своем обещании, но взял себя в руки, сдернул с дощатой стены забытый кем-то купальный халат (поскольку им не особенно пользовались, он оказался практически чистым) и протянул назад.
— Могу поворачиваться?
— Можешь. Мне тебя тоже посторожить?
— Обойдусь.
— Тогда я прямо здесь, у берега прополощу джинсы и футболку.
— Придется в мокром ехать…
— Тут недалеко. После душа я не могу даже смотреть на эту грязь. Хоть что-то отстирается…
Она выскользнула за дверь. Халат доходил ей едва до колен.
Дон энергично потер ладонью лицо. Античные герои — слабаки по сравнению с ним. Стоять спиной к обнаженной Дженнифер О'Хара, не будучи импотентом, слепым, глухим и ста лет от роду — это подвиг.
Дон бросил останки рубахи на пороге. Пригодится в качестве половой тряпки. Джинсы упали в угол, что его даже удивило, он думал, они просто останутся стоять.
Качать воду он давно приноровился, так что процесс омовения проходил без задержек. Измученное тело благодарно откликалось на ласковые прикосновения пены и прохладной воды, мышцы переставали ныть…
Шорох за спиной. Дон стремительно повернулся, не переставая подкачивать воду. И замер. В дверях стояла Дженнифер. Блестящие глаза в темноте казались черными провалами на белом лице. Ее кожа и вправду светилась…
Дженни не могла отвести от Дона глаз. У него была фигура атлета или древнего воина. Смуглая кожа, ровный бронзовый загар по всему телу. Ни единой светлой полоски. Дженни сквозь шум крови в ушах вспомнила хихиканье Гвен… «Они там загорают, как у нас принято. Не то, что в городе. Никаких плавок…»
Гладкая, безволосая, как у индейца, кожа. Выпуклая мускулистая грудь — словно два бронзовых блюда перевернули вверх дном. Темные маленькие соски. Светлый страшный шрам тянется наискось от левого плеча к правому бедру. Впалый живот, твердый, как камень, даже на глаз. Узкие бедра. Длинные стройные ноги бывалого наездника. И то, на что был устремлен зачарованный взгляд Дженни…
Она видела обнаженную натуру. В деревне под Дублином тоже предпочитали загорать, в чем мать родила, и уж конечно не стеснялись при этом детворы. Видала она и раздетого брата, Мориса. Став старше и переехав в Лондон, ходила в музеи, видела античные статуи.
И все же обнаженный Дон Фергюсон потряс Дженни. Она видела, что он возбужден до предела, видела, чего стоит ему сдержаться и не наброситься на нее… Он был так прекрасен и так сексуален, что она чувствовала, как плавятся ее колени, подгибаются ноги, и все начинает плыть перед глазами.